«Панацея» начинает действовать
Настя проснулась с ощущением счастья. Было так хорошо, как будто наступило лето и можно нежиться в постели, жмуриться от бьющего в лицо солнца и не вставать хоть целый день…
Она открыла глаза – нет, было темно, за окном завывала метель, и будильник показывал ровно 6.59. Невероятно! Она проснулась даже до звонка!
Настя протянула руку и успела нажать кнопку до того, как начался трезвон.
А потом бодро вскочила с постели – впервые за последние дни. Появилось даже желание сделать зарядку, и она пару раз присела, помахав руками.
Да здравствует «панацея»!
Котенок на кровати сладко потянулся, широко зевнул, показывая мелкие, но острые зубки, перевернулся на спину, приглашая хозяйку поиграть. Настя наклонилась к нему, но Ерошка вдруг ощетинился, зашипев.
Что это с ним? Напевая, Настя направилась в ванную. Не принять ли ей для разнообразия душ похолоднее?
Она включила воду и основательно намылилась – тоже впервые за много дней, ведь из-за спешки она едва успевала плеснуть на лицо водой. Но теперь в запасе было много времени, к тому же она как следует выспалась и чувствовала такую бодрость, что готова была прямо сейчас начать совершать подвиги – передвигать мебель, например, или пылесосить квартиру, или полчаса чистить зубы, или даже убраться в собственном шкафу… Нет, насчет шкафа она погорячилась. А вот зубы…
Настя смыла пену, насухо, докрасна растерлась полотенцем, накинула халат, взглянула в зеркало и…
…И ей понадобились все ее утренние силы, чтобы устоять на ногах.
Из зеркала на нее смотрела самая настоящая ведьма. Такая, каких рисуют в книжках и изображают в фильмах. Ослепительно красивая какой-то зловещей, чертовской красотой. Вместо тусклых, тонких волос лицо обрамляла густая грива из тугих, как пружинки, кудряшек. Надо лбом топорщилась отстриженная Никитой челка, но и она стала другой – закурчавилась, как у молодого барашка. Поменялся даже цвет волос: из темно-русых они сделались соломенно-белыми, как будто выгорели на ярком солнце. А ресницы и брови, наоборот, стали жгуче-черными, как вороново крыло, – так, что глаза теперь казались большими прозрачными серыми стекляшками. Щеки алели, как после беготни на морозе, губы полыхали, словно она наелась снега или вишен. Настя не помнила, чтобы ее лицо когда-нибудь было таким ярким. Ну разве что в далеком детстве, когда она целыми днями носилась по двору наперегонки с толпой друзей.
– Ой, мамочки! – только и смогла произнести несчастная, плюхнувшись на стиральную машину и прижав к горящим щекам руки. – Ой, мамочки!
Что с ней произошло? Откуда это? Как будто кто-то подшутил над ней ночью и разукрасил гримом – вроде ребят в лагере, что мажут друг друга зеленкой или пастой. Но здесь, дома, – кто? Мама? Бред. Ерошка? Ха-ха. Ну ладно еще лицо. Но что с волосами? Она вцепилась в кудри, попыталась вытянуть их – нет, пряди снова завились, накрутившись на пальцы. Тогда, решительно нагнувшись над ванной, Настя пустила на голову сильную горячую струю и принялась яростно намыливаться – посильнее, чтобы распрямить, вернуть прическу в прежнее состояние. И лицо – его надо как следует потереть мочалкой, так, чтобы и следа не осталось от краски!
Наспех вытершись, она снова нетерпеливо повернулась к зеркалу.
Руки опустились – никакого эффекта! Лицо после тщательного умывания стало даже как будто еще ярче! Глаза теперь сияли, как два аквамарина, а когда Настя улыбнулась, зубы ослепительно и несколько хищно сверкнули.
Кошмар…
Она схватила массажную щетку, принялась расчесывать мокрые волосы, с силой оттягивая их книзу, – и снова неудача, волосы стали неподатливыми, как проволока.
С силой потерла глаза краем полотенца – нет, черное не оттирается, так же как и красное со щек и с губ.
Отшвырнув полотенце, Настя выскочила из ванной, пулей метнулась в спальню, где начала потрошить ящики в поисках заколки. Наконец она прямо на ковер выгребла каких-то разномастных «крокодильчиков» и прочую ерунду, начала прилаживать на голове – как в рекламе шампуня, где одна девица целый день выбирала заколки, которые постоянно расстегивались на ее густых волосах. Но у нее, Насти, они даже не желали застегиваться! Это ей нужно было бы сниматься в рекламе, тогда шампунь расхватали бы за считаные минуты! В сердцах забросив заколки в глубину тумбочки, Настя кое-как стянула непослушные кудри в хвост резинкой, наспех оделась, глотнула чаю – теперь она уже опаздывала. Хорошо, что мама еще спит!
Утро в детской больнице началось, как всегда, с измерения температуры. Заспанная медсестра, шаркая шлепанцами, разносила градусники. По правилам, положено было зажигать в палатах свет, но дежурная сестра Лариса Ивановна понимала, что больным детишкам лучше дать подольше поспать, и включала только ночник. Малыши ворочались и хныкали, ребята постарше переворачивались на другой бок и тут же засыпали снова.
Павлик спал так крепко, что никак не отреагировал ни на медсестру, ни на появление у себя под мышкой термометра.
«Этот скоро на поправку», – подумала медсестра, натянув на ребенка сброшенное во сне одеяло.
Лариса Ивановна была опытной медсестрой и хорошо знала свое дело. Поэтому неудивительно, что она оказалась права. Из всего отделения только у Павлика температура оказалась совершенно нормальной. Сестра удовлетворенно поставила на график новую точку между цифрами 36 и 37 (все предыдущие располагались выше 38) и порадовалась успехам лечащего врача, которого всегда считала лучшим в отделении.
Закончив с градусниками, она вышла в холл, чтобы порадовать ночевавших там родителей ребенка.
– Не волнуйтесь, с вашим малышом будет все в порядке. Так что если надо, можете пойти на работу!
Ободренные хорошими новостями родители на цыпочках пробрались в палату. Павлик спал так тихо, что комната казалась пустой.
– Как спокойно дышит! – прошептала счастливая Ольга, стоя в дверях. – А вчера так ужасно хрипел, помнишь?
– И не кашляет. – Леонид Кириллович сжал руку жены, и они вдвоем подошли к кроватке.
Словно почувствовав, что родители рядом, Павлик повернулся, открыл глаза и сладко зевнул.
– Мама и папа! – пролепетал он, счастливо улыбаясь и протягивая ко взрослым ручки.
Но родители молчали. Оторопев, они смотрели на сына. А потом Ольга, тихо ахнув, обмякла в руках мужа.
Возможно, температура у малыша была нормальной, но с ним явно было не все в порядке. За одну ночь он изменился до неузнаваемости: волосы его отросли и как будто встали дыбом – курчавые, золотистые, они светлым нимбом окружали лицо, на котором в черном кольце ресниц ярко сияли голубые глаза. Щеки полыхали красным, алые губки казались намазанными вареньем.
Подведя Ольгу к стулу, Леонид Кириллович тяжело опустился рядом.
– Павлик, сынок, как ты себя чувствуешь? – с трудом выдавил он.
– Во! – мальчишка выставил перед собой большой палец и широко улыбнулся.
