Во время поста после омовения Конфуций непременно надевал чистое полотняное платье и менял привычную пищу (то есть не ел скоромного, пряностей и не пил водки, до которой он был большой охотник), а также менял место, где обычно спал.
Речь идет, скорее всего, о том, что, «меняя пищу и платье», Конфуций отказывался от имбиря, лука (которые вызывают резкий запах) и вина, а также надевал чистые полотняные одежды. «Меняя место», Конфуций покидал комнату, чтобы не находиться в одном помещении с женой.
Не гнушался кашею из обрушенного риса и мясом, нарезанным на мелкие куски. Он не ел ни каши, испортившейся от жары или влажности, ни испортившейся рыбы и тухлого мяса. Не ел также кушанья с изменившимся цветом и запахом, а также приготовленного не в пору и вообще всего несозревшего. Порезанного неправильно (не квадратиками) или приготовленного с несоответствующим соусом – не ел. Хотя бы мяса и было много подано, но не ел его больше, чем риса. Только в вине он не ограничивал себя, но не пил до помрачения. Покупного вина и базарного мяса он не ел (опасаясь, что они нечисты или вредны для здоровья). Он никогда не обходился без имбиря. Ел немного.
Участвуя в княжеских жертвоприношениях, он никогда не оставлял мясо более чем на три дня. И не ел его, если оно лежало более трех дней.
Ел молча; ложась спать, не разговаривал.
Хотя бы пища его состояла из каши или овощного супа, часть ее он непременно приносил в жертву – и непременно делал это с благоговением.
На циновку, постланную неровно, он не садился.
Когда жители его деревни собирались на церемонию распития вина, он поднимался из-за стола только после того, как выходили старики.
Когда жители его родной деревни прогоняли поветрие (то есть изгоняли духов), он в парадном платье стоял на восточной стороне крыльца.
Когда Кан-цзы послал Конфуцию лекарства, тот, приняв их с поклоном, сказал:
– Не зная их свойств, я не смею отведать их.
Кан-цзы – аристократ из царства Лу.
Когда у него сгорела конюшня, Конфуций, возвратившись из дворца, спросил:
– Ранен ли кто-нибудь?
А о лошадях не осведомился.
Входя в храм предков, Конфуций спрашивал обо всем.
Когда умирал друг, которого было некому похоронить, Конфуций говорил:
– Я похороню его.
За подарки друзей, хотя бы они состояли из повозки и лошади, но не из жертвенного мяса, он не кланялся.
Он не спал наподобие трупа навзничь и в обыденной жизни не принимал на себя важного вида.
Увидев одетого в траур, хотя бы и коротко знакомого, он менялся в лице. Увидев кого-либо в парадной шапке или слепца, хотя бы часто встречался с ними, он непременно выказывал к ним вежливость. Когда, сидя в повозке, он встречал человека, одетого в траур, опираясь на перекладину, наклонялся в знак соболезнования; такую же вежливость он оказывал и лицам, несшим подворные списки населения. При виде роскошного угощения он непременно вставал [в знак почтения] с выражением почтения на лице. Во время грозы и бури он непременно менялся в лице.
Поднявшись в повозку, он стоял в ней прямо, держась за поручни. Находясь в повозке, он не оглядывался назад, не говорил быстро и не указывал пальцем.
Древние люди вообще стояли, [передвигаясь] в повозке или колеснице; сидели только старики и женщины, для которых были особые покойные колесницы.
Отшельники – это Бо-и, Шу-ци, Юй-чжун, И-и, Чжу-чжан, Лю Ся-хуэй и Шао-лянь. Учитель сказал:
– Не поступившиеся своими убеждениями и не посрамившие себя – это были отшельники Бои и Шуци.
Об отшельниках Лю Ся-хуэе и Шао-ляне он отозвался, что те поступились своими убеждениями и посрамили себя; но слова их согласовались с разумом вещей, а действия – с общим мнением (то есть справедливостью); у них было только это. Об отшельниках Юй-чжуне и И-и он отозвался, что те, живя в уединении, хотя и были разнузданны в речах, но сами лично соответствовали условиям нравственной чистоты, а их удаление от мира соответствовало силе обстоятельств.
Учитель добавил:
Я отличаюсь от них от всех – я не предрешаю ничего, я ни за, ни против, а руководствуюсь сознанием долга.
«Птица выбирает дерево. Как же дерево может выбирать птицу?», или искусство управления государством
Учитель сказал:
– При управлении государством, способным выставить тысячу колесниц, необходимы постоянное внимание к делам и искренность в отношении к людям, умеренность в расходах и любовь к народу. И не менее важно побуждать народ к труду в соответствии со сменой сезонов.
Цзы-цинь спросил Цзы-гуна:
– Учитель, прибыв в известное государство, непременно собирал сведения о методах его управления. Он сам спрашивал или же ему сообщали их?
