Почему у папы сорвалась сделка? Не додумала, вспомнила, зачем вообще полезла в телефон. Ей был нужен номер настройщика. Он говорил, что знает инструмент. На свой телефон перекинула цифры, обулась и вышла на улицу. Вернулась за мусорным пакетом. От порога глянула на пианино.
Обыкновенное черное пианино. И ничего особенного в нем не было. Погрозила инструменту кулаком и тихо прикрыла за собой дверь.
Игорь Петрович совершенно не удивился ее звонку. Сразу вспомнил. Сразу согласился встретиться. Жил не так уж и далеко. На трешке до конца.
Майя стояла на остановке, щупала пустые карманы. У нее талант выходить из дома либо без денег, либо без телефона. Сегодня без денег.
Что еще удивляло? Было только двенадцать дня. Столько всего произошло, а день толком еще не начался.
– Привет!
Со ступеньки пришедшего автобуса на нее прыгнула Степанова и сразу вцепилась в рукав куртки.
– Ты куда?
Майя уже не была готова к таким прыжкам. Это раньше – ого-го, а теперь чуть что, впадала в ступор. Тем более Степанова. Ее сегодня было много. Как и Чернова. Как и вообще всех вокруг. Сегодня же суббота, выходной. Никого нигде не должно быть. Почему опять школа получилась? Да и в школе никто особо не тусуется, каждый со своим стулом. А тут прямо пермский период открылся – кучковаться стали. И повторяться.
– А! Ты ж на автобус! – Степановой собеседник был не нужен, она сама неплохо отвечала на свои вопросы.
Наташка втащила одноклассницу по ступенькам в салон. Сама бы Майя уже не забралась. Волю словно парализовало. Зато она поняла, откуда Наташка взялась – можно было пойти на другую остановку – там автобус делает крюк. Степанова, видимо, любит кататься на больших машинах с мощным двигателем.
– Куда едешь? – сыпала вопросами Наташка. – А говорят, Вешкин тоже заразился чернушкой. Что теперь мы вообще месяц не будем учиться. Слушай, а чего так Димка орать-то стал?
Димка? Орать?
Майя оглянулась. Никаких Димок вокруг не было, никто не орал. Только толстая тетка громко говорила по телефону, ругая неведомо кого за то, что он ее не слушает. Зато теперь ее слушал весь салон. У них сегодня орал только Чернов. Точно, он же Димка!
– Тоже заболел, – буркнула Майя.
Она смотрела на свои руки. Тут синяк, и тут. Когда она успела подраться? Или это ее Чернов бил?
– Все так сразу! Из-за чего? – Степанова притянула Майю за локоть к себе, прижалась острым плечом. – А пианино? Чего ты не дала никому на нем сыграть?
Степанова не зря была отличницей, она все точно подмечала. Умела задавать правильные вопросы. А Майя была хорошистом, импровизировать не любила, находить быстро верные ответы тоже.
– Его продезинфицировать надо, – пробормотала Майя первое, что пришло в голову. – Вдруг тараканы. Оно нам от бабушки чужой досталось.
– Тараканы в инструментах не живут!
– Оно очень старое, – неубедительно настаивала Майя, – с ним может быть всё.
И не просто всё, а всё и еще десять раз по столько.
Но про пианино Степановой вдруг стало неинтересно.
– А Чернов-то какой странный! – неслась она вперед. – Я иду, никого не трогаю. За хлебом. Нам к обеду. Вдруг он бежит. Вцепился в меня и потащил к тебе. Говорит, пианино уникальное, золотом покрытое. Что он сам играл, а теперь хочет, чтобы я сыграла. Да я с ним и в школе-то не разговариваю, чего он вдруг на улице? Я и пошла. И золота никакого нет. Придумал тоже! И разве он умеет играть? Он же вроде танцами занимается.
– Гормоны гуляют. – Иногда такие отмазки работают. – Влюбился, а признаться боится.
– Зачем к тебе тащил? Нет, ты вообще замечала, что он стал… – Наташка покрутила рукой в воздухе, словно лампочку закручивала. – Полчаса к тебе бежали, я обратно на автобус – а неправильно села…
Появился контролер. У Степановой билет был, у Майи нет. Вышли они вместе. Не сказать, чтобы Майя сильно приблизилась к цели своего путешествия. Еще остановок десять.
– А ты куда ехала-то? – спросила Степанова, когда красные габаритные огни автобуса скрылись в толпе других машин.
– Пианино еще не настроено, на нем лучше не играть. Я хотела настройщика встретить.
– А-а-а-а, ну да…
Разговор выдохся.
– Погоди, – сообразила вдруг Степанова. – Если Чернов в меня влюбился, зачем к тебе тащил?
Майя прикрыла глаза. Два плюс два не всегда четыре. Где-то, говорят, и пять выходит. А сила действия не всегда равна силе противодействия. При таких условиях человек падает. Ну, либо проходит сквозь стену.
– А вот как бы ты поступила, если бы у тебя в квартире завелся демон? – спросила Майя.
– Это ты про какое анимэ говоришь? – сразу «сообразила» Степанова.
Нет, все-таки в общении с отличниками есть бонус – они все понимают прямолинейно. И стопроцентно уверены, что сделали это правильно.
– Или это манга?
Майя хотела сказать, что это жизнь, но сдержалась.
– Предположим, анимэ, – протянула она.
