Приехали они в Хашезеро из-за отца. Он сказал, что проведет отпуск, две недели в начале июля, здесь, на родине предков. Должна была появиться баба Мотя, его мать, чья родословная шла из этих мест. Но именно из-за бабы Моти отец и задерживался. Уже пятый день задерживался. И теперь мать злилась – ей надо было встречаться с издателями и заниматься книгой. А она сидела в разваливающемся доме, где связь ловилась только на крыше, а воду приходилось таскать из озера.
Отец позвонил один раз, сказал, что скоро во всем разберется, и пропал. Надо было уезжать. Но они так долго сюда добирались, что мысль о возвращении вызывала тоску.
Раздражало само место. Умершая деревня, где остались одни дачники. Два раза в неделю приезжала хлебная лавка. Озеро не озеро, а так, болото. Комары. Косящиеся соседи. Постоянные разговоры про погоду.
Марта дожевала блин и потянулась к ложке. В темноте промахнулась, провела пальцем по крышке банки. Железо неприятно резануло кожу. Надо было раньше остановить движение, но какая-то сила заставляла вести руку дальше, глубже всаживая край. Обожгла боль. От неожиданности опрокинула банку, сунула палец в рот.
– Что ты все роняешь? – проворчала мать. – Что вы постоянно если не бьете, то бросаете, если не рвете, то теряете. Не дети, а монстры какие-то.
Марта поставила банку ровно, но сгущенка уже пролилась. Теперь можно блин сразу в лужицу макать. Надо Славке предложить.
Грохнула входная дверь. От испуга Марта чуть палец себе не откусила. По террасе прошло маленькое стихийное бедствие – загремел таз, упал стул, что-то бодро раскатилось, половицы заскрипели. Дверь распахнулась.
– Теть Лен, а у вас тоже света нет?
В комнату вместе с темнотой и запахом сырости ввалился Фей.
– А ты тут свет видишь? – огрызнулась мать. Ей не нравилось, когда Тимофей называл ее «тетя Лена». Ее даже студенты только по имени звали.
– А вроде не гремело. Чего вырубило-то?
Фей сделал несколько шагов, поддел ногой разбросанные тапочки, детальки лего поскакали по полу.
– Вот пойти к ним и спроси, – не сдерживала свое раздражение мать. – Ты Славку на улице не видел?
– На улице вообще ничего не видно, я пока дошел, три раза упал. Привет, Ташка.
Марта поморщилась и отвернулась. Ташкой ее звал один человек на свете – сосед Тимофей Тришкин. Сделал производную от последнего слога имени. Пока они не встретились, у Марты уменьшительных вариантов имени не было.
Мама твердила – потому она такое имя для дочери и взяла. Не нравились ей все эти Натули, Наташеньки и Натусеньки с Тусями. Только Марта. Красиво. Резко. Неизменно. Эх, мама, как же ты ошибалась!
Зашуршало, шоркнуло, и стало светлее. Марта обернулась – надо же, одна свечка, а света – как от хорошей лампочки в сорок свечей.
– Хорошо я еще по приезде заметила, где тут что лежит, а то бы так и сидели впотьмах, – произнесла мама. – Тимофей, ты чего такой грязный?
Не то слово, какой он был грязный. С ног до головы. Это надо было ухитриться так изгваздаться в свои три падения. Тришкин промолчал, только с ноги на ногу переступил.
– Тебя в озеро надо окунуть, – усмехнулась мама, – чтобы отмылся.
– Не, на озеро нельзя, – важно сообщил Фей. – Сегодня гроза была, а завтра праздник. Русалки купаются.
– Гроза – это понятно, а что за праздник?
– Так Ивана Купала.
Марта фыркнула – Фей был полон дурацкой информации.
– Если Купала, то самое время купаться. – Мать закрепила на столе свечу. Темнота отползла в углы и насупилась. – Славка-то где?
Марта знала, где Славка. Под кроватью. Но говорить не стала, а начала с удовольствием рассматривать Фея. У него было пухлое вечно нахмуренное лицо, словно он решал сложнейшую задачу по математике. Постоянно решал. Без перерывов на завтрак, обед и ужин. Во сне тоже наверняка хмурился. И чем больше Марта на соседа смотрела, тем он больше мрачнел. Смущать людей всегда приятно.
– Да когда ж этот свет дадут! – Мама глянула на Фея, словно он был главным над электриками в округе. – Так, ты говорил про праздник. Когда он?
– Завтра, – невозмутимо повторил Фей.
Что у него было, так это терпение. Тришкин мог занудно, по пять часов, повторять одно и то же. Его спокойствие хорошо дополняло сумасшедшую жизнь их семейства. В роду Марты спокойных не водилось.
– Завтра ночью, – поправился он.
– Тебе бы прогнозы составлять, – устало вздохнула мама. – Телефон писал: «Сегодня почти дождь». Почти! Этот дождь, между прочим, синоптики не обещали! А он идет. Погоди, когда праздник, ты сказал?
– С шестого на седьмое. Но это завтра.
– Завтра шестое? – ахнула мать.
Фей покосился на Марту. Она пожала плечами. Если маму синоптики не предупредили о дожде, то кто виноват, что завтра шестое? Все было очень сложно.
– Я тебе говорила, что сегодня пятое, – напомнила Марта. – Среда.