– Ну вот мы и проснулись! – в палату зашла медсестра, старательно пряча за спиной шприц. – Сейчас нас опять комарик укусит. А мамочка и папочка пока нам сказку расскажут…
– Скажите… А что с ним такое? – Ольга, с трудом придя в себя, дрожащей рукой гладила белокурые кудри.
– Как это – что? Вы разве сами не видите? На поправку пошел ваш сынуля, скоро домой поедет.
– Но вот это… волосы, глаза, лицо… – Леонид Кириллович неопределенно взмахнул рукой. Другой он держался за сердце.
– А что вам не нравится? – удивилась Лариса Ивановна. – По-моему, ребенок выглядит просто замечательно. Щечки румяные, глазки ясные… Правда, мой золотой? Да вы вспомните, каким его вчера привезли. В чем только душа держалась!
– Так это у него… от лечения? – с надеждой посмотрела на сестру Ольга. Павлик перебрался на руки матери и теперь дергал ее за волосы. А она крепко прижимала сына к себе, как будто боялась, что тот вырвется и улетит.
– А как же! – Лариса Ивановна незаметно подкралась к малышу и так быстро сделала укол, что Павлик не успел даже заплакать. – Вот и все! А теперь мы умоемся и зубки почистим, да, мой золотой? А потом волосики причешем… Они у нас такие красивые, как у ангелочка! Мамаша, давайте мне ребенка и идите на работу. И вы, папаша, тоже.
– Но я бы хотела поговорить с доктором… – слабо попыталась возразить Ольга.
– После часу, беседа с врачом у нас после часу! Телефончик ординаторской возьмите! Если не сможете приехать, позвоните… И номера своих мобильных обязательно оставьте, мало ли что! И не переживайте вы так, у нас доктор просто чудеса творит. Да вы и сами видите!
– Ух, черт! – споткнувшись в темном коридоре, Никита больно стукнулся об угол и теперь стонал, потирая коленку. – Почему так темно? Неужели и здесь лампочка перегорела?
– Нечего выражаться! – одернула его мама. – Да, перегорела! Сколько раз я тебя просила поставить новую в ванной! А теперь вот и в коридоре все погасло! Скоро будем жить, как первобытные люди, в кромешной темноте.
– Мам, не ворчи! – пропыхтел Никита – Сделаю, раз сказал.
– Когда сделаешь? Вы с отцом меня уже два месяца обещаниями кормите!
– Мам, я опаздываю! Лучше свечку принеси.
– Ты же знаешь, свечки кончились! Я тебя уже неделю прошу купить!
– Ах да, я забыл… Тогда давай фонарик! А то я опять свои ботинки с отцовскими перепутаю!
– Какие ботинки? А завтракать? А умываться?
– Ма, я уже съел банан. А умывался вчера вечером, разве этого мало?
– Марш, марш, и без разговоров! – скомандовала мать, отловив сына и заталкивая его в ванную.
В темноте он нащупал дверь шкафчика, выудил из стакана зубную щетку и пасту.
– Ма, так ты идешь? – нетерпеливо поторопил он, переступая босыми ногами на холодном кафеле. – А то я заболеть могу!
– Ничего, подождешь, – услышал он голос мамы. – Ты у меня закаленный!
«Это она в точку», – с удовлетворением подумал Никита, выдавливая пасту прямо в рот, чтобы в темноте не промахнуться мимо щетки. После вчерашних приключений – и ни одного чиха! Приятно осознавать, что у тебя такой крепкий организм! С щеткой во рту Никита выпрямился, расправил плечи, напряг бицепсы. Эх, жаль, нельзя себя в зеркале увидеть!
– Держи, – дверь приоткрылась, мамина рука протянула фонарик. – Только береги! Тут тоже последняя лампочка.
– Угу, – гукнул Никита набитым пастой ртом.
Он включил фонарик, посветил в зеркало, приблизил к нему лицо…
Звон разбитого стекла помог ему удержаться на ногах. И все же… все же… Картина, которую он увидел в зеркале, могла довести до обморока. Это чужое лицо… Накрашенное, как у девчонки! Черные, густые, сросшиеся над переносицей брови как будто нарисованы углем. Ресницы… Длинные, пушистые, загнутые – что ему теперь делать с такими?! А губы – как в рекламном ролике самой модной помады! А волосы!!! Длинные, до плеч, и кудрявые, как у Пугачевой!
– Неужели разбил?! – гневный голос мамы прогремел над ухом раскатом грома. – Я же предупреждала!
– Я… – выдохнул Никита вдруг севшим голосом. – Мне… Мама, посмотри на меня!
– Посмотреть? На тебя? Ввинти лампочки, тогда и посмотрю! – сердито ответила мать.
– Мама… Мне надо… Срочно… – Никита задыхался, ему не хватало воздуха.
– Тебе плохо? – всполошилась мама. – Погоди, я сейчас!
Никита сидел на краю ванной и дрожал, пытаясь успокоиться. «Это глюки, – пытался убедить он себя. – Самые обычные глюки!»
Но самые обычные глюки были плохим утешением! Оставалось надеяться на легкий психический срыв после вчерашнего переутомления.
– Ну что тут у тебя? – мама заглянула в ванную, держа перед собой коптящую керосиновую лампу. Она поднесла ее к лицу Никиты… А потом все повторилось в точности, как минуту назад. Мама ахнула, и лампа с оглушительным грохотом разбилась о кафельный пол.
Ванная снова погрузилась во тьму. Первой пришла в себя мама.
– Жалко лампу. У соседки вчера одолжила, – сообщила она ровным бесцветным голосом. – Антиквариат. Придется новую покупать. Ну? Что молчишь? И как же ты все это объяснишь?
– Не знаю, – пробормотал Никита.
– А я знаю. Ты просто пошел вразнос. Связался с какой-то дрянной компанией, стал не похож на себя. Что, не так?
– С чего ты взяла? – возмутился Никита. Он хотел пригладить волосы, но, ощутив под пальцами кудри, отдернул руку, словно обжегшись.
– Твои постоянные загулы вечерами. Ты совершенно перестал заниматься! А поведение? Думаешь, я не слышала, как ты стал ругаться? И, наконец, результаты – вернее, их отсутствие.
– Ты о чем? – не понял Никита.
– Что-то ты ничего не рассказываешь об интеллектуальном марафоне! Что, хвастаться больше нечем?
– Ах да, прости, я и забыл совсем, – виновато пробормотал Никита. – Ты права. Хвастаться действительно нечем. Я ничего не занял. Вернее, занял, но только третье место в команде. И то благодаря одной девчонке… Насте Абашиной. Она решила задачу-200 и вытянула нас.
– Что ж, могу только порадоваться за маму этой девочки! – в сердцах бросила Любовь Евграфовна. – Ответь мне только на один вопрос. Твой новый образ – это для тебя принципиально или как?
– Ты о чем? – снова не понял Никита. А осознав, чуть не упал. – Ма, это совсем не то, что ты думаешь! – запротестовал он.
– Да? Тогда я вот что тебе скажу. Ты немедленно умоешься, чтобы на лице не осталось и следа косметики. А потом отправишься в парикмахерскую и приведешь голову в порядок. Пусть даже тебе придется пропустить первые уроки. Ясно?
– Хорошо, – уныло пробормотал Никита.
Значит, не глюки! Что ж, тем хуже.
– После школы сразу же домой! – продолжала закручивать гайки мама. – Если хочешь куда-то пойти, только с моего или отцовского разрешения!
