С.З.), входившей в армию прикрытия государственной границы... В 3.20 утра, за 10 минут до начала артподготовки, немцы захватывают автомобильный мост... и начинают наводить наплавной, или понтонный, мост... через реку (совсем не обязательно, если у них в руках автомобильный мост. — С.З.). Одновременно выброшенные ночью парашютисты перерезаютлинии связи (в то время она была у нас почти на 100% телефонной) полков с вышестоящим штабом (но директива наркома обороны о приведении войск в боеготовность была передана в войска в 00.20, а не в 3 часа; кто или что помешало войскам получить ее раньше? — С.З.).
Что должен сделать комполка, если его жилой городок подвергся обстрелу? (Но советские войска вовсе не обязательно располагались в жилых городках, они в массе своей пребывали в неких летних лагерях, а некоторые откровенно прятались в лесу; кроме того, вовсе не обязател fa-но советские воинские части находились в пределах огня немецкой артиллерии. — С.З.) Вскрыть секретный пакет, в котором записано: поднять по тревоге личный состав, «с разрешения командования» получить боеприпасы и... ждать дальнейших распоряжений».
А это уже прямая ложь—г-н Морозов не знает, какие указания содержали пакеты советских полководцев. Например, если судить по первым приказам командующего 4-й армией Коробкова, пресловутые красные пакеты его армии содержали указание занять определенные исходные районы, причем некоторые из них располагались на сопредельной территории. Однако пойдем дальше:
«Но распоряжения не поступают — нет связи. Инициативный командир 1-го полка (таких случаев было немало) выводит своих людей на позицию по утвержденному плану прикрытия госграницы (одной из таких позиций, в частности, для 6-й и 42-й СД РККА, располагавшихся в Брестской крепости, являлось селение Вельке — в 10 км по ту сторону границы — С.З.). Командир 2-го полка решает перестраховаться (такое тоже случалось достаточно часто) и остается на месте. Вскоре его полк будет атакован в неудобном для обороны месте — в жилом городке — и практически уничтожен (полная чушь— много ли советских полков немцы уничтожили вжилых городках? — С.З.)...
А где в это время находятся советские танки и самолеты? Танки в составе главной ударной силы РККА — механизированных корпусов находятся во втором эшелоне (ложь — многие корпуса уже располагались на самой границе; так, 6-й МКХацкилевича в составе КМ Г Болдина располагался на самом острие белостокского выступа, 8-й МК Рябышева — на острие Львовского, а 4-й МК Власова вступил в бой с 1-й ТГ Клейста уже 22 июня. — С. 3.).
Они имеют все шансы занять выгодные для контратаки рубежи и развернуться в боевые порядки до подхода немцев. Например, на Западной Украине четыре мехкорпуса (а это 3500 танков) на четвертый день войны должны были нанести по немцам контрудар. До соприкосновения с противником им предстояло пройти своим ходом 150—200 км. Увы, до исходного рубежа добралось лишь 1900 танков, остальные вышли из строя по техническим причинам (ха-ха три раза. — С.З.). А все потому, что когда СССР перешел на выпуск новых танков (Т-34 и КВ), запчасти к старым перестали выпускать (я сейчас разрыдаюсь. — С.З.).
Конечно, 1900 танков — это тоже огромная сила. Но когда они добрались до места, оказалось, что их нечем заправлять. О бензовозах в горячке никто не подумал, да и не было их, этих бензовозов. В СССР на случай войны предполагалось реквизировать автотранспорт из народного хозяйства (по предвоенным планам на это отводилось аж две недели), чего сделать по понятным причинам не успели. В результате экипажи сожгли свои танки и ушли в леса».
А скажите мне, дорогой г-н Морозов, что в таком случае делало в Белостоке представительство «Азнефти», затарившее группировку Павлова горючим по самые уши? Впрочем, это еще не все перлы кандидата исторических наук:
«А где же советская авиация, столь внушительно смотрящаяся на бумаге? Да примерно там же. Например, на 22 июня в приграничных округах имелось в наличии 4700 истребителей. Прекрасная цифра — больше, чем всех самолетов Люфтваффе! Правда, к ним «прилагается» всего 3000 экипажей (истребитель — машина одноместная, экипаж ему не требуется — С.З.). Результат: 1700 самолетов, которым не хватило летчиков, было уничтожено при отступлении своими (полный бред. — С.З.).
Суммируя все это, можно сказать, что в 1941 году Красную Армию сгубило пренебрежение к «мелочам», которые в общем-то не требовали больших материальных затрат».
Ну и так далее. Цель этой «дезы» двоякая. Помимо сокрытия истинных причин поражения РККА и их масштабов, продолжается курс на сокрытие факта подготовки СССР к нападению на Германию и ее союзников. Еще дальше пошел Алексей Исаев. Он использует традиционный прием советской пропаганды — расчет на дурака, или, если политкорректно, — на человека, слабо разбирающегося в военной науке, а посему верящего любому «антисуворовцу», с умным видом несущему полную ахинею. Исаев тут же садится на любимого конька, начиная теоретизировать на темы, в которых сам мало что смыслит.
