Волкогонов поглядел на одноклассников: Павлихин с Масляевым понурились, а Мазуренко почему-то замер с выражением панического ужаса на лице, уставившись в сторону леса. Роман проследил за его взглядом и сам оторопел от страха: позади них, метрах в двухстах, стоял тот самый монстр, которого они встретили в лесу. Своими острыми загнутыми зубами он бесшумно перекусывал сетку-рабицу и колючую проволоку ограждения. В стороны летели искры, но высокое напряжение никакого вреда чудовищу не причиняло.
Уже через мгновение все четверо с ужасом смотрели на стоящего позади ефрейтора монстра. Это был огромный зверь, покрытый шерстью, он походил не то на кабана, не то на медведя-шатуна с вытянутой крокодильей мордой и ярко-красными то ли от лучей заходящего солнца, то ли от крови предыдущих жертв клыками. Первым вышел из оцепенения Масляев, заорав во всю мощь: «Бежим!» После этого ребята бросились прочь от чудовища.
– Стоять! – раздался позади командный голос ефрейтора. Оглядываться, чтобы понять, кому предназначалась команда – парням или твари, времени не было. – Сто… – и тут голос вдруг сменился рыком животного и человеческим воплем.
Ребята бежали со всех ног, впереди показался вход в первый бункер. Они бросились к раскрытым дверям. Если закрыть дверь изнутри, туда монстру не попасть!
– Ай! – Масляев зацепился за некстати брошенный ящик и грохнулся на землю. Волкогонов помог подняться Андрею и глянул в сторону кабана. Тот отбросил в сторону безжизненное тело ефрейтора и помчался прямо на них огромными прыжками.
Павлихин с Мазуренко добежали до дзота, нырнули внутрь и уже начали закрывать двери, как увидели, что на Волкогонова и Масляева бегут еще два кабана. Парни оказались окруженными с трех сторон рычащими тварями.
– Мы должны что-то сделать! – закричал Павлихин, пытаясь вылезти из бункера.
– Стой! Они и тебя порвут. – Мазуренко схватил товарища за плечи. На сей раз он оказался прав: с голыми руками бросаться на ревущих тварей было самоубийством.
– Держитесь! Мы сейчас что-нибудь придумаем! – крикнул двум попавшим в ловушку друзьям Павлихин. – Посмотри, что в коробках? Чем мы можем отбиться?
– Тут только ящики с платами. – Голос Мазуренко уже звучал из глубины бункера. – Противогазы всякие… нет никакого оружия…
– Черт с ним! – прокричал Павлихин и схватил ящик с угольными фильтрами от противогазов.
Тем временем кабаны уже обступили друзей, утробно рыча, похрюкивая и роя землю копытами. Волкогонов с Масляевым прижались спинами друг к другу, бежать им было некуда. Морды кабанов приблизились к ребятам на расстояние вытянутой руки, из пасти летела красная пена, от невыносимого смрада было трудно дышать.
Внезапно в монстров полетели небольшие коробки – угольные фильтры. Попав пару раз одному из кабанов по голове, Павлихин увидел, как животное, кашляя от угля, сердито водит мордой по сторонам и щелкает зубами.
«Все, теперь точно конец!» – одинаковая мысль пролетела в головах двух попавших в ловушку жертв. Один из кабанов уже вплотную поднес пасть к лицу Волкогонова. «Неужели все закончится вот так? Сейчас меня растерзает этот кабан?» В этот момент послышался сильный грохот. В кабанов летели огромные металлические ящики, но не со стороны бункера. Кабан, который уже раскрыл свою пасть, упал на землю, из разбитой головы текла отвратительная жижа.
Ефрейтор кидал в чудовищ огромные ящики с металлической окантовкой и уголками. Такие снаряды и трем людям поднять было бы сложно. Оставшиеся кабаны медленно повернулись в сторону военного и побежали на него.
Парни тут же рванули в противоположную сторону. Рядом с ними оказался Павлихин, который уже был готов врукопашную броситься на зверей. Все трое понеслись в сторону леса.
– Мазуренко! – вспомнил Павлихин и крикнул в сторону бункера. – Мазур, бежим!
Через несколько мгновений все четверо нырнули в дыру в разодранном искрящемся ограждении и бросились в лес. Они бежали, не оглядываясь, сколько хватило сил.
Казалось, прошла уже целая вечность. В лесу совсем стемнело, солнце полностью спряталось за горизонтом. Наконец силы кончились, и друзья рухнули у огромного дуба. Каждый прислушивался, нет ли погони.
– Кажется, спаслись, – сплевывая, сказал Масляев, когда стало очевидно, что никто их не преследует, ни дикие огромные кабаны, ни Черный Ефрейтор.
Глава 18
Восход преобразил деревню. Еще пять минут назад это было темное мрачное место с толпой мутантов, смешавшихся в безумном водовороте. Но стоило лишь первому лучику солнца скользнуть по влажной от дождя земле, как все замерли, прижимая к груди наполненные кувшины и фляжки. Дождь кончился так же быстро и неожиданно, как начался, и все медленно стали разбредаться по своим землянкам.
Но что-то было не так. Не так внутри у Палыча. Физрук растерянно и слегка лениво озирался по сторонам, чувствуя внутри странные искорки. Усталости не было, хотя таким физическим нагрузкам учитель не подвергал себя с ранней молодости, когда еще был силен и активно рвался покорять бескрайние просторы родины.