– Хорошо, – покорно буркнул Никита. Он наклонился к крану и принялся яростно тереть лицо. Умывшись, тихо вышел из ванной.
– Пойди-ка сюда, я на тебя посмотрю! – услышал он суровый голос.
Вздохнув, Никита отправился на кухню. Увидев сына, мама недовольно поджала губы.
– Ты что, умываться разучился? Или войну мне объявил?
Резко обернувшись, Никита уставился в блестящий бок электрического самовара. Умывание не помогло. Брови, ресницы, красные щеки – нет, это не сон, это кошмарная реальность.
– Ма, я и сам не знаю, что это такое! – чуть не заплакал он. – Чего ты на меня орешь? Неужели я сам это сделал? Да и когда бы я смог? Ты же вчера видела меня, когда зашла сказать «спокойной ночи».
Уловив во взгляде мамы сомнение, он усилил натиск:
– Может, это какая-нибудь болезнь! Вдруг я заразился и скоро умру! Почему ты мне не веришь?
– Хорошо, возьми градусник и измерь температуру, – заколебалась мама, поверив ему. Она потрогала лоб сына, озабоченно нахмурилась, принесла термометр.
Температура оказалась нормальной.
– Ну не знаю, – вздохнула мама, доставая из кошелька деньги. – На, возьми. Это на парикмахерскую. И если с лицом лучше не станет, сходи вечером к врачу. И что с тобой творится! То зуб, то это…
Слава богу, хотя бы мама больше не сердится! Никита на ощупь нашел куртку и быстро оделся, брезгливо заталкивая волосы под шапку. Потом нашарил на полке солнцезащитные очки, нацепил на нос, воображая, каким придурком будет выглядеть в темноте, в февральский мороз и метель.
Но странное дело! Хотя на душе было тяжело и муторно, чувствовал он себя настолько бодро, что хотелось бегать, прыгать, беситься и смеяться. А потом он вдруг вспомнил, что голова целых два дня совсем не болела. Он даже забыл бросить в рюкзак новую упаковку анальгина!
Выйдя из дома, парень, расхохотавшись, бросился в снег и кубарем скатился по льду с горки, используя вместо санок свой рюкзак. Раз жизнь пошла кувырком, почему бы и ему самому не сделать то же самое?
Как избавиться от красоты
«Может, мне вообще сегодня шапку не снимать?» – с тоской думала Настя перед зеркалом в школьной раздевалке. Правда, натянутая по самые уши шерстяная шапочка мало что скрывала. Волосы выбивались наружу, лезли, как настырная трава сквозь трещины в асфальте. Настя, чуть не плача, запихивала их обратно, но локоны не хотели подчиняться. Казалось, еще минута, и они сбросят шапку. А ведь еще есть проблема с ресницами и бровями! И щеками… И губами!
Что же делать?
Настя беспомощно вздохнула и тут же с облегчением перевела дух. Ларка пришла! Уж она-то обязательно что-нибудь придумает!
– Наконец-то заявилась! Тебя где вчера носило? Ты в порядке? – быстро тараторила Лара, энергично стряхивая с шубки снег и выискивая глазами свободный крючок.
– Лар… У тебя нет резинки для волос покрепче? И пудры? И тона… И замазки?
– Зачем тебе? Ты же у нас не красишься! – повесив одежду, Лара обернулась и замерла.
– Ну вот! – плачущим голосом произнесла Настя, снова изо всех сил натягивая шапку. – Ты теперь видишь, да? Это ужас, да?
Но подруга уже пришла в себя и энергично замотала головой.
– Слушай, это не ужас, а просто супер! Отпад! Тебе так идет… Особенно брови. У тебя лицо такое выразительное стало, ты не представляешь! А ресницы-то, ресницы! Ты что, нарастила? Нет? Тогда дашь свою тушь, я тоже попробую! А вот с румянами ты немного перебрала. И тон я бы выбрала посветлее, слишком уж кричаще получилось. Но в целом! Наконец-то ты решилась! Я тебе сто раз говорила, что тебе будет здорово, даже очень! Ты просто не представляешь, какая ты теперь красавица! Снимай шапку, и пошли! Девчонки обалдеют!
– Нет-нет-нет! – вцепившись в шапку, верещала Настя. – Ни за что! Я не могу появиться перед народом в таком виде!
– А что ты предлагаешь? – удивилась Лара.
– Пойдем в туалет, поможешь мне все это замазать!
– Да ты просто ненормальная! Зачем тогда красилась? И потом, что значит – замазать? Не проще ли умыться?
Но Настя уже тащила Лару за собой. Лишь в туалете, где в этот час девчонки оказались одни, она, наконец, раскрыла подруге тайну.
– Это не то, что ты думаешь! – сообщила Настя. – Не грим и не косметика!
– А что тогда? – непонимающе уставилась на нее Лара.
– Это все натуральное! Мое… И брови, и ресницы, и губы – все! Просто я теперь стала такая.
– Натуральное? Стала такая? – в голосе Лары все еще звучало недоверие.
– На, попробуй сама смыть! – Настя протянула подруге салфетку.
Та, пожав плечами, слегка потерла Настину щеку. Салфетка осталась идеально белой.
– Ничего не понимаю! – пробормотала Лара, теперь уже смелее проведя по лицу подруги. Когда салфетка и на этот раз осталась чистой, она принялась так сильно тереть Настины щеки, что та оттолкнула ее, взмолившись:
– Ларка, больно! Ты меня вообще сейчас сотрешь с лица земли!
– Нет, ну ты мне объясни, что это такое? – жалобно попросила Лара, вытирая собственный вспотевший лоб, после чего на салфетке остались следы светло-бежевого тона.
– Да я и сама не знаю! – всплеснула руками Настя. – И это еще не все, – сообщила она, срывая с головы шапку. – Вот! Теперь понимаешь?
– Вау! – Лара смотрела на подругу во все глаза, а потом начала ходить вокруг, разглядывая, ощупывая и даже обнюхивая едва удерживаемые резинкой волосы. – Это что, такая химия, да? Где тебе так сделали? Два года пытаюсь найти нормального мастера, никто не понимает, чего я хочу. Или пережигают, или слишком слабо.
– Так ты химию делаешь? – удивилась Настя. – А я думала, у тебя свои кудрявые…
– А цвет-то, цвет! Просто отпад! У меня никогда такого не получалось… – никак не могла успокоиться подруга.
– Так ты еще и волосы красишь? – все больше удивлялась Настя. – А я-то думала…
– Мало ли что ты думала! – оборвала ее Лара. – Ты у нас вообще особа романтичная, восторженная, далекая от жизни… Вечно в облаках витаешь… А волосы что, нарастили? Они вроде короче были…
– Ларка, замолчи сейчас же! – Настя в раздражении топнула ногой. – Дай мне хоть слово сказать наконец!
– Ладно, ладно, говори, только обещай, что дашь телефончик мастера, хорошо?
– Дура ты, дура! – не сдержавшись, в сердцах обругала подругу Настя. – При чем тут мастер? Какой телефончик? Это со мной само собой сделалось, за ночь, понимаешь? Легла спать, как всегда. Проснулась, а тут – бац, это!
– Да? А ты не врешь? – подозрительно посмотрела на нее Лара. – То есть ты не ходила в парикмахерскую?
– Не ходила! – огрызнулась Настя, чувствуя, что к глазам подступают злые слезы. Если лучшая подруга не верит, что уж говорить об остальных!
