Фей не шевелился. Сидел, согнувшись.
– Не в вине дело. Это случается не потому, что кто-то был злым или добрым. Можно все правила соблюдать, пятерки по литературе получать, а все равно прилетит. Это только в кино тебя наказывают за плохой поступок. А здесь – просто так.
– Но почему Славка?
– Да нипочему. Не знаю. Может быть, чтобы помнили.
– О чем?
Фей сцепил пальцы на руках и стал их перекладывать. Большие – сначала правый сверху, потом левый. Потом указательный – раз, два. Ловко так. Тяжелее всего пошли безымянные. Но мизинцы не подкачали.
– О чем мы должны помнить? – склонилась к нему Марта.
– А? – оторвался от своих рук Тришкин. – Ну, где мы живем. Люди уезжают в город и думают, что все, победили страх. Выдумали себе правила. Ну, помнишь, как во всех сказках: добро побеждает зло, сделал плохое – тебе сразу прилетит. А местные эти правила не знают. Здесь всегда жили на страхе. Боялись леса, грозы, колдунов, лембоев. Боялись и уважали. А в городе такого нет.
– И здесь прилетает просто так?
– Ну да. Просто так вышло. Можно прятаться, а можно нет. Можно соблюдать правила…
– А можно не соблюдать, – закончила за него Марта. – Каждый сам за себя.
Фей кивнул и снова стал свои пальцы крутить. Раньше он так не делал. Спокойно руки держал. А теперь опять сцепил и давай уже не перекладывать, а вращать – большие пальцы вокруг друг друга, указательные… Безымянные опять застопорились, мизинцы на их фоне выглядели молодцами.
– Но это же Славка, – положила ладонь на его руки Марта. – Мой Славка. Тут мама ни при чем. Это мой брат. Мой.
Фей поднял голову.
– Ты сделала, что смогла. Он вернулся.
Марта попятилась от таких слов. Очень захотелось Фея ударить. Вот прямо поленом и двинуть ему в лоб. В этот его спокойный уверенный лоб.
– Чего у вас тут? – вышла в кухню мама. – Тимофей, ты зачем здесь сидишь? Иди домой.
– Я картошку принес, – Тришкин показал на красную кастрюлю. – С прошлого года осталась.
– Ага, спасибо. – Мама поправила на столе кастрюлю, переложила полотенце с петухами. Сказала: – Ты иди.
Фей встал.
Марта подалась вперед. Ей не хотелось, чтобы Тришкин уходил. Он был единственный, кто все знал. Кто видел подменыша. Кто был с ней в лесу.
– До свидания, – сказал очень культурный Фей и посмотрел на кастрюлю.
Мама взгляд заметила:
– Марта потом принесет.
Фей послушно пошел к двери. На террасе грохнул таз. Что-то со звоном покатилось.
– Ну что, допрыгались?
Мама смотрела тяжело.
Захотелось тоже что-нибудь разбить.
– Ничего мы не допрыгались! – закричала она. – Это ты во всем виновата! Ты ругалась, послала Славку к лешему, и он пришел. Пришел и забрал. Я полдня найти не могла, а когда нашла, это был уже не он. Подменыш. Нам чуть дом не сломали – хотели из деревни выгнать. А еще…
Марта набрала в грудь воздуха и увидела мамин взгляд.
– Все сказала? – тихо спросила мама. – Или еще что придумаешь?
Марта закрыла рот.
– Что за манера, чуть что, придумывать себе отговорки и оправдания? Я тебя оставила на два дня. Два! Но ты и это сделать не смогла. Думать можешь только о себе.
– Я о себе? – выдохнула Марта. – Я? Да мы с Тимофеем эти два дня…
Мама не стала слушать:
– То, что вы с Тимофеем, я поняла. – Мама смотрела на нее холодными уставшими глазами. – А как же Славка?
– Как же Славка?!
Марта сгребла телефон и выскочила на террасу. Врубила свет. Тришкин разбил заварочный чайник. Он опять упал с полки, и теперь уже с концами. Нет, она его все-таки убьет. А потом убьет себя, потому что никому здесь не нужна. Столько страданий, столько всего – и ее еще обвиняют. Мама – вот кто во всем виноват. Когда она это поймет, будет поздно.
Марта выбежала на крыльцо и врезалась в сидящего на ступеньке человека. Ногу отбила.
Подменыш не шелохнулся.
– Убирайся! – зашипела она на него. – Уходи. Иди туда, откуда пришел.
Славка-два не повернулся. Так и сидел.
– Ты здесь больше не нужен, – клонилась к нему Марта. – Шагай к бане, тебя там встретят.
Подменыш посмотрел на нее ледяным взглядом. Марта шарахнулась – сколько в этом взгляде было ненависти.
– Сам через день рассыплешься трухой. Тебя развеет ветер. И никто, слышишь, никто о тебе не вспомнит!
Стало вдруг очень страшно. Как она могла такое сказать? Это же Славка. Нет, конечно, не Славка, но очень на него похож. Неужели ее теперь тоже заколдовали?
– Ой, – шмыгнула носом Марта. Слезы опять текли, и она ничего не могла с этим сделать. – Прости. Ты зачем пришел-то? Славка дома…
И не договорив, задохнулась. Схватилась за щеку. Ноги обмерли. Она перестала чувствовать мир вокруг себя.
Взгляд у подменыша был адский. Черные глаза впивались в нее с явным удовольствием. Она хотела сделать ему больно, но это он ей сейчас сделает очень-очень больно. Он заберет Славку.
Подменыш усмехнулся и стал смотреть в сторону.