Цзы-гун отвечал:
– Учитель получал их благодаря своей любезности, прямоте, почтительности, скромности и уступчивости. Да и стремления его были другими.
Цзы-цинь – возможно, один из учеников Конфуция.
Цзы-гун – ученик Конфуция.
Учитель сказал:
– Кто управляет при помощи добродетели, того можно уподобить северной Полярной звезде, которая пребывает на своем месте, а остальные звезды с почтением окружают ее.
Учитель сказал:
– Если править народом посредством законов и поддерживать порядок посредством наказаний, то народ хотя и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда. Если же править им посредством добродетели и поддерживать в нем порядок при помощи церемоний (правил), то у народа появится чувство стыда и он исправится.
Ай-гун спросил:
– Что нужно сделать, чтобы народ повиновался?
Учитель отвечал:
– Если возвышать честных людей над бесчестными, то народ будет покорен. Если же возвышать бесчестных над честными, то народ слушаться не станет.
Ай-гун – правитель царства Лу в 494–466 гг. до н. э.
На вопрос Цзи Кан-цзы, как заставить народ быть почтительным и преданным, чтобы побудить его к добру, Учитель отвечал:
– Управляй им с достоинством, и он будет почтителен. Почитай своих родителей и будь милостив, и он будет предан. Возвышай способных и наставляй неумелых, и он устремится к добру.
Цзы-чжан спросил:
– Можно ли наперед знать, что будет в последующие десять поколений?
Учитель сказал:
– Династия Инь руководствовалась правилами дома Ся, и что было в них сохранено или прибавлено, можно знать. Династия Чжоу пользовалась правилами Инь, сохранения и убавления в которых также можно знать. Если бы случилось так, что династию Чжоу сменила бы другая, то далее и на сто поколений вперед можно было бы узнать, что будет.
Учитель сказал:
– У восточных и северных варваров при правителе хуже, чем в Китае без него.
Учитель сказал:
– Династия Чжоу почерпнула для себя примеры двух предыдущих династий, поэтому так прекрасны ее правила. Я намерен следовать за Чжоу.
Учитель сказал:
– Если кто сможет управлять государством с уступчивостью, требуемой церемониями, то какие затруднения встретит он в этом? Если кто не будет в состоянии управлять государством с уступчивостью, к которой обязывают церемонии, то для чего ему эти церемонии?
Учитель сказал:
– Когда в государстве царил закон, то Нин У-цзы был умен, а когда в государстве пошли беспорядки, он оказался глупым. С умом его можно поравняться, но с глупостью – нельзя!
Учитель сказал:
– Юна можно поставить лицом к югу.
Тогда Чжун-гун спросил Конфуция о Цзы Сан-боцзы, тот отвечал:
– Годится – он нетребователен.
Чжун-гун спросил:
– Разве нельзя управлять народом, будучи внимательным к самому себе и либеральным в деятельности? Но быть нетребовательным как к самому себе, так и к своей деятельности – разве это не будет уж слишком нетребовательно?
Учитель сказал:
– Слова Юна справедливы.
Цзи Кан-цзы спросил Учителя:
– Можно ли допустить Чжун-ю до участия в управлении?
Тот ответил:
– Ю – человек решительный. Какие могут быть сомнения в допуске его к управлению?
Цзи Кан-цзы спросил вновь:
– Ну а Цы можно ли допустить к управлению?
Учитель ответил:
– Цы – человек разумный. Какие могут быть сомнения в допуске его к управлению?
Цзи Кан-цзы спросил:
– Ну а Цю можно допустить?
Учитель ответил:
– Цю – талантливый человек. Какие могут быть сомнения, допустить его к управлению или нет?
Жань-ю спросил Цзы-гуна:
– Учитель за вэйского государя, а?
– Хорошо, – сказал Цзы-гун, – я спрошу его, – и, войдя к Конфуцию, спросил: – Что за люди были Бо-и и Шу-ци?
– Древние добродетельные люди, – отвечал Учитель.
Цзы-гун снова спросил:
– Роптали ли они?
Конфуции отвечал:
– Они стремились к человеколюбию и обрели его. Чего же им было роптать?
Цзы-гун вышел и сказал Жань-ю:
– Учитель не за вэйского государя.
Учитель сказал:
– О Тай-бо можно сказать, что он был в высшей степени добродетелен. Он трижды отказывался от императорского трона; но так как народу было это неизвестно, то он не мог прославлять его.
Конфуций сказал:
– Народ можно принудить следовать указанным путем, но нельзя заставить понять, ради чего это следует делать.
Конфуций сказал:
– Как велик был Яо в качестве правителя! Как возвышен он! Только одно Небо велико и только один Яо соответствовал ему. По своим доблестям он так необъятен, что народ не может восславить его. Велик он и по своим свершениям.
Конфуций сказал:
– У Шуня было пять министров, и Поднебесная наслаждалась порядком.
У-ван сказал:
– У меня десять сановников, способных к управлению.