Подтверждая ее опасения, Лара недоверчиво покачала головой.
– А как же такое может быть? Я ни о чем подобном не слышала! Чтобы само собой… За ночь… Может, ты вчера опять колдовала? – высказала предположение она.
– Вроде нет, – пожала плечами Настя. Она попыталась вспомнить все, что произошло накануне. Единственный момент, когда она произносила заклинание, был связан с кубиками. Но это не имело к ее голове никакого отношения! – Так ты поможешь мне или нет? – Настя начала терять терпение. – Звонок уже скоро!
– Господи, а что же я могу сделать? – засуетилась Лариса, вытряхивая из рюкзака косметику. – Ты волосы распрямить пробовала?
– Угу, – угрюмо кивнула Настя, шипя и стягивая с волос резинку.
– И что? – Лара открыла пудру, протянула подруге.
– Как видишь! – Настя встряхнула головой, волосы пышным водопадом рассыпались по плечам. «Они стали еще длиннее!» – с ужасом отметила девочка и поторопила Лару: – Сможешь это как-нибудь заплести? Чтобы не очень видно было.
Та охнула, покачала головой.
– Какой мы ерундой занимаемся, – бормотала она, заплетая волосы в тугие косы, в то время как Настя обильно припудривала щеки, брови и губы. – На тебя такая красота свалилась, а ты все под пудрой спрятать хочешь.
– Да, хочу, – Настя упрямо мотнула головой. – В конце концов, это мое дело, ведь так? А теперь дай какой-нибудь тон, побледнее, чтобы щеки и губы замазать.
Клиент, которого не ждали
– Это можно как-то распрямить? – Никита жалобно смотрел на парикмахера, высокого грузного детину, который навис над креслом, как милиционер над преступником во время допроса.
– Э-э-э… – пожав плечами, мастер пощупал волосы, поцокал языком, подозвал парикмахера, стоявшего у соседнего кресла. Они о чем-то долго шушукались, после чего был вынесен вердикт:
– Невозможно!
– Тогда стригите! – решился Никита. – Только покороче! Можно вообще налысо.
– Угу, – мастер понимающе ухмыльнулся, взял ножницы. – Кстати, кабинет тату и пирсинга сейчас тоже работает.
– Мне не надо! – в испуге дернулся Никита и тут же зашипел, уколотый ножницами. – Только если там ресницы и брови обесцвечивают.
– Ресницы и брови? Это тебе в косметический надо, – съязвил мастер. – Только там не обесцвечивают, а красят! Но попробовать можно…
Ножницы лязгали над головой, и Никита с облегчением наблюдал, как пышные локоны устилают пол. Скоро, скоро он снова станет похож на нормального человека!
Лысая голова оказалась такой маленькой и жалкой, что Никита испугался, сможет ли он теперь ходить без шапки. Он провел рукой по колючему ежику, на мгновение пожалев о густой шевелюре, которую уборщица уже заметала в угол. Но что сделано, то сделано! Главное, народ не увидит его с этим немыслимым хаером. Теперь надо разобраться с лицом – и конец мучениям!
В косметическом кабинете к нему отнеслись еще более насмешливо. Не исключено, что он был первым парнем, появившимся здесь с момента основания заведения! А когда окончательно смутившийся, красный как свекла Никита, сбиваясь, объяснил, чего он хочет, на него и вовсе стали смотреть, как на сумасшедшего.
– Ну, я попробую, – хихикнув, пожала плечами молоденькая девушка, чем-то напомнившая Вику. – Только за результат не ручаюсь! Никогда еще таким не занималась. Закрой глаза!
Лежать целых пятнадцать минут зажмурившись – настоящая пытка. Веки сами собой дергались, глаза слезились, а уж щипало их к концу процедуры так, что хотелось плакать. Оказывается, девчачья красота не такая уж безобидная вещь!
Зато результат превзошел все ожидания. Белесые ресницы и брови выглядели совсем как прежде! Никитино «спасибо» прозвучало так горячо, словно он обращался к реаниматору, вернувшему его к жизни.
– Если ты считаешь, что так лучше… – недоумевающая девушка только пожала плечами.
Новые рекорды…
Как ни старалась Настя, произошедшее с ней скрыть не удалось. Девчонки единодушно отметили и новый цвет волос, и их длину, и новую прическу, а также необычное количество косметики на лице.
– У тебя косы даже толще моих! – ревниво обронила Ира Беларева. – И длиннее! А я свои с первого класса отращиваю! Как такое может быть?
– А тона на лицо можно бы и поменьше, – наставительно произнесла густым певучим голосом Тамара Шарохина. – И с пудрой явный перебор! А туши, наоборот, маловато.
– Ну, это от неопытности, – бросилась защищать подругу Лара. – Я первый год когда красилась, тоже все неправильно делала. Мастерство приходит с практикой!
Лишь Вика не принимала участия в разговоре. Она настороженно молчала, бросая на Настю мрачные взгляды поверх книжки. Фолиант в ее руках назывался «Как избавиться от чар черной магии».
Учителям новый облик Насти не понравился. Но если некоторые восприняли его более или менее лояльно, только чуть-чуть пожурив нарушительницу, то преподавательница физкультуры Эвелина Ивановна была категорична и непреклонна.
– Сейчас же отправляйся в туалет и смой с лица всю эту гадость! – приказала она, едва увидев Настю.
– Но я не… – слабо попыталась протестовать девочка.
– Ты хочешь, чтобы я сама тебя умыла?
Пришлось подчиниться. Настя даже знала, какими словами Вика отметит ее возвращение! И не ошиблась.
– Ой, мамочки! – услышала она, вернувшись в зал. Однако на этот раз отметилась не Вика, а ее подруга Катя Малышева.
– Так ты еще и издеваться?! – рассердилась Эвелина Ивановна. – Я тебе велела умыться, а ты еще больше накрасилась!
– Но я не… – снова запротестовала Настя.
– Сто подскоков на месте, немедленно! – прервала ее учительница, показав на скакалку. – А вы? Чего уставились? Никогда Абашину не видели? – накинулась она на замерший класс.
– Такой – никогда! – от имени всех заявил Миха, исподтишка показывая Насте поднятый вверх большой палец.
– Вот теперь с тоном в самый раз, – шепнула Тамара. – Но только излишек туши и брови слишком сильно намазала. И нарумяниться могла бы поменьше!
– Ой, Аська, я догадалась! Ты ведь тату-макияж сделала, да? – схватила Настю за руку Ира Беларева. – Просто супер! Как свое! Скажешь потом, у кого и сколько стоит, хорошо?
Под перешептывание парней и хихиканье девчонок Настя взяла скакалку, начала подпрыгивать. Но – странное дело! Если раньше она едва могла допрыгать до пятидесяти, то теперь совершенно не чувствовала усталости. Наоборот, она стала легкой, подвижной и прыгучей, как мячик. После сотого прыжка захотелось продолжить, и Настя, все ускоряя темп, допрыгала до двухсот, потом счет пошел на триста, четыреста…
Эвелина Ивановна подошла и встала рядом, считая прыжки вместе с остальными. Когда Настя одолела полтысячи, учительница, позабыв недавнюю размолвку, принялась энергично подбадривать девочку.
– Давай, Абашина! Молодец! Жми, Настя! На рекорд идешь!
