ули из-за волос.
– А теперь смотри на меня. Внимательно. И выбирай, чей взгляд будет страшнее. И какой взгляд будет вернее тебя преследовать ближайшее время.
Взгляд у брата был нехороший, и в этот момент по всем статьям перебивал ночной взгляд ведьмы.
– Не угомонишься, я тебя здесь оставлю. А матери скажу, что тебя и правда подменили. Мальчика забрали, чурбак деревянный подсунули. И какое-нибудь полено привезу. Ты у нас знаменит своими выкрутасами, она поверит. Хочешь?
Петька замотал головой. В том, что брат так сделать может, сомнений не было.
– А не хочешь, так сиди тихо и каникулы мне не порть.
На глаза сами собой навернулись слезы – и так плохо, а тут еще не верят, и все шишки снова достаются ему. Ведь если бы Санечек хотя бы раз услышал его и поверил…
– Мавка только что была в реке, – крикнул Петька. – Ее Солька видела. Мавка хотела меня на дно утащить, а Солька не дала. Спроси у нее. И Солька и Тарас – они оба ее видели.
– Жалко, что не дала. Мы бы уже домой ехали.
Дальше Санечек пошел один, а Петька остался сидеть. К нему тут же примчался Горыныч, ткнулся мордой в лицо, требуя ласки, уселся рядом, нагло придавив.
– Но ты же все знаешь, – прошептал Петька, утыкаясь ему в шею. Горыныч языком слизал Петькины слезы. – Ты видел этого змея. И мавку видел. Чего ты молчишь?
Горыныч встряхнулся – рубаха на Петьке была мокрая, бок у собаки тоже намок.
Глава четвертаяСила подорожника
Петька лежал на кровати и смотрел в окно. Вечерело. В стекло бились комары. Странные они были. Нормальные комары облетали препятствия, а эти шли напролом, словно снаружи их что-то гнало внутрь. Заглянул Витек. Заметил Петьку, сделал шаг назад. Петька повернулся. Витек пятился, словно пытаясь скрыться с глаз, но его все равно было видно.
– Ты чего? – крикнул Петька.
Витек отошел еще дальше, зацепился за стол. Показалось, что ушел. Но вдруг он засопел и выдал:
– Я за подушкой.
– Какой подушкой? – не понял Петька.
– Ну та, что рядом с тобой. Моя.
Петька оглянулся. На их большую кровать кинули три разноцветных подушки. Две достались парням, Витьку в красной, а Петьке в синей наволочке. На оставшейся, серой, отлично помещались Санечек с Леночкой. Витькина выцветше-красная подушка криво свисала с кровати, и около этой кровати не было рюкзака. Его уже забрали. Осталось подушку взять. Значит, переезжает.
– Ты не думай, – крикнул Витек от входной двери. – Я сегодня ходил тебя искать. Чуть в болото не провалился. А еще меня Санька заставил на дерево лезть и кричать оттуда. И я полез. Все руки исцарапал. И если бы у меня были трусы, я бы тебе дал. Но у меня нет.
Петька сгреб подушку, помял в руках.
– Я к дяде Мише ночевать пойду. Он мне в холодной разрешил остаться.
Петька спрыгнул с кровати.
Витек шарахнулся за порог, чуть не навернулся на ступеньке.
– Это может быть заразно! – выкрикнул он. – Солька прибегала, какой-то порошок принесла. Если тебя порошком тем посыпать, ты человеком станешь. Сказала, что проклятье к тебе с Тарука перекинулось. И может дальше пойти. А я не хочу голым просыпаться.
Петька молча швырнул в друга подушкой. Витька принял снаряд, прижал к себе.
– А еще Санька к бабке ихней ходил, – он говорил и не мог остановиться. Желание оправдать себя распирало его изнутри. – Она какая-то совсем глухая. Сказала, что если Санька к ней еще раз придет, она его проклянет. А Солька сказала, что бабка ее из вепсов, она еще и не такое может, и пообещала мне верное средство дать. Говорит, у них за забором дохлая кошка уже месяц лежит. Если ее сжечь и пепел подмешать тебе в чай, то ты вылечишься. И вообще она обещала тебе помочь. Ты ее держись.
Петька молчал. Витек всегда был трусоват. Он и с Петькой-то общался из трусости, боялся быть один, не как все.
– Ты не говорил, что мы поедем к вепсам, – продолжал говорить Витек. – Сказал, на денек. А мы тут застряли, и телефон не работает. Меня мать ругать будет.
Петька почувствовал, что устал. Вот как-то прямо в этот момент. Он попал в совершенно дурацкую ситуацию и ничего сделать не мог. А вокруг люди были настолько талантливы, что делали все только хуже.
– Сказал бы, что к вепсам собрался, я бы не поехал. Кто ж вепсов не знает. – Витек немилосердно проминал бока подушке. – Вепсы всегда колдунами были. Чудью. Они клады чуют за версту. От их взгляда молоко киснет.
Петька поморщился. Если тут что и кисло, так только у него на душе от всех этих рассказов. Не ожидал он, что Витек окажется таким подкованным в вепсских сказаниях. Эдак он мог развернуться на целую лекцию про традиции и обычаи морочного народа. Вырастет, станет Бажовым, великим сказочником. От радостной перспективы Витькиной жизни легче Петьке на душе не стало, и он пошел обратно к кровати.
– Что за порошок? – спросил он уныло.
Витек сунул руку в карман. С него сталось бы вытащить сейчас горсть этого непонятно чего и сдуть в сторону приятеля. Петька попятился. Поймав движение, Витек скрылся.