– Чего хочет? – с готовностью включилась в игру Наташка.
– Как всегда, – пожала плечами Майя. – Дарует всесилие, власть над миром и тонну мороженого.
– За мороженое, конечно, можно побороться, – поморщилась Степанова и посмотрела на киоск у остановки. Сейчас он был закрыт. – А что забирает?
Майе вдруг стало холодно.
– Тоже как всегда – жизнь, – пробормотала она. – Только по частям. Сначала руку, потом ногу.
Вот сказала это все и почувствовала, как глупо звучат слова. До головокружения. И как это Чернов собирается такую историю полицейским скормить?
Кстати, как там этот борец за пацанов? Не собрался ли на радостях еще что учудить?
Майя потянулась к телефону, но он сам напомнил о себе. Не Чернов.
– Ты где? – кричал в трубку папа. – Маме плохо. Я скорую вызвал. Ты разве не видела, что с ней?
Ощущение было такое, как будто папа вместе с трубкой забрался к ней в голову и стал там бегать, очень больно поддевая ногами еще сохранившиеся извилины. Она видела! И как раз сейчас идет все это исправлять.
– Быстро домой! Где тебя носит?
Майя посмотрела на проезжающие мимо машины.
– Есть же метод, – фоном говорила Степанова. – У японцев. Они в определенный день бобы разбрасывают. Черти наступают, а японцы в них бобами. Говорят, чуть ли не тонну за раз по всей стране выбрасывают.
– Щедро, – кивнула Майя, прикрывая микрофон трубки ладонью. – И помогает?
– Наверное, – пожала плечами Степанова. – Япония-то стоит. Значит, демоны в бобах тонут. А еще такой же метод против вампиров есть. У могилы, где живет кровосос, пшеницу сажают. У вампиров бзик – пока все колоски не пересчитает, на работу не идет. Чем больше пшеницы, тем дольше считает. Задержится до утра, все, голодный ложится спать.
– Ты когда будешь? – Папа все еще был на связи.
– Скоро, – ответила Майя и дала отбой.
В голове все смешалось. С чего они вдруг про вампиров заговорили? У нее разве вампир? У нее Волшебник.
– Наверное, Чернов ни в кого не влюбился, – призналась Майя. – А просто обожрался селедкой, вот и трепет всякую ерунду, еще и орет как резаный. Откуда у нас золотые пианино? Он перед этим ко мне с Вешкиным приходил. Тоже чушь порол. Говорил, что станет великим музыкантом.
– Селедкой? – Наконец-то Степанову тоже стало клинить, можно было расставаться. – Нет, селедка не нужна. Знаешь, что еще делают японцы? Рыбью голову на палочку елки насаживают и около двери прикрепляют. Тогда точно никакой демон не войдет.
– А если он уже внутри?
Степанова пожала плечами.
– Значит, внутрь. – На лице у нее вдруг нарисовалось крайнее удивление. – Слушай, ну какой из Чернова музыкант? Он же танцует.
Майя снова покопалась в карманах. Денег не находилось. Рыбьи головы покупать не на что. Впрочем, она с трудом представляла, как бегает за Волшебником с рыбьими головами и пытается в него засунуть еловую ветку.
Стоять на одном месте было холодно. Еще и киоск мороженого закрыт.
– Ладно, мне к настройщику, – махнула она рукой.
Пока контролер сидит на этой линии, она поедет по другому маршруту. Это же все не так просто. Это все специально. Ее пытаются остановить. А она не остановится. И запутает следы.
– Ага, пока! – легко согласилась Наташка и побежала к подземному переходу.
– Погоди! А у тебя топора нет? – в спину ей крикнула Майя.
Степанова споткнулась на ступеньке и исчезла за стенкой перехода.
Наверное, это был ответ – нет.
– У дедушки, – появилась над бортиком Наташка.
– Это который великий пианист? – удивилась Майя.
– У него рука сильная, – объяснила Степанова.
– Я зайду как-нибудь, – пообещала Майя.
Топор – хорошая вещь, им можно разрубить чертов инструмент и вынести по частям.
Подошел ее автобус.
Пока она ехала, снова позвонил Чернов. Пробулькал что-то нечленораздельное. Кажется, грозил. А может быть, рассказывал о своем новом взгляде на жизнь. В автобусе было шумно. Это был вообще какой-то очень сильно скрипящий и дрожащий автобус.
– Топор у Степановой возьми, – посоветовала Майя.
На этом разговор закончился. А что? Топор – это не бензопила, но тоже действенный метод. Одна только загвоздка – топор может не подействовать. Даже если они разрубят пианино на куски, Волшебник никуда не денется. Это же проклятье. Он не к предмету привязан, а к нарушению запрета. Такое проклятье может и в стенке жить. И в стуле. Сядешь на него, а тебя начнет колоть в нижнюю часть тела. Волшебник еще и собратьев может привести – он же из какого-то мира явился.
А запретов вокруг – ложкой черпай. Вся педагогика строится на запретах. Не кричи! Не бегай! Не крути башкой! Не трогай глобус! Не бросай хлеб на пол. Не груби старшим и не перебивай их. А математика – так это вообще бурелом запретов. Одно деление на ноль чего стоит. А корень из отрицательного числа? А тангенс 90 и котангенс 0? А параллельные прямые. Теперь было понятно, почему Лобачевский доказал, что где-то они все же пересекаются. Хотя бы одним запретом меньше.