Среда – это точно. Дату, что ли, проверить? Марта потянулась к телефону. Про дату сразу забыла, потому что увидела: с зарядом вообще беда. Вот почему, как только нет возможности подзарядиться, батарея начинает стремительно садиться? Быстрее, чем обычно.
– Ах ты черт! – воскликнула мать.
Марта напряглась. Фраза «Ах ты черт!» частенько звучала в их семье. Обычно после нее ничего хорошего не происходило. С таким восклицанием мама вспоминала, что не приготовила ужин или не купила Марте в школу нужную тетрадь. Или еще что-нибудь плохое случалось – разбилось, потерялось или порвалось.
Вот и сейчас – без изменений: случилось плохое.
– Мне срочно надо в город! – выдала мать. – Я почему-то думала, что шестое – послезавтра.
– А мы? – удивилась Марта.
– На пару дней. – Мать на нее не смотрела, погрузилась в свои мысли. – Если дождь продлится и вас смоет в озеро, оставляйте буйки, чтобы я потом могла найти. За два дня далеко не уплывете.
– Что может произойти за пару дней? – начал Фей, но Марта уже вскочила, сорвала со спинки стула кофту – больше ей в дорогу ничего не было нужно, – крикнула:
– Я с тобой!
– Ты со Славкой, – отрезала мать. – Завтра утром уеду, через два дня вернусь. И кстати, найди брата. А то одна останешься.
Мать ушла в комнату и начала в темноте копошиться. Фей с довольной улыбкой смотрел на Марту.
– Ты чего улыбаешься? – разозлилась Марта. – Это ведь ужасно.
– Хорошо, что ты еще побудешь с нами, – добродушно протянул Фей.
«С нами» – страшнее слов не было. Деревня не была пустой, но и не была густонаселенной. Пара двуногих школьного возраста имелась. Марта их видела за окном.
Первые дни двуногие мелькали по горизонту на великах, один отважился подойти к калитке. Заметив его, Марта растянула губы в улыбке, собираясь принимать дары и подношения, но на этом контакт с инопланетными цивилизациями закончился. Пацаны укатили.
Потом пошел дождь, который смыл аборигенов вместе с их великами и дарами. Остался один Фей. Но он не считался, он сосед. На правах соседа Тришкин просто пришел к ним домой.
В первый день и заявился с банкой варенья и охапкой иван-чая. С перепуга Марта подумала, что это он ей цветы принес, типа в любви будет с ходу признаваться. Но оказалось, что это для чая – надо было высушить, ферментировать и заваривать. От головных болей, эпилепсии и нервных расстройств.
Прочитав после визита соседа о полезных свойствах иван-чая, Марта задумалась. Неужели лучшие качества их семьи так сразу бросаются в глаза?
Из темноты нарисовалась мать.
– Тимофей, ты не знаешь, кто-нибудь завтра едет в город?
– По утрам в пятницу Володя ездит.
– Завтра четверг!
Марта уставилась на Фея. Нет, все-таки он тормоз. Или иван-чая перепил. Марта не помнила, чтобы мама с тем букетом что-то сделала. В вазе он точно не стоял и ферментированию не подвергался. Наверное, мама на выходе вручила Фею цветы как ответный подарок. Тришкин домой пришел и с горя весь веник в самовар засунул. Пил неделю, потел, успокаивался.
– Ладно, сама позвоню. – Мама достала из кармана телефон, покопалась в нем и устало опустила руки.
Марта ехидно улыбнулась. Тормоз – это заразно, связи-то нет. Мать заметила улыбку.
– Так, оба встали и пошли искать Славку! – рявкнула она. – Я посветила под кроватями, не нашла. Он на улице. Не найдете – головы откручу!
Марта покосилась на печку. Была у них огромная раритетная русская печка. Почти на всю кухню. На нее легко можно было залезть и потеряться. Правда, перед этим с нее надо было много чего сбросить. Это бы все услышали. Славка пропал бесшумно, значит, слинял на террасу или улицу. Печка ни при чем.
Марта вспомнила о порезанном пальце. Можно было сослаться на увечность и завалиться спать, тем более с ужином разборки закончились, но у мамы было не то настроение, чтобы мирно принять отказы. Оставалось одно – идти на террасу. На холодную, темную и неприятную.
На террасе Марта сначала налетела на таз, потом ей коварно под ногу попал стул. Марта взвыла от боли, тут же сообразив, кто виноват в том, что хорошо знакомый путь оказался заминирован. Она сжала кулаки и повернулась к спокойно шагающему за ней Фею.
– Ты – слон, – выдавила она из себя. Что говорить дальше, не сообразила, потому что вдруг вспомнила, что, когда запрыгал под ее ногами таз, что-то еще такое было странное. То ли пискнул кто, то ли вякнул. Звук потом заглушил грохот стула.
Марта вытащила из кармана телефон, включила фонарик, повела им налево. Белое лицо Славика вплыло в круг света.
– Ну? – буркнул брат.
– Гад, – коротко сообщила Марта все, что думала о брате. – Есть иди. Там сгущенка.
– Не пойду. – Славик жмурился от света фонарика. Щеки его блестели от слез. Нужно было привести какой-то весомый аргумент, чтобы не тащить брата силой. От этого много крика и мало толка.
– Мы завтра сходим к Вадику, у него тоже лего есть, – пообещала Марта.
– Вадик дерется.
– Ой, а ты тоже мне – ангел. Пошли. Мать зовет.
– Не пойду. Она детали разбрасывает. Я под кровать полез – а там две лежат.