«Наааа поль… зууу». – Василий, который словно бы всегда был рядом, протянул флягу со свежим узваром. Физрук сделал несколько глотков, хотя и не испытывал жажды. Василий медленно развернулся и скрылся в медленно разбредающейся толпе. Это напомнило перемещение фигурок в музыкальной шкатулке, которая стояла в школьном музее: такие же механические и совсем неестественные движения.
Палыч допил содержимое фляги. Вдруг он заметил, что на руке появилась темно-рыжая шерсть. Выглядело это так, будто у него сильно волосатая рука, однако у него же никогда не было рыжих волос, и уж тем более настолько волосатые руки он видел разве что у обезьян в бродячем зоопарке, который приезжал два года назад и останавливался как раз недалеко от школы.
Впрочем, появление шерсти не особо удивило Палыча. Скорее, немного расстроило. «Эдак пойдет, мне придется за «шерстяных» играть», – едва ли не первая осознанная мысль преподавателя вяло проплелась в звенящей от узвара голове.
Уже совсем рассвело. Площадь опустела, и Палыч остался совсем один. Он стоял, слегка согнувшись, и растерянно глядел в никуда, держа в руках пустую фляжку из какого-то непонятного овоща, напоминающего ядовито-желтый арбуз. На физрука садились мухи, но отгонять их не было никакого желания. Томная апатия завладела всем его сознанием. Еще через несколько мгновений стало неприятно, захотелось что-то изменить в окружающей обстановке. Наконец он понял: ему мешает солнечный свет.
«Надо бы скрыться куда-нибудь от солнца… хижина… но она так далеко… через всю площадь… долго… может, побежать?» – Физрук развернулся в сторону хижины Василия и медленно побрел в ее направлении. Как же жжет это солнце!
Время превратилось в вечность, вечность под обжигающими лучами безжалостного светила, дающего жизнь всему живому на свете и вытягивающему из него же остатки жизни. Стоять было мучительно тяжело, сырая, холодная после дождя земля, еще не высушенная солнцем, манила, уговаривала – прильнуть…
Палыч опустился на корточки – стало немного легче. Тогда он пополз на четвереньках, словно ребенок, небольшие камешки больно впивались в колени. Тогда физрук выпрямил ноги и стал похож на готового к бегу с низкого старта бегуна. Вот оно! Так намного удобнее и проще. В таком положении он перемещался гораздо быстрее. Хижина заметно приблизилась. Еще немного, и можно скрыться в приятном, сыром и прохладном логове. Можно лечь в угол на кучу прелой травы, будет хорошо… там есть узвар. О, как же Палычу хотелось узвара! В горле снова появилось это неприятное ощущение шерстяного комочка. Даже хуже, теперь казалось, что шерсть щекочет его изнутри, она в легких, в желудке. Хорошо, что хижина уже совсем рядом. Еще немного, и несколько глотков узвара его преобразят, улучшат, спасут, вылечат…
Оказавшись у землянки, он без стука, также на четвереньках, заскочил внутрь, открыв дверь лбом. Солнечные лучи больше не касались его кожи. Он испытал такое облегчение, словно с него сняли тяжеленную бетонную плиту. В углу хижины по-прежнему стояли кувшины с узваром. Палыч также на четвереньках подскочил к лавке, схватил ближайшую флягу и начал жадно пить. Узвар растекался по телу, как теплый волшебный эликсир, преображая все внутри и вокруг. Ощущение шерстяного комочка исчезло, мускулы наполнялись силой, а сознание – каким-то спокойствием. Физрук с каждым глотком чувствовал себя все лучше.
Когда напиток в сосуде закончился, Палыч окончательно пришел в чувство и огляделся. Рядом с ним стояла Марьяна и смотрела на него с теплой и мягкой, почти материнской улыбкой.
– Ха… рааа… шооо… – Фраза женщины не несла глубокого смысла, но наполнила преподавателя каким-то уже почти забытым детским счастьем и безмятежностью. – Лож… ись… кааа.
На этот раз слова уже звучали не как команда, а ласково и мягко. Палыч улыбнулся в ответ и лег на лавку. Марьяна сняла с головы платок. Физруку показалось, что все зрачки ее фасеточного глаза на очень короткий, почти незаметный миг посмотрели на него, после чего вновь беспорядочно заметались во все стороны.
Марьяна начала водить пальцами по спине Палыча, но на этот раз физрук чувствовал лишь приятное горячее покалывание.
– Ха… рааа… шооо… один из насссссссс, насссссс, – проговорила все тем же мягким голосом женщина.
«Один из нас». – Эта фраза не испугала Палыча и не доставила радости, он просто принял это как данность. Да и не хотелось ни о чем больше думать. Здесь было так хорошо, сыро, прохладно.
– Играаа… Изме… неее… ния… ха… рааа… шо…
– Ха… рааа… шо… – будто под гипнозом повторил учитель.
– Игра… На поль! Зу… ха… раааа… шо… – Марьяна закрыла преподавателю глаза и оставила его на лавке. – А зав… траа… еще однаааа. Еще играть… На пользу…
– Еще играааа… – Палыч мгновенно заснул. Во сне он уже не видел ни школы, ни учеников, только какие-то обрывки событий игры, ночь и болотистую местность, окружавшую деревню. А завтра снова будет игра, он будет играть, прыгать, топтаться, толкаться, и это обязательно пойдет на пользу… Это наполнило его покоем, который вскоре словно моховое болотное одеяло накрыл и физрука, и все поселение крепким сном.