Дмитрий Николаевич поглубже засунул озябшие руки в карманы пальто, а перед глазами стали проноситься картины триумфального выступления литфака на фестивале «Студенческая весна». Инюшкин тогда был еще совсем молодой, зеленый и бесстрашный. Без очков и седых волос в буйной шевелюре. В то время казалось, что ничего невозможного нет и если захотеть, то любая цель окажется достижимой.
На той «студвесне» они отчаянно бились с факультетом физического воспитания за призовые места. У спортсменов были шикарные танцевальные и гимнастические номера. Тут с ними тягаться даже не стоило, хотя филологи все равно старались. Выступления естественно-географического факультета, где, кстати, учились его нынешние коллеги, Виталя Личун и Лена Суханова, еще один преподаватель биологии, тоже хорошо запомнились. У них были просто уморительные пародии на геологов-исследователей, туристов и романтические песни о путешественниках. Странно, в ту пору Личун не был таким истериком, как сейчас. Хотя и тогда больше напоминал разъевшегося медведя. Лена рассказывала, что многие номера их факультета делались с его горячим участием. Куда же теперь делся этот энтузиазм? Ведь Виталик совсем не дурак, да и чувство юмора у него имеется… имелось. «Сейчас кажется, что я помню совершенно другого человека». От этой мысли на душе Инюшкина стало совсем погано, потому что она логично тянула за собой вопросы, на которые отвечать не хотелось: «А я сам? Я сам-то разве такой же, как раньше?»
На том фестивале литфак все-таки победил. И с большим отрывом, потому что их истории всегда были интересными, острыми, артистичными. В конце концов, не напрасно же именно из литературного факультета Пензенского педагогического университета вышли такие молодые монстры сцены, как Павел Воля, диджей «Камеди Клаба» Антон Антонов… Для себя Дмитрий Николаевич тоже видел совсем другое будущее: яркое и грандиозное, похожее на «дорогу из золотого кирпича», как он сам его называл. Но практика в Четвертой школе почему-то превратила все его грандиозные планы в пустой звук, затянула, стала его жизнью. Как? Когда? Почему? Ведь он даже не заметил момента, когда все его стремления стали ограничиваться планами на завтрашние уроки и внеклассные занятия.
В последнее время Инюшкин все чаще задумывался над тем, что пришла пора кардинально менять жизнь, если он хочет добиться в ней чего-то большего.
– Сдам эту дурацкую елку и пошлю школу ко всем чертям. Иначе отсюда не выбраться. – тихо произнес Дмитрий Николаевич и упрямо сжал губы.
В очередной раз оглядевшись, он заметил, что, погруженный в свои невеселые думы, снова промахнулся и оказался теперь перед дверями библиотеки. Она располагалась у входа в подвал, где были раздевалки и кабинет труда мальчиков. Из-под двери пробивался свет, и учитель удивленно приподнял брови: время было уже позднее, кто же это возится там среди ночи?
– Вечер добрый, – приоткрыл он незапертую дверь.
– Добрый, добрый. Заходите скорее внутрь, в коридорах скозняк – аж с ног сбивает.
По голосу Инюшкин узнал Ольгу Николаевну Маркову – школьного библиотекаря. Она вышла из-за книжного стеллажа и приветливо посмотрела на неожиданного гостя. Ольге Николаевне было лет сорок, и она совсем не утратила женского очарования.
– Что это вы полуночничаете? – улыбнулся учитель, плотно прикрывая за собой дверь. В библиотеке было немного теплее, пахло бумагой, пылью и канцелярским клеем.
– Книги, журналы разбираю. Приказано до Нового года навести порядок, а времени уже немного осталось. А вы что же?
– Да праздничный утренник готовлю.
С Ольгой Николаевной у Инюшкина сложились хорошие, даже можно сказать – слегка приятельские отношения. С ней было интересно поговорить, обсудить школьные дела, ну и конечно, новинки литературы, классиков. Домой учителю литературы все так же идти не хотелось – было страшновато снова рухнуть в депрессивное болото и до утра заниматься бесполезной археологией, копаясь в собственных недостатках. Так что он даже не успел подумать, как услышал свой голос:
– Давайте я вам помогу.
– А утренник?
– На сегодня я с ним уже покончил – голова отказывается работать. Но руки еще могут.
– Тогда не откажусь. Тут еще мороки на сто лет вперед, так что милости прошу. Только пальто на вешалку повесьте, а то испачкаетесь – тут местами очень пыльно. Да и сами книги…
Инюшкин последовал ее совету и, поеживаясь, пошел в тот же угол, где хозяйничала Маркова. Работа у них спорилась на удивление быстро. За неспешной болтовней время летело незаметно, и книжные стопки выстраивались аккуратными рядами. Подойдя к очередному шкафу, Дмитрий Николаевич заметил, что тот гораздо старше своих собратьев:
– А это у нас что за музейный экспонат?
Библиотекарь вынырнула из соседнего прохода между стеллажами и усмехнулась:
– А, этот? Вы почти угадали. Он в библиотеке еще с тех пор, когда школа была реальным училищем. Ее же открыли еще в 1888-м. Вот примерно с тех времен тут и копятся всякие документы, книги и прочие ценности. Что-то жгли, что-то нет. Сюда все преподавательские архивы кидали, как-то уж так повелось, в кладовку – она как раз за этим шкафом, как мне предыдущий библиотекарь говорила. Надо бы этот схрон открыть да разобрать, только руки все никак не доходят.
