Осталось… У них в деревне вообще много что осталось. И не только с прошлого года.
Фей смотрел. Взгляд виноватый. Сейчас извиняться будет. Марта поползла в угол – там был спуск с печки. Пока ползла, вспотела – в углу вообще было не продохнуть. Выпала в комнату. Теплый бок печки нагрел воздух. Было душно. Хотелось раздеться, залезть под прохладу пододеяльника и уснуть снова. Но делать так было рановато. У нее дело. Важное. Перебрала вещи на спинке кровати.
Шкаф в комнате был, но такой узкий, что помещались в нем только простынки и старые костюмы на вешалке. Свои вещи они кидали на спинки кроватей. Марта нашла теплые треники. Шуршание пакета выдало местонахождение носков. Остановилась на шерстяных – темно-голубых с белыми полосами на резинке. Посмотрела на кровать Славика. Она так и была перевернута, комом лежало мамино одеяло. Тянулся к полу рукав свесившегося свитера.
Наудачу заглянула под кровать – никого. Посмотрела на всякий случай под свою кровать и под мамину. Ладно, зачтем за попытку…
Поверх футболки натянула свитер, он немного кололся. Осталось надеть куртку и найти сапоги.
На кухне звякнули тарелки.
– Ты куда?
Для полного совпадения с пространством Фею надо было надеть фартук – красная кастрюля в белый горох, в руках тарелка и вилка с наколотой картофелиной.
Марта взяла кочергу, взвесила в руке. Подошла к двери, взглядом оценила набор сапог.
– Ты куда? – повторил Тришкин.
Маленькие Славкины были на Славке. Мама уехала в своих. Осталась пара очень больших и одинокий коричневый без пары. Глянула на ноги Фея. Он был в калошах. Зеленых. Не по размеру. Вроде еще должны были быть Мартины сапоги, но они ушли.
Пришлось влезть в очень большие.
– Опять в баню? – Фей избавился от тарелки и вилки, осторожно прикрыл кастрюлю крышкой. – Не ходи. Там нет ничего.
Марта кивнула. Нигде ничего нет. Жить надо по правилам. И попавшего в беду бросать. Потому что сделать ничего нельзя.
Ноги в сапогах немного потерялись. Надела куртку. На вешалке среди платков выбрала шапку. Платок сползет. Шапка надежней. Сунула кочергу под мышку. Проверила телефон. И правда восемь вечера. Связь есть. Звони кому хочешь. Только звонить никому не хочется.
– Ташка, подожди. Не надо.
Слова Тимофея были похожи на кастрюльный горох – ничего не значили.
Марта вышла на террасу. Здесь было светло. Восемь – не ночь. Да и ночи тут белые.
Увидела кошку. Серую. Зверек метнулся через террасу и затих у двери. Чуть звякнуло стекло. Послышался смех. Или это ветер так свистнул в трубе?
Марта удобнее взяла кочергу. Зря она, что ли, в этой истории появилась. Пускай послужит делу.
У двери кошки не обнаружилось. Сбежала или улетучилась.
Удивительное дело, но в этой деревне почти не было собак. Была одна около дома того самого купца, на экскурсию к которому звал Фей, но печальная псина почти не гавкала. Сидела у крыльца. Или не сидела у крыльца. Короче, ее почти не было видно. И кошек тоже не было.
Может, по домам прятались? Знали, что по дороге ходит коварный кошкодав. Он хватает животных на улице и сразу делает из них шапки. Или воротники. Все знали, чем прогулки заканчиваются, и не высовывались.
Марта спустилась с крыльца. Дождь сразу застучал по капюшону. Дошла до калитки. Она скрипнула. В этом скрипе Марта опять услышала смех.
– Подожди!
Фей нарисовался в дверях, в руках держал кастрюлю в петушином полотенце. Марта повернула от калитки направо. Она помнила, откуда выехала тогда машина. Третий двор. Должны быть следы.
– Ты куда идешь? – погнался за ней Фей.
Марта с наслаждением шагала по лужам. И чего она раньше не переобулась? Дядя Коля прав, в деревне надо ходить в правильной обуви.
Вновь мелькнула кошка – она проскочила по забору и нырнула в проулок впереди.
– И зачем тебе кочерга? – крикнул Фей. – Она наша.
Или все-таки галоши удобней? Не так ногу оттягивают? Вон как Тришкин ловко бежит. Бежит и бежит, уже почти догнал. А нужного поворота все нет. Позавчера ей показалось, что тут близко, метров триста всего. Фей не должен был успеть ее догнать. Но он догнал, а поворот еще не наступил.
– На кладбище? – Фей подстроился под ее шаг.
Вот далось ему это кладбище.
– Почти.
Если считать, что воспоминания – это кладбище прошлого, то она туда. Но потом. А пока – вот он и поворот. Марта сюда никогда и не захаживала. Не сказать, чтобы она вообще была фанатом прогулок по окрестностям. Ну вот к озеру пару раз выбиралась. Знала, где автолавка останавливается. Была у нее экскурсия к бане. А в эту сторону и не поворачивала даже. Знала только, что дальше по дороге деревня с загадочным названием Ажепнаволок. Смех, конечно, но пока произнесешь: «Вы что, из Ажепнаволока?» – все шутки замерзнут.