От него читатель узнает о том, что Красная Армия немцам практически ни в чем не уступала, а причина поражений кроется в следующем:
а) Германия упредила СССР в развертывании войск;
б) РККА сделала ставку на позиционную оборону, а следовало наносить побольше контрударов;
в) большинство контрударов советских войск не принесло результатов только потому, что командующие фронтами (армиями, корпусами, дивизиями и т.д.) неверно определили то-то и то-то, ошиблись там-то и там-то;
г) бронетанковые части немцев действовали успешно против советских танков лишь при наличии в собственном составе противотанковой артиллерии;
д) ВВС РККА вообще не уступала Люфтваффе, просто «механизм» у немцев был отработан немножечко (ну совсем чуть-чуть) лучше.
И так далее.
Затем в дело вступают всевозможные Дрожжины, Лебедин-цевы и Мухины, которые сообщают «лопушистому» читателю пару баек собственного сочинения. Например, о том, что все победы немецких асов (летчиков, снайперов, танкистов, подводников и прочих) — сплошь вымысел и пропаганда, а в поражениях Красной Армии повинны советские военачальники — сплошьту-пицы и предатели, загубившие великолепно подготовленную армию (жаль только, что они забыли сообщить, кто и когда эту армию успел великолепно обучить).
Относительно начального этапа Отечественной войны в головы граждан прочно вбиты несколько стереотипов, которые продолжают культивироваться и по сей день.
Во-первых, что противник имел подавляющее превосходство в силах и средствах.
Во-вторых — что ВВС РККА если и не были уничтожены полностью в первые часы на собственных аэродромах, то уж наверняка понесли колоссальные и невосполнимые потери.
В-третьих, что оперативная обстановка на фронтах с самого начала сложилась для Красной Армии столь тяжело, что шансов выправить ее не было и оставалось действовать только так, как действовали.
Действовали (это в-четвертых)двумя основными способами — позиционной обороной и нанесением контрударов, направленных лишь на то, чтобы задержать противника и выиграть время.
Ни один из указанных выше посылов действительности не соответствует.
О какой вообще позиционной обороне в первые дни войны может идти речь, если подобный способ действий Красной Армии не был предусмотрен предвоенными уставами? И о каких контрударах, если с этими самыми контрударами дело обстояло практически также — предполагалось, что контрудары будет наносить противник, а РККА будет их отражать в процессе своего победоносного наступления на Запад.
Многие историки «новой волны» то ли лгут, то ли действительно не знают о том, что вся предвоенная доктрина РККА, получившая название «глубокой операции» сводилась, по сути дела, всего к двум вещам — взлому вражеского фронта и последующему разгрому частей противника в ряде боев и сражений так называемого маневренного периода (или полевой войны — по Брусилову). Причем даже взлому фронта уделялось недостаточно внимания — все кэтому самому «маневренному периоду», то есть к открытому сражению, и сводилось.
«Наши уставы основаны на опыте маневренного периода мировой войны и совершенно не давали представления о войне в позиционных условиях при наличии долговременных сооружений» (из выступления командарма 2-го ранга К. А. Мерецкова 16апреля 1940 года на совещании при ЦК ВКП (б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии 14—17 апреля 1940 года).
Мало того — излюбленной темой (и предполагаемой формой действий) игр и учений советских частей являлось как раз встречное сражение в ходе маневренного периода, а вовсе не сидение в траншее по уши в земле. Именно в таком ключе велась подготовка РККА к «Большой войне» еще с середины 20-х годов. Можно сказать даже больше — само пограничное сражение, то есть откры-юе столкновение противоборствующих армий в районе госгра-ницы на первом, начальном, этапе войны тоже являлось приоритетной задачей Красной Армии. Один из создателей теории «глубокой операции» М.Н. Тухачевский в 1934 году написал труд как раз на эту тему — «Характер пограничных операций». В том же духе велось обучение армии — прорыв, встречный маневренный бой, обход, охват, окружение противника, рейд, наступательные действия механизированных соединений. И никакой позиционной обороны!
Вникая в историю советских контрударов начального периода войны, я пришел к поразительному выводу — никаких контрударов в природе не существовало, контрударами действия советских войск были названы позже, уже после войны. Зачем? Чтобы скрыть то, что произошло на самом деле. Дело в том, что само понятие «контрудар» предполагает некую незначительность происходящего события. Целью контрудара было всего лишь остановить (приостановить, задержать, сорвать) действия противника; получилось — хорошо, не получилось — не беда, мы и так не очень-то и рассчитывали, следующий раз проведем контрудар более успешно.