Петька растянулся на кровати. Посмотрел наверх. Желтоватая бумага на потолке ничего ему не явила. Может, ничего и не было? Может, ему все приснилось? Это просто такая длинная ночь, и она все длится и длится. Бывают же кошмарные сны с продолжением.
Хлопнула входная дверь. Все, сны отменяются. Снова реальность пожаловала.
Реальность проявилась в виде Тарука. Он бодро рассказал, что сразу после драки сапогами Санечек вместе с ним сходил к дому Палаги. Они откатили машину подальше от балки, зашли в дом. Фотографии светловолосой женщины на столе не было. Да и не она это была, не ведьма. Тарасий вспомнил рассказ своей бабки, что ведьма, когда-то жившая в том доме, была низкой, сгорбленной и волос на голове не имела. Всегда ходила в платке.
– Там еще даты стояли, – вяло напомнил Петька. – Кажется, семьдесят третий.
– Нет, это не Палага, – отмахнулся невероятно разговорчивый сегодня Тарук. – Она лет десять назад померла. И лысая.
– А Нойдола это что?
Петька ожидал, что Тарук уйдет от ответа – почему-то он это делал постоянно, но сегодня у него был другой настрой.
– Это деревня, к Питеру ближе. Народу там было тьма. Все больше колдуны. А потом – раз – и захирела. Заводик так был, закрылся, дорога разбилась, болото наступило. Стали люди уезжать. Бросали все и уезжали. И совсем уехали. Никого не осталось. Совсем. Туда сейчас только сталкеры ходят. На велосипедах или пешком. На машине не проехать. Палага была оттуда. Здесь у нее родственник жил.
– И что, у нее правда все потом померли?
– Не знаю, – пожал плечами Тарук и стал ковырять коленку. Ранки закровили.
Петька вспомнил, что у него тоже есть поджившие царапины – на локте и на ноге. На ноге – это он ночью расцарапался, а на локте…
Он вдруг вспомнил, где заработал царапину на локте. Вчера в доме. Точно! Солька была права. Все ходили и ничего, а он, как лось, цеплялся за все углы и царапался.
– А змей на самом деле есть?
Тарук перестал изучать цвет своей крови и выпрямился. Момент разговорчивости закончился.
– Солька говорила, ты специально нас привез, – напомнил Петька.
Тарук попятился.
– Ты подменыш? На их стороне?
Заскрипели доски пола – Тарасий сбежал.
Все сходилось. Тарасия завербовали темные силы, и теперь он таскает этим силам свежую кровь – уговаривает путешественников свернуть в Матвееву Сельгу. Люди приезжают и пропадают. А так как никто заранее сюда не собирался, то тут их не ищут. Ищут в других местах и не находят. А в этих проклятых сельгах и горах растет где-то в репейниках кладбище брошенных автомобилей. Надо походить по округе, поискать. Далеко машину не утащишь. Если только эти машины потом не сдают на металлолом. Точно! Это же отличный бизнес. На этом здесь и живут. То-то дядя Миша даже не удивился их появлению. В дом сразу пустил. Отлаженная схема. И Тарук здесь проводник. Вот пойдет сейчас Витек спать к дяде Мише, а утром его уже не будет. Сожрет его кровать. И только подушка останется. С красной наволочкой.
Петька посмотрел на кровать. Она была взрыта и перекопана и вполне тянула на пасть древнего чудовища. Такая вполне могла сожрать. Из одного одеяла хорошо получалась нижняя губа, из другого – верхняя, подушка – язык. Раз, и нет человека.
Все это так ярко представилось, что Петька слез с кровати. Стоя надежнее. Может, прав Витек, все дело в месте. Кровать виновата. Если лечь спать на полу, все будет хорошо. А завтра домой. И уже больше никуда не заезжать. Вечером можно будет закрыть за собой дверь своей комнаты.
В окне кто-то промелькнул. Петька решил, что это мавка из реки доползла до дома. Чего там умеючи? Раз, раз на руках и тут. Успел испугаться, но это была не мавка. У мелькавшего за окном светлые волосы были прилизаны, а не растрепаны. Это была Солька. Она взмахнула рукой и что-то быстро нарисовала на стекле.
Во дворе тяжело забрехала собака.
Петька на цыпочках выскочил из комнаты. Эх, проследить бы за Солькой, а потом поймать и обо всем расспросить! На мгновение что-то его отвлекло. На столе появилось то, чего раньше там не было. Да и сейчас быть не могло.
Чашка. Белая, фарфоровая, ребристая. С отбитой ручкой.
Петька не очень хорошо помнил, какие у них были чашки, но вроде с отбитыми ручками им не выдавали. Он затормозил, схватил чашку и метнул за дверь.
Раздался звон.
– Это кто же чужим добром кидается?
Голос дяди Миши.
Петька резко сменил направление, побежал обратно, залез под одеяло. Спал, ничего не видел, ничего не знает.
– А ну, иди сюда! – позвал дядя Миша.
Петька еще немного жарко подышал под одеяло. Шевельнулся. Почувствовал, что на ногах сапоги. На крыльце загрохотали шаги. Сейчас дядя Миша увидит, что он лежит в сапогах на кровати, да еще под одеялом, и его точно убьют.
Петька вскочил и, топоча сапогами, выгребся на улицу, виновато посмотрел на хозяина. В руках дядя Миша держал пластиковую шляпу с сеточной маской – вчера Петька принял ее за рыцарский шлем. Но это был никакой не шлем, а полезная штука для работы с пчелами.