Отворотка вела к двум домам. Боком к дороге стояла старая завалившаяся изба. Карелы гордились своими высокими трехэтажными хороминами, с красивым балкончиком под козырьком мансарды. Когда такие дома разваливались, их было жалко. Тот, перед которым стояла Марта, жалости не вызывал. Низкий, сильно растянутый в длину, с неожиданным входом по центру. На две семьи, наверное. В окне справа еще держалось стекло, и как раз через него было видно, что пол в комнате вздыблен. Словно огромный подземный кит решил пробить землю, ударил горбом снизу, прошел через доски пола и застрял. Второй домик был крошечный, двухэтажный, покрашенный в веселый розовый цвет.
Марта посмотрела по сторонам. Шуршал дождь. Больше никаких звуков не было. Деревня ей нравилась все больше и больше. И чего она дома сидела, скучала столько дней? Вон сколько развлечений. Хорошее место. Веселое. Люди беззаботные. С лембоем поцапались и дальше живут. Нет, уезжать отсюда рано. Это же настоящее приключение, приплывшее на спине дохлого мамонта.
Позвала:
– Кис-кис-кис.
Не нравилась ей эта кошка. Кого-то она цветом шкуры ей напоминала. Мать, что ли?
Фей вздохнул, обозначив свое местонахождение. Звякнула крышка на кастрюле.
– Таш, ты чего? Ты чего, Таша? – пробормотал он. В голосе у него явственно читалось тоскливое желание смыться.
«Вот когда я стану “Ташей”, тогда и буду “чего”», – мысленно ругнулась Марта и пошла к развалившемуся дому. Дверь тут стояла нараспашку: входи кто хочет. Марта хотела. Тришкин нет. Она и вошла, вгляделась в черноту, пахнущую гнилым деревом.
– Зачем? – спросил Фей. Он рисковать точно не собирался.
– Шел бы ты… на кладбище, – пробормотала Марта, вытягивая руки. Не налететь бы на что.
Снаружи шарахнула дверь. Не развалившегося. У него дверь уже ничего не могла сделать. Только быть.
– Кто здесь? А ну, не озоруй! – заорал дядь Коля.
– Мы это! – закричал Тришкин.
– Тимофей? – позвал дядь Коля. – Ты чего здесь шаришься? С бабкой чего?
Вот и правильно, вот и пусть поговорят. Фей поделится наблюдениями за миграцией шмелей, дядя Коля посетует на то, что куры перестали нестись. А Марта пока здесь все посмотрит и дождется гостя. Они же любят тут все на живца делать…
Сделала шаг, и все сразу радостно заскрипело и завздыхало. Приятно, когда тебя ждут и так встречают.
– А это кто? – не сменил грозный тон дядь Коля и чем-то лязгнул.
Марта втянула голову в плечи, решив, что это затвор. А что? В американских фильмах сразу стреляют, если кто-то проникает в чужие владения. И хозяев оправдывают.
– Это Марта, – заторопился Фей. – Она посмотреть хочет.
Не пойдет она с ним теперь в разведку. И не в разведку тоже.
– Чего там смотреть? А ну!
Это «а ну» Марте не понравилось. Она выглянула наружу, спросила:
– Он уже приходил?
– Так. – Дядь Коля зашагал от розовенького домика к развалюхе.
В руках у него действительно что-то было, но не ружье. Палка, что ли?
– Ну-ка, идите отсюда, пока я собаку не спустил.
Про собаку соврал, не было у него собаки.
Марта ждала. Дядя Коля подходил. Теперь и палки у него не было. Руки вообще были пустые. Марта выдохнула. А то кто их знает, местных? Порыдают, обнявшись с карельской березой, достанут обрез, грохнут чужеземца и снова в слезы. А ей еще брата вернуть надо. Не до смерти сейчас.
– Он сегодня придет, – пообещала Марта.
– Кто это должен ко мне прийти? – задрал подбородок дядя Коля. – Кому нажаловалась? Я ничего не сделал. Ты просила парнишку найти, я нашел. А в дом вошли, потому что на помощь звала. Стекло завтра вставлю. Поеду в город и куплю. Что еще?
Дверь розовенького домика громко хлопнула, закрываясь. Все вздрогнули. Фей выронил кастрюлю, в руках у него осталось только полотенце с петухами, звякнула крышка.
– Кто, я спрашиваю? – грозно прикрикнул дядь Коля.
Шарахнуло так, что волна эхом прошла по близкому лесу, ударила в небо. Розовенький дом как будто толкнули чем изнутри. Как будто в нем воздушный пузырь взорвался. Взлетела над крышей труха. Выглядело это мощно. Хорошо, что она сейчас не там. И никого там нету – что тоже хорошо. Хорошего набирается достаточно, чтобы жить дальше.
Марта почесала нос, потом все-таки чихнула и подумала, что в развалившуюся хибару уже можно не лезть, раз лембой шумит в розовом доме. Но набежавший ветерок и горсть дождя за шиворотом убедили ее вернуться. Она повыше подняла кочергу и шагнула обратно в дом.
Узкий коридор вел в темноту – там был выход на задний двор. Дверь направо, где как раз за окном особенно разошелся пол, заклинило, сверху ее придавила балка. Налево дверь тоже не очень открывалась. Просев, она зацепилась за пол. Впереди справа темнела лестница. Проверять не хотелось. Она наверняка гнилая.
– Эй! Кто там? – Дядь Коля воевал около своего розового домика. – А ну быстро открой!
Фей громыхал кастрюлей. Все были заняты делом. Приятно.
Дерево вокруг Марты дрогнуло. Как будто дом подпрыгнул всеми своими деревянными стенами. Или в него самосвал с разбегу врезался.
– Вы кого с собой привели? – бегал по двору дядь Коля, были слышны его тяжелые шаги.