– Подожди! – протянула руки Марта. – Подожди, подожди! Не делай этого!
Она почти коснулась плеча, но подменыш неуловимым образом отодвинулся – словно доски пола вместе с ним отъехали.
– Подожди! – сделала шаг Марта. – Давай договоримся. Остановись! Я беру свои слова обратно. Извини!
Она теперь смотрела только на острое плечо. Тянулась к нему и не могла дотянуться. И еще она видела ухмылку. Острую и безжалостную.
– Ну что тебе стоит помочь? – завыла Марта. – Сколько вы уже перетаскали? Я же видела. Их там тысяча. Не будет Славки – никто и не заметит.
У Марты кружилась голова. Ей казалось, что она идет вперед, но при этом оставалась на крыльце. Она видела лицо подменыша, и тут же он оборачивался к ней плечом. И это плечо вдруг становилось выше и больше. И вроде она слышала голос. Неприятный и резкий. Как тот, что орал всю ночь, что она плохая и все делает неправильно.
Марта присела на корточки, чтобы хоть чуть-чуть остановить это сумасшедшее кружение.
– А давай, давай уйдем вместе. Как утром. Выпрыгнем в окно и уйдем. Я буду с тобой всегда. Хочешь?
– Хочу! – в лицо ей взвизгнул подменыш. Черные провалы глаз, распахнутый в дикой улыбке рот с бесконечным рядом зубов. Марта получила резкий удар по уху и слетела с крыльца.
В голове гудело, перед глазами сыпались зубы. Белоснежные зубы, они все лезли ей в память и никак не переводились.
– Ты чего здесь? С кем?
На крыльце стояла мама, со свету она ничего не видела. Не заметила, что ударила ее дверью по голове, сбив со ступенек.
Вода залилась в капюшон, лежать дальше было бессмысленно. Хотя очень хотелось умереть здесь. Прямо сейчас и умереть.
– Ни с кем. – Марта приподнялась на руках. Подменыш исчез.
– Славка вроде затих, – сказала мама. – И ты тоже отправляйся в дом.
Марта встала. Подумала, что вот, время идет, и вроде бы оно должно ее чему-нибудь научить, но этого не происходит. Она опять в кроссовках, и они у нее опять промокли.
Посмотрела на свои перепачканные руки. Хочет. Это-то понятно, что он хочет. И своего он, конечно, добьется. Но она ему все равно не даст.
Марта выбежала за калитку. Посмотрела направо-налево. Колдун. Все началось с него. Он поймал и подвесил лембоя. Его об этом попросили. Потому что лембой кого-то увел. И больше это не повторялось. А потом пришел другой. Другой… Откуда другой-то? Из соседнего леса? Пришел опыта набираться и набрался выше крыши. До того набрался, что седой лембой с ним не справился – новый его переупрямил, сделал все равно по-своему. На могиле колдуна она попросила, чтобы Славку вернули. Его вернули. Легко вернули, потому что ничего не теряли. Подмена все равно произошла, закон трех дней включился. Часы тикали, время шло. А может, колдун еще ничего и не сделал? Вернули не Славку, а подменыша. А чтобы вернуть Славку, надо еще что-то сделать. Прочитать книгу. Про себя. Хотя про них там ничего нет.
Марта посмотрела налево, где был дом колдуна и куда утопал Фей. Посмотрела направо, где рухнул дом дяди Коли. Они все знают и ничего с этим не делают. Просто живут, ожидая, что когда-нибудь может прилететь кирпич. Вот он полетел, но не в тебя, а в соседа. Остальные выдохнули. Живут дальше.
Над головой заворчало, дождь припустил с новой силой. Он был какой-то бесконечный. Столько воды в мире-то нет, сколько сейчас выливалось на них. Или со всего океана воду собрали?
Ухо побаливало, в остальном Марту ничего не волновало. Это было удобно. Стоишь, сливаешься с действительностью, принимаешь ее. Ничего изменить нельзя. Никто не поможет.
Мимо прочавкали шаги. Это было удивительно. Неужели тут остался кто-то живой?
Небо заворчало, дав небольшую подсветку, и у Марты открылся рот.
Тришкин. Он снова был в своих огромных штанах, сапогах, безразмерной куртке и с топором на плече. Так обычно изображают маньяков-лесорубов. Идет такой, поигрывает топором. Лезвие блестит в свете молний, капает кровь. Еще у него при этом должна быть авоська, а в авоське пяток отрубленных голов. И головы должны быть одни и те же. Для полноты ужасности.
Вгляделась.
Идет. Без голов в авоське, но уверенно так. С компасом, вероятно, сверился. А топор… топор ему, чтобы грибы косить. В такой дождь должны грибы пойти. Стройными рядами. Выпрыгивают они такие на дорогу, а тут Фей с топором.
– Ты куда? – крикнула Марта.
– Я знаю, что надо сделать, – ответил Фей.
Вопроса у Марты родилось два: «А раньше не знал?» и «А давно тебя по голове стукнуло?»
– Я все исправлю! – крикнул, продолжая идти. – Надо освободить колдуна. А ты иди домой. Промокнешь.
Фей шагал в сторону леса. А там кладбище. Будет рубить свилеватые сосны или вскрывать могилу?
Освободить колдуна. Точно!
Марта отправилась в противоположную сторону.
Голубенькие стены дома колдуна потемнели от дождя, белые наличники вылиняли. Дождь стучал по жестяной крыше, чернил углы. В доме спали. Или ждали.
Марта подняла камень. Хороший такой, удачно легший в ладонь. Взвесила. С каждой новой каплей камень тяжелел.