На тысяче Настя решила остановиться. Последние три раза ей вдруг захотелось прыгнуть как можно выше, и она, оттолкнувшись, взмыла чуть ли не на метр, чуть-чуть зависла и под бурные аплодисменты опустилась на пол.
– Ну, Абашина, удивила! – похвалила ее повеселевшая и подобревшая учительница. – Молодец! Надо бы тебя и по другим нормативам проверить. Чувствую, что и в остальных видах у тебя способности. Мы с тобой такие дела закрутим! На соревнования пойдешь, в чемпионки выйдешь! Это надо же, а? Тысяча прыжков!
Раскрасневшаяся Настя стояла посреди зала и растерянно улыбалась. Она сама не понимала, что произошло. Тысяча прыжков! Такое ей бы и во сне не приснилось. И ни капли не устала! Могла бы пропрыгать еще столько же. Это было и восхитительно, и страшно – она окончательно перестала себя узнавать. Лицо, волосы, тело – все переменилось. Она стала другой. И кем же, интересно? И что же такое творится с ней с утра?
– Умойся, причешись и принеси дневник. Получишь пять с плюсом и благодарность! – объявила учительница.
Пять с плюсом! У Насти никогда в жизни не было таких отметок, тем более по физкультуре. И еще благодарность! Она вообще не слышала, чтобы такое в дневники писали. Замечание – да, но похвала…
Счастливая девочка вприпрыжку выбежала из зала, гадая, смогла бы сама учительница побить ее рекорд. После умывания щеки запылали еще ярче, и Настя захотела переплести растрепавшиеся косы. Но волосы стали еще гуще и никак не хотели приглаживаться, нахально топорщась во все стороны. В итоге Настя махнула рукой, решив просто расчесать их и оставить как есть – наверняка теперь, после ее невероятных успехов, Эвелина не будет придираться. И вообще, вроде бы с ее новым обликом все прошло довольно гладко. Слава богу, неприятности и неожиданности закончились! Неужели она наконец-то, впервые за последние дни, сможет вздохнуть спокойно?
Настя причесывалась и не знала, что ее надеждам на спокойствие суждено оправдаться совсем не скоро…
…и новые огорчения
Никита появился в зале в разгар всеобщей суматохи. Учительницы не было. Несколько секунд парень стоял незамеченным, наблюдая за бумом, охватившим класс, – парни и девчонки, все как один, прыгали через скакалки. На его глазах участники необычного соревнования начали по очереди «сходить с дистанции», разочарованно сообщая о результате – семьдесят три… сто тридцать семь… сто девяносто один… Последним был Миха, которого хватило на триста четыре прыжка.
Усталые одноклассники без сил развалились на скамейках и только тут заметили Никиту.
– Привет, народ! – бодро помахал им опоздавший, гадая, почему это все вдруг замолчали и уставились на него, дружно открыв рты.
– Ой, мамочки! – прозвучало уже, наверное, в сотый раз за эти дни.
«Ну что еще?» Сердце у Никиты заныло от недоброго предчувствия. Неужели это реакция на его лысую голову? Эх, надо было до конца урока в раздевалке посидеть! Но после парикмахерской ему вдруг как никогда захотелось побегать, попрыгать, покидать мячик в баскетбольную корзину… Парень в замешательстве замер посреди зала, растерянно оглядывая одноклассников. Все молчали, с ужасом глядя на него. Да что он, в привидение превратился, в конце концов?
– Вы че, народ? – обратился он к ребятам. – Лохнесское чудовище увидели? Это же я, я, Никитка Коваленко!
– Теперь поняли, – выдавил из себя Миха. – Ты в зеркало-то с утра смотрел?
– А, ты о моей новой прическе! – неловко усмехнулся Никита. Он прикоснулся к голове, и… свет померк в его глазах. Лысины не было! Вместо жесткого ежика снова вились локоны. Испуганный, он ощупал голову еще раз – так и есть! Волосы опять отросли! Жесткие, непослушные, курчавые… Да еще длиннее, чем раньше! А… как же тогда остальное? Ресницы? Брови?!
Никита застонал, бросился в комнатку учителей, где было зеркало. Так и есть! Мучения в парикмахерской оказались напрасными. Вокруг лица дыбилась густая грива, а ресницы и брови снова стали черными как смоль…
Никита в отчаянии выбежал обратно в зал и нос к носу столкнулся с Настей. Поглощенный собственными переживаниями, он не сразу понял, кто это. А узнав, замер как вкопанный. Вихрь чувств охватил его: потрясение от озарившей вдруг догадки, обида, злость и – страх перед какой-то нечеловеческой, непривычной красотой…
Его появление потрясло Настю не меньше. Прижав руки к щекам, она поедала его взглядом и что-то быстро бормотала.
– Панацея! – услышал Никита. – Панацея!
– Ой, мамочки! – на этот раз это снова была Вика.
– Да… – согласилась Лара. – Это уж точно «мамочки».
Класс зашумел, девочки испуганно сбились в кучку, парни храбрились, перекидываясь мячом, но тоже старались держаться подальше от странной пары.
Возвращение учительницы было как никогда своевременным, хотя даже Эвелина Ивановна при виде опоздавшего Никиты и стоящей рядом Насти вздрогнула и ахнула таким басом, что показалось, будто выстрелила пушка.
Все же ей довольно быстро удалось взять себя в руки.
– Это что еще за демонстрация? – грозно нависла она над «близнецами». – Что за мода такая? Кто вам разрешил такое сделать? Забыли, где находитесь? Здесь школа, а не подиум! А я-то Абашиной еще и благодарность записать хотела! А она тут выкручивает! И Коваленко туда же!
К счастью для всех, раздался звонок.
А вот уж в раздевалках Никите и Насте досталось по полной программе.
– Могла бы и сказать, что у вас с Никиткой любовь! Подруга называется! – высказала общее мнение Лара.
– Вот именно! Иначе как бы ты уговорила парня на химию, ума не приложу! – наперебой закричали Ира, Тамара и Катя. – Тем более такого женоненавистника, как Коваленко!
– Да какая любовь, вы что! – отбивалась Настя. Она пыталась развязать на кроссовке шнурок и не знала, плакать ей или смеяться. – И не уговаривала я никого… И химии у него нет! Это все «панацея»!
– Какая «панацея»? – полуодетые девчонки подошли ближе. – О чем это ты?
– Опять из дневника прабабушки, да? – догадалась Лара. – Ой, девочки, там у нее столько!
– Да знаем мы, знаем! – нетерпеливо перебила Тамара. – Что мы, Михин плеер не слушали? И про заикание знаем, и про знаки, и про заклинание… Давай, колись дальше!
Вздыхая и пыхтя над тугим узлом, Настя поведала о том, как они с Никитой варили и пробовали зелье.
– Там было написано – от всех болезней, – виновато вздохнула она. – Я же не знала, что такое получится!
– И как это вас от шерсти не вырвало! – брезгливо скривилась Катя.
– А я бы ради такого вида и не то выпила! – с энтузиазмом заявила Тамара. – Сваришь мне потом, ладно? Только лучше, чтобы я брюнеткой стала. А шерсти я тебе могу от своего котенка принести, он у меня тоже четырехмесячный. И черненький, как уголек!
– А от болезни-то помогло? – перебила Тамару Лара. – Ты же вроде вчера совсем плохая была.
– Как видишь. – Настя усиленно подышала носом, чтобы показать, что насморка больше нет.