Инюшкин заглянул в щель за шкафом:
– Там, наверное, и музейные вещи есть.
– Конечно. Я несколько лет назад туда заглядывала, когда в библиотеке перестановку делали. А потом какой-то умник воткнул сюда шкаф и дверь загородил. Ну а мне, сами понимаете, таскать его не по силам. Вот все так и тянется. Никому эти материалы не нужны оказались – музейные они там или нет.
Дмитрия Николаевича стало разбирать любопытство:
– А что там хранилось, не помните?
– Ой, да откуда – столько лет прошло. Записи старых педагогов, дневники, учебные материалы, ну и книги, конечно. Точнее, увы, не скажу. Но там, наверное, лет за сто, не меньше, всякого добра. Только разбираться с ним некому – у меня у самой дел невпроворот. Просила помощника, директор сказал: попозже. Так это «попозже» и тянется.
– Может, там и сценарии утренников имеются? – в шутку спросил Дмитрий Николаевич, хотя в душе шевельнулась робкая надежда на чудо. Может, его предшественники решили задачу проще и изящней, чем он? Дело за малым – найти чужой сценарий и выдать за свой.
– Вполне возможно. Там очень много материалов осталось от старых преподавателей, пионервожатых, завучей и все такое.
– Ольга Николаевна, не сочтите за навязчивость, но вы не будете против, если я туда загляну? Обязуюсь обращаться со всем аккуратно и трепетно. Вы же меня знаете.
– Сейчас?! – оторопела библиотекарь.
– Я вас не задержу – только погляжу, что там есть, и все.
– Ну вы, Дмитрий Николаевич, и авантюрист!
Маркова явно все еще сомневалась, но, видимо, и ей любопытство было не чуждо.
– С новогодним праздником совсем напряг? – понимающе улыбнулась она, подыскивая повод, чтобы согласиться.
– Не то чтобы совсем. Концепция у меня есть, даже кое-какие наброски сегодня сделали с одним из старшеклассников, но как-то все не так и не то. А хочется сделать что-то оригинальное, стоящее.
– Ну да. Если уж берешься, то делай хорошо… Ладно. Сейчас ломик принесу. Там за шкафом дверь, но она не запирается, кажется. Так что ключ искать не нужно. Только обещайте, что будете аккуратным.
– Честное пионерское! – отдал салют Инюшкин.
– Иногда вы такой мальчишка, Дмитрий Николаевич, – засмеялась Маркова.
Через несколько минут тяжеленный шкаф был с трудом отодвинут, и учитель протиснулся в небольшую каморку, где царил полный мрак, пахло пылью и плесенью. Потолок был низкий, поэтому пришлось опуститься на четвереньки.
«Как в склепе, – мелькнула крайне неприятная мысль. – Надо бы выбираться отсюда! Эх, сидел бы лучше в бункере!»
Но бежать было бы позорно перед библиотекаршей. Лучше бы помалкивал насчет помощи – а сейчас поздно.
Инюшкин сцепил зубы и пополз дальше по каким-то мерзким тряпкам и ворохам бумаги, напоминающим мертвые тела каких-то отвратительных существ.
«Что за бред, какие тела?! Это просто свалка старых бумаг!»
Посветив себе фонариком на мобильнике, он осмотрелся. Кругом валялись старые мешки, набитые бумагой, заваленные горами отдельных листов, подшивок, книг и папок. Стопки, перевязанные бечевками, лежали на полу друг на друге.
Быстро пробегая взглядом по корешкам, на которых еще можно было что-то прочесть, Инюшкин наткнулся на надпись «Сценарий новогодней елки» и чуть не сел от удивления. По правде говоря, такой удачи он не ожидал, но, похоже, судьба решила сделать учителю подарок. Может, он все же выбрал правильный путь? Пусть и не из золотых кирпичей.
Дмитрий Николаевич извлек папку со всеми возможными предосторожностями, но все равно закашлялся от облака едкой бумажной пыли. Выйдя из кладовки на свет, он осторожно раскрыл находку и прочел заглавие на основательно пожелтевшем титульном листе – «Дневник практики студентки Пензенского учительского училища Инессы Октябревой». Перевернув еще пару листов, Инюшкин захлопнул папку, сдул с нее остатки пыли и впервые за последние месяцы по-настоящему улыбнулся.
Глава шестая
Кое-как расшвыряв мешки, Инюшкин сослался на срочные дела, вернулся в бункер и открыл найденную папку. На него пахнуло спертым запахом мокрой бумаги, и сердце вдруг забилось как-то особенно сильно.
Появилось странное ощущение покалывания в пальцах – словно их стало сводить от холода.
Сохранившиеся листы оказались чем-то вроде дневника студентки-практикантки и были подписаны Инессой Октябревой. Никакой особенной системы там не было, действительно это больше походило на дневник, чем на рабочие записи.
Точные даты не указывались, но по содержанию и пылу становилось понятно, что написано все это где-то в тридцатые годы. «Почти сто лет прошло», – подумал Дмитрий Николаевич, откладывая очередную страницу.