– Слушайте! – воскликнула вдруг Лара. – А этот твой рекорд… Ну, тысяча прыжков… Может, это тоже от зелья?
– Точно! – поддержала Ира. – Ты раньше никогда столько не прыгала!
– Нормальному человеку никогда столько и не прыгнуть, – поддакнула Катя.
Настя справилась, наконец, со шнурком и теперь могла спокойно переодеться.
– Ничего я не знаю, – невесело вздохнула она. – Может, от зелья, а может, и нет. Я вообще теперь ничего не знаю!
У дверей раздевалки Настю перехватил Миха.
– Повтори, а? – протянул он ей диктофон.
– Что?
– То, что девчонкам сейчас докладывала.
– А ты откуда знаешь? – подозрительно уставилась на парня Лара и тут же догадалась. – Так ты подслушивал!
– Подслушивал? А может, еще и подглядывал? – грозно сжав кулаки, подступила к Михе Тамара.
– Ладно, ладно, голосистая, уймись! Кому нужны ваши дырявые носки?
– Ах носки? – девчонки дружно набросились на Миху, но тот все-таки успел протянуть Насте диктофон:
– Так ты запиши все, ладно? Только в подробностях! И вначале скажи – «серия двадцать четыре»…
Так кто же написал валентинки?
Никита подошел к Насте, когда она заканчивала наговаривать «серию двадцать четыре».
– Поговорить надо, – глухо сказал он, не поднимая глаз. После разборки с парнями в раздевалке он ощущал себя еще хуже, чем утром. Хотелось не просто обриться наголо, а отрезать голову целиком.
– Говори, – пожала плечами Настя, выключая диктофон.
Они отошли к окну, дружно уставились на дымящие трубы ТЭЦ. Из окна дуло, Настя зябко куталась в кофту и все равно не могла сдержать дрожи.
– Ты… уже совсем выздоровела? – кашлянув, спросил Никита.
– Совсем, – кивнула Настя.
– А Павлик как себя чувствует?
– Не знаю, не звонила пока, – ответила Настя, а потом решилась. – Ты ведь не об этом хотел поговорить, так?
– Так, – согласился Никита. – Твои штучки? – показал он на свою натянутую по самую шею шапку.
– Не знаю… Наверное… – смущенно залепетала Настя.
– Твои, твои! Вчерашняя бурда с шерстью! Ты нарочно мне ее подсунула! – начал заводиться Никита. Он сжал подоконник с такой силой, что пальцы побелели.
– Ничего подобного! – запротестовала Настя. – Я тебя не заставляла! Ты сам захотел попробовать!
– Исправляй теперь! Делай что хочешь, но чтобы у меня сегодня же были нормальные волосы! И лицо! Поняла?
– И как же, интересно, я это сделаю? – воскликнула Настя. Было обидно, что собеседник как будто специально не замечает ее мучений.
– Как хочешь! Сумела сотворить, сумей исправить!
– А если не сумею, то что? – Настя тоже начала сердиться.
– Сумеешь, сумеешь!
– А если нет? Что тогда?
– Тогда… тогда… Тогда вот что!
Никита схватил ее за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал. «Напор и натиск! – вспомнил он совет Михи. – Интересно, видит ли его сейчас друг?»
Шум в рекреации стих.
– Ой, мамочки! – донеслось из противоположного угла.
– Если она скажет это еще раз, я ее придушу, – пообещал Никита, снова потянувшись к Насте.
Звук пощечины нарушил тишину.
– Скажешь, я тебя опять заставляла? – процедила Настя, гневно сверкая глазами. – И не смей больше приближаться ко мне, понял?
Краем глаза она заметила во взгляде Вики одобрение.
А потом раздался голос дежурного учителя:
– Коваленко, Абашина, к завучу с дневниками! Немедленно!
– Никита, сними шапку, – начала разнос завуч Евгения Федоровна.
– Не хочу, – угрюмо буркнул нарушитель дисциплины.
– Сними, говорят тебе! В школе надо находиться без головного убора! Вот так-то лучше, – удовлетворенно кивнула она, когда приказ был выполнен. А потом продолжила: – Дорогие мои! Вы что же это устраиваете, а? От вас уже вся школа дрожит!
Никита и Настя молчали, глядя в разные стороны.
– И кто бы хулиганил, а? Ладно, Цыганков и Романов. Ну, в крайнем случае, Веревкин. Но вы! Гордость школы Никита Коваленко. Разумная, спокойная девочка Абашина Анастасия. От вас я такого никак не ожидала!
Нарушители дисциплины продолжали угрюмо молчать.
– И ведь что вытворяете, а? Страшно сказать! Я понимаю, Цыганков доску на колесиках в школу принес, устроил массовые катания – тут все ясно, на то он и хулиган, чтобы безобразничать. А вы? Эти вызывающие прически, макияж. И совершенно недопустимое поведение! Я, конечно, не ханжа, сама понимаю, любовь и все такое…
– Нет никакой любви! – одновременно воскликнули Никита и Настя, в первый раз нарушив тишину.
– Ну, вот я о том и говорю… Я прекрасно знаю, как это бывает в вашем возрасте. Не вы первые, не вы последние! Но зачем же целоваться на перемене? На глазах у остальных? Там же, между прочим, начальная школа была! Хоть бы малышей постеснялись!
Несмотря на злость, Никиту начал разбирать смех.
– И твоя прическа, Коваленко. Разве можно мальчику носить так волосы? В уставе школы записано: «Учащимся предписывается аккуратная стрижка с естественным цветом волос». А ты чего удумал? Завивку сделал, покрасился!
– Я не красился! – возмутился Никита. – И не завивался!
– Ну, так, значит, парик надел? – завуч наклонилась и так сильно дернула Никиту за волосы, что парень скривился от боли. – Приклеил, что ли? Тем хуже! Это просто вопиющее издевательство!
Настя вдруг как-то странно булькнула, не то чихнула, не то хрюкнула и, пробормотав «извините», быстро выбежала из кабинета. Из коридора донеслись взрывы хохота.
– Так, ладно, все. Иди посмотри, что там с Абашиной? По-моему, у нее истерика. А дневничок-то оставь! Зайдешь после уроков. И подруга твоя пусть зайдет.
– Она не моя! – снова обиженно вскинулся Никита.
– Конечно, конечно, – усмехнувшись, закивала завуч. – Ну так я и говорю – пусть зайдет!
Никита с облегчением выскользнул в коридор, догнал Настю. Она взглянула на него и снова захохотала – да так заразительно, что Никита тоже не смог удержаться от смеха.
– Как… она… тебя… за волосы оттаскала! – заливалась Настя. Схватив Никиту за волосы, она тоже несколько раз дернула. – Да, здорово ты парик приклеил!
– Разве можно мальчику носить так волосы? – передразнил Никита. – Слушай, ты извини меня… за поцелуй на перемене, – он и сам удивился, как легко у него вышло.
– Ладно, на первый раз прощаю, – смилостивилась Настя. – Но если в следующий раз ты посмеешь это сделать без моего разрешения…
– Значит, с разрешением можно? – обрадовался Никита. – Ловлю на слове!
Но Настя и сама поняла свою оплошность. Покраснев, она в сердцах пробормотала:
– Знаешь, если ты мне валентинку послал, это еще ничего не значит!
– Валентинку? – растерялся парень. – Я? Тебе? Но я ничего не посылал! Ведь это же ты мне написала!
– Я?! – оторопела Настя. – Да никогда! Как ты мог такое подумать? Кто я тебе, по-твоему?
– Ты? Фея, – вырвалось у Никиты, о чем он тут же пожалел – черные брови Насти грозно сошлись над переносицей.
– А говоришь – не писал! Эх, ты, супермен! Оказывается, ты еще и трус к тому же!
– Ну, знаешь! Ты сама врешь, что не писала! Откуда ты знаешь, что там было?
– Ничего я не знаю и знать не хочу! И вообще, что ты привязался ко мне? Три дня проходу не даешь!
– Это я тебе не даю?! Да это ты меня уже достала! Посмотри, кого ты из меня сделала!
– Никого я из тебя не делала! Ты такой, какой есть! И если у тебя проблемы, нечего их вешать на других!
В пылу спора они не замечали, что перемена давно кончилась, что они одни стоят и орут на весь коридор.
– Та-а-ак, – завуч возникла рядом совершенно незаметно. – Как видно, принятые меры на вас совершенно не подействовали. Придется закрутить гайки!
– Не надо гайки, Евгения Федоровна! – взмолился Никита. – Я и так переживаю из-за всего этого, – он показал на волосы. – Вы просто простите нас, хорошо?
– Да, Евгения Федоровна! – присоединилась к Никите Настя. – Мы очень, очень виноваты и просим у вас извинения.
– Ну… ладно, – неуверенно проговорила завуч. – Вы, я вижу, вполне искренне раскаялись. Только этого мало! Ты, Коваленко, должен изменить прическу, а ты, Абашина, никогда не позволяй молодым людям вести себя так!
– Конечно, конечно, Евгения Федоровна! – обрадованно закивала провинившаяся парочка. – Спасибо!
– Дневники не забудьте забрать! – напомнила учительница.
Но спор на этом не закончился. Выяснение отношений продолжилось и после уроков.
– Еще раз повторяю – я никогда в жизни не посылала тебе валентинку!
– И я тебе не посылал!
– Да? А как же тогда исчезающие чернила? Мою валентинку написали именно ими! А такая ручка в классе только у тебя!
– Не только в классе, но и в школе! – хвастливо поправил Никита и тут же спохватился. – Но это ничего не значит! Говорю тебе, я ничего не писал! – выпалил он и тут же запнулся, как будто что-то вспомнив. – Погоди-ка… У меня появилась идея… Вика! Кузовлева! – окликнул он старосту. – Пойди сюда! Признавайся, это ты послала Аське валентинку на День влюбленных?
– Что-о-о?! – вскипела Вика. Глаза и рот ее стали похожи на разнокалиберные буквы «о». – Ты совсем того?! Окончательно головка не соображает? Да тебе к врачу надо! Не понимаешь, что несешь! Несусветную, невероятную, небывалую чушь!
– Вроде не она, – смущенно кашлянул Никита. – Ладно, не ори. Скажи лучше, у кого еще в тот день побывала моя ручка? Помнишь, ты брала ее у меня?
– Ручка? Да-да, что-то было… Спроси у Лариски, – бросила Вика, обиженно надувшись.
Серия двадцать шесть
Найти Лару в опустевшей школе оказалось непросто. Но наконец ее обнаружили – в пустой раздевалке девочек. Подруга Насти была не одна – она сидела на полу рядом с Михой. При появлении друзей парочка испуганно вскочила.
– Тьфу, напугали! – выругалась Лара, разглядев, кто перед ней. – Предупреждать надо! Я думала, училки какие-нибудь.
– Слушай, Лариска, так ты все-таки написала мне валентинку или нет? – не обращая внимания на ворчание подруги, в лоб спросила Настя. – Признавайся, у меня факты. Исчезающие чернила и все такое.
– Э-э-э… – Лариса помялась, а потом виновато кивнула. – Да. Ты извини, ладно? А ты не смотри на меня так! – набросилась она на усиленно жестикулирующего Миху. – Она и так догадалась, не видишь, что ли?
– Так вы сговорились! – ахнула Настя. – И ты тоже все знал! Ну и жуки! Только зачем, можете мне объяснить? Мы же договорились не писать друг другу!
– Договорились, да… Но ты была такая несчастная… Неприкаянная… Одинокая… Нам с Михой стало тебя жалко, вот мы и решили сделать сюрприз! Нельзя, чтобы человек горевал в День влюбленных. А тут еще Никиткина ручка подвернулась. Исчезающие чернила – это было как раз то что надо! На следующий день надпись исчезла – вот, считай, и нет никакой валентинки! И наша договоренность не нарушена!
– Постойте-ка… А моя валентинка – тоже ваших рук дело? – начал догадываться Никита.
– Извини, брат, – виновато развел руками Миха. – Ты тоже не особо радовал нас своим видом. Мы решили, что и тебе не помешало бы немного встряхнуться!
– Да-а-а, – почесал в затылке Никита. – Удружили, нечего сказать. Я два дня ломал голову, от кого послание. Верил, что какая-то ненормальная искренне считает меня суперменом!
– И я купилась, – поддакнула Настя. – Думала, может, я и вправду фея…
– Мы заметили, – хмыкнул Миха, показав на висящий на поясе диктофон. – Ты отлично вошла в роль!
– Значит, она не фея? – задумчиво произнес Никита.
– Конечно, нет! Но разве это имеет какое-то значение?
– Вообще-то имеет… – Настя и Никита вздохнули и, переглянувшись, дружно потрясли кудрявыми головами.
– Ты и сама подумай! Какая из тебя волшебница? Фея сразу же догадалась бы, от кого валентинка! – охладила пыл подруги Лара.
– И ты не супермен! – сообщил Никите Миха. – Иначе сразу вычислил бы, от кого открытка!
– А как же наши волосы? И настой? – Насте не хотелось сдаваться.
– Ну и что? Сварила какой-то бурды, от которой волосы покрасились. И что в этом необычного? Например, если есть много морковки или мандаринов, пожелтеешь. А будешь пить чернила – станешь синим! Короче, не пей из лужи – козленочком станешь. Ничего волшебного, обычная химия.
– А Никитино заикание? – не отступала Настя.
– Временный приступ!
– А мой рекорд на физре?
– Хорошая форма!
– А марафон? Задача-200, которую я решила?
– Это вообще никакая ни магия, а самая обычная логика! Просто у тебя великолепные способности, которые ты раньше не осознавала. А теперь наконец-то решила проснуться! Понятно? – в голосе Михи чувствовалась уверенность.
– Я не фея, – сердито сказала Настя. Она посмотрела на подоконник, и валяющаяся там монетка со звоном упала на пол. – Я ни капельки не фея! – обертка от жвачки взлетела с пола, закружилась в воздухе. – Ну ни чуточки!
– Сквозняк, – вздохнул Миха, подбирая монетку. – Самый обычный ветер.
– Ах, ветер, – Настя вдруг почувствовала, что в ней пробуждается какая-то сила. – Ну, хорошо же. Посмотрим, кто есть кто. Сейчас вы увидите самый обычный ветер!
Она крепко зажмурилась, прошептала заклинания, быстро начертила в воздухе знаки цыганки.
Огненная змея расколола небо, озарив раздевалку ярким светом, а следом грянул такой оглушительный раскат грома, что зазвенели стекла.
– Ой, мамочки! – воскликнула Лара совсем как Вика. – Что это?
– Гроза, – потрясенно прошептал Миха. – Настоящая гроза!
Они вцепились друг в друга, полными ужаса глазами глядя на буйство стихии. Метель билась в стекла, залепляя их снегом, стены содрогались от яростных ударов ветра, по крыше топали какие-то взбесившиеся великаны.
– Я бо-бо-боюсь, – Настя вдруг начала заикаться. – Ч-ч-то э-э-э…
Никита бросил на нее сердитый взгляд, уселся в углу.
– Климатический феномен, – бросил он. – Зимняя гроза. Такое бывает. Правда, достаточно редко.
– Люблю г-грозу в к-к-конце зи-зимы, – продекламировал Миха дрожащим голосом.
Очередной раскат грома был так силен, что лампа на потолке, мигнув, погасла. Компания очутилась в полной темноте, освещаемой лишь проблесками молний. Ребята сидели на полу, сбившись в кучу, девочки зажмурились, сопровождая каждый удар грома испуганным визгом. Сквозь рамы в комнату пробивался снег, усыпая подоконник белой крупой. Снежный слой становился все толще, а гроза и не думала прекращаться. Наоборот, завывания ветра усилились, и раскаты грома слились в один сплошной артиллерийский набат – такой сильный, что Настя едва услышала звонок мобильника.
– Папа! – крикнула она, прижимая к уху спасительную трубку – звонок был из другой, нормальной жизни, где не качались стены и по крыше не били кувалдой. – Папа! Ты где?
Они застряли в пробке, – потом сообщила она друзьям. – Забрали Павлика из больницы, а теперь стоят на третьем кольце. Говорят, из-за грозы весь город встал. Намертво. Намело столько снега, что транспорту не проехать. Да и пешеходы вязнут в сугробах по пояс.
Несколько мгновений удрученные друзья переваривали полученную информацию.
– А почему они забрали Павлика? – запоздало удивился Никита.
– Сказали, что он выздоровел. Но только теперь у него не все в порядке с головой.
– В каком смысле? – нахмурился Никита.
– Вместо обычной прически у него белые кудряшки, как у ангелочка.
– Ой, мамочки, – выдохнула Лара, окончательно превращаясь в Вику. – Что же это делается? А ну, давай, расколдовывай! – набросилась она на Настю. – Быстрее, пока школу не снесло!
– И пока Москву еще можно откопать, – сердито бросил Миха.
Но Настя отчаянно замотала головой.
– Не получается! Я уже несколько раз пробовала. Ничего не работает! – она взмахнула руками, всхлипнула. – Я же не фея. И в самом деле, никакая не фея!
– Так, хватит, прекратили, – Никита решительно прикрыл собой Настю. – Что вы на нее набросились? Совсем заморочили. Достали вы нас с этой мистикой!
– Ладно, проехали. Давайте лучше выбираться отсюда, – буркнул Миха, злясь на себя за проявленную слабость.
Но девочки резко запротестовали.
– У меня куртка легкая и шапки нет, – сказала Настя, шмыгнув носом. – Я лучше подожду, когда все закончится.
– А у меня только кеды и тоненькие носочки! – заявила Лара. – И я не собираюсь в такой обуви по сугробам топать!
– А тебе и не придется! – Миха расплылся в широкой улыбке. – Я тебя на руках отнесу! Мы ж в кино хотели, ты не забыла?
– В кино? На руках? Тогда ладно, – смилостивилась Лара, и обнявшаяся парочка направилась к выходу.
И лишь закрывая за собой дверь, Миха вдруг вспомнил, что совсем забыл записать на диктофон «серию двадцать шесть». Но возвращаться совершенно не хотелось.
Оставшись вдвоем, Настя и Никита некоторое время сидели молча, вслушиваясь в завывания метели.
Потом Настя положила голову Никите на плечо, глаза начали слипаться.
Последнее, что она услышала перед тем, как уснуть, были слова Никиты:
– Интересно, какое бы замечание тебе в дневник записали, если бы узнали, что это ты все подстроила и не можешь теперь остановить? «Не выучила магию» или «Грубо нарушала законы природы?»
Меняю урок физики на стакан «панацеи»
Когда Настя открыла глаза, за окном было темно. Порывы ветра кидали в стекло снежную крупу, но это были не яростные удары, а легкие касания. Лампа под потолком снова горела, мигая и слегка потрескивая. Прерывистый свет то выхватывал из темноты исписанные стены раздевалки, то снова прятал их.
– А я и не заметила, как все закончилось, – пробормотала Настя, потягиваясь. Рядом она обнаружила Никиту – положив голову на рюкзак, он сладко спал.
Настя тихо встала, подошла к окну – в темном стекле отразилась обычная девочка с растрепанными волосами, коротко остриженной челкой. Вот тебе и раз! Кудрявая грива тоже исчезла, как будто ее и не было. Девочка разочарованно пригладила волосы, приблизила лицо к стеклу, чтобы разглядеть брови и ресницы, но вместо этого увидела темный школьный двор, едва освещенный лучами фонарей и пересеченный фиолетовыми тенями деревьев. Лишь высокие сугробы напоминали о недавнем буйстве стихии.
– Доброе утро! Или вечер? – услышала она и обернулась.
Никита сидел на полу и тер глаза. Увидев Настю, он замер с вытянутым лицом, а потом принялся ощупывать голову. Убедившись, что «химии» больше нет, он расплылся в улыбке.
– Ну, наконец-то! Вот теперь порядок.
А потом Настин мобильник тоже проснулся, последовало несколько звонков – от мамы, от отца, от Лары. Все интересовались, где она, и ругали, что так долго не отвечала. Настя узнала, что дороги расчистили, движение восстановилось, отец с семьей давно уже дома, мама только что вернулась с работы и готовит ужин, а Лара и Миха уже успели побывать в кино. Каждый звонок все дальше уводил от сказки. Что ж, придется возвращаться в скучную реальность.
Скучную? А так ли это? Настя вдруг поняла, что забыла о скуке – и не только из-за старинного дневника. Она познакомилась и подружилась с новой семьей отца, лучше узнала маму, выиграла интеллектуальный марафон, перебаламутила всех вокруг, поссорилась с учителями, обрела новых друзей и врагов. Раньше ее не замечали, а теперь она – чуть ли не звезда класса, да и всей школы! И самое главное – у нее появился Никита. Как будто «фея» и в самом деле спала, а теперь вдруг проснулась и увидела, как хорошо и интересно вокруг, если только не зеваешь и не витаешь все время в облаках.
– Мне уже жалко той прически, – сказал вдруг Никита, приглаживая тонкие каштановые волосы.
– И мне, – кивнула Настя. – Придется химию делать, чтобы марку не терять. И косметику купить…
– Не надо! Ты мне так больше нравишься, – вырвалось у Никиты. – И химию на голове не делай, лучше школьную подучи. Да и физикой не мешало бы заняться!
– А ты мне поможешь? – испытующе посмотрела на него Настя.
– Ну если ты нормально заплатишь, – протянул Никита.
– Стакан «панацеи» устроит? – лукаво посмотрела на «репетитора» Настя.
– Договоримся, – деловито кивнул «супермен».
Настя хихикнула, взяла мобильник, пощелкала кнопками и радостно воскликнула:
– Ой, смотри! Фотоаппарат проснулся!
– В самом деле?
Две головы склонились над маленьким экраном, рассматривая фотографии. А потом Настя навела камеру на Никиту и скомандовала:
– Улыбнись!