Все без исключения российские историки ругают это ошибочное, с их точки зрения, решение. Но оно вовсе не было ошибочным, напротив — являлось единственно верным, так же как и решение воздействовать на противника непрерывно. Ошибочной являлась тактика — следовало использовать ДБ-3 и СБ мелкими группами (это, кроме всего прочего, позволило бы прикрывать их немногочисленным советским истребителям) с разных направлений и на малой высоте, до последнего момента препятствуя обнаружению самолетов немецкими постами авианаводки.
Но ведь не Тимошенко же, в самом деле, определял боевые порядки эскадрилий! К нему-то какие претензии? Беда в том, что иной тактики использования бомбардировочной авиации, кроме как полет в большой группе на стандартной высоте 3000—5000 метров, «сталинские соколы» не знали. А потому асы 51 -й JG Вернера Мельдерса учинили в конце июня советской бомбардировочной авиации настоящую бойню — к сентябрю 1941 года от элиты ВВС РККА ничего не осталось. Сам «Буссарди» уже к середине июля сбил два десятка советских самолетов, доведя свой лицевой счет до 100 машин (22 июня, в первый же день войны, он сбил 4 советских самолета, а 1 июля — три СБ и два Р-10).
Итак, задержать немецкие танки у Березины не удалось и тогда решено было восстановить фронт по линии рек Западная Двина — Днепр, благо многие армии уже успели занять там свои рубежи.
Советские армии второго эшелона стали в позиционную защиту? Чушь! Не было на Днепре никакой позиционной обороны (в смысле — непрерывной линии траншей с «колючкой» от Прибалтики до Украины). Армии Западного фронта просто заняли каждая свой исходный рубеж, отрыв окопы и возведя блиндажи. Стыки между армиями также никто не укреплял.
«Битва на Днепре», по замыслу советского командования, должна была завершиться возвратом Минска и отступлением немцев к Неману.
План Тимошенко состоял из двух этапов. На первом планировалось создать предпосылки для главного удара, проведя частные наступательные операции по захвату района Лепеля (и территории его укрепленного района, занятого немцами) силами 20-й армии, а также Бобруйска — силами 21-й армии. Развить успех как раз и предстояло соединениям Резервной группы армий, следовавшим из центральных районов России и с Дальнего Востока и выгружавшимся в районе Смоленска. Вспомните, как в 1940-м Тимошенко также формировал Резервную группу (группу Павлова) для развития прорыва «линии Маннергейма».
У нового командующего Западным фронтом, видимо, все же отсутствовало трезвое понимание того, с каким противником на сей раз пришлось столкнуться Красной Армии. Тимошенко посчитал, что поддела сделано—линия фронта восстановлена и стабилизирована, теперь дело за малым — одним крепким ударом выбросить противника за пределы СССР.
Вместе с тем Семен Константинович верно определил, что группа «Центр», занятая ликвидацией окруженных остатков 3-й и 10-й армий, не сможет задействовать против Западного фронта всех своих сил. Предполагал он также, что после взятия Минска и Борисовского танкового боя перегруппировка механизированных соединений немцев займет больший по продолжительности период. Но вот тут командзап ошибся существенно. Немцы, не дожидаясь окончания ликвидации бывшей Белостокской группировки, уже нацелили 2-ю и 3-ю танковые группы Гудериана и Гота (сведенные в 4-ю танковую армию) на Смоленск. В результате произошло то, что через год повторилось под Воронежем и Харьковом — Красная Армия атаковала противника, в свою очередь приготовившегося к наступлению.
Удары, нанесенные частями 20-й армии в районе Лепель — Сенно и 21 -й — в направлении Бобруйска, имели катастрофические последствия не только для Западного фронта. Разгромив советские 5-й и 7-й мехкорпуса в ожесточенном сражении у Сенно, Гот прорвал ослабленный и дезорганизованный правый фланг 20-й армии и устремился к Смоленску.
Гудериан же не стал реагировать на наскоки Герасименко (позже — Ефремова) у Рогачева и Жлобина, а, выставив у Бобруйска заслон, нанес главный удар в районе Шклова и Быхова, прорвав центр Тимошенко и окружив 13-ю армию у Могилева. Позже, уже в ходе сражения непосредственно у самого Смоленска, используя выход на левый берег Днепра, в тыл Ефремову ударит
2-я полевая армия немцев, чем сразу поставит 21-ю армию в тяжелое положение, так кактеперьей, далеко углубившейся на правом берегу (Ефремова поддерживала кавгруппа Городовикова), мало было вернуться на исходные позиции в районе Жлобина — там уже были немцы, а предстояло пробиваться сквозь кольцо окружения.
Излишне отмечать, что наступление 21-й армии (до сих пор превозносящееся до небес) серьезно ослабило фронт советской обороны в районе Гомель — Чернигов, что, в свою очередь, месяцем позже сыграло негативную роль в Киевской операции.
Последовавшее за крахом фронта на Днепре сражение за Смоленск завершилось ужасающим погромом войск Тимошенко. И не верьте победным реляциям. Потери фронтов носили тяжелейший характер. На тот момент они явились самыми большими с начала войны. Только по официальным данным, войска четырех фронтов (Западного, Центрального, Резервного и Брянского) безвозвратно утратили 486.171 человека (83,6% от имевшихся к началу операции 579.400 бойцов и командиров Западного фронта). Санитарные потери составили 273.803 человека. Общие потери — 759.974 (130% от имевшихся к началу операции в составе Западного фронта!) при среднесуточных 12.063 человека. Армии, отошедшие на рубеж Нелидово — Ярцево — Брянск, были обескровлены и эффективно закрыть московское направление оказались не в состоянии.
Сталин пришел в ярость — по сути дела, в районе Смоленска было проиграно генеральное сражение, решавшее исход всей кампании.
«Потеря Смоленскабылатяжело воспринята Государственным Комитетом Обороны и особенно Сталиным. Он был вне себя. Мы, руководящие военные работники, испытали тогда всю тяжесть сталинского гнева» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1975, с. 307).
Одновременно его охватила паника—дорога на Москву была открыта (байки о том, будто бы немцы понесли тяжелые потери в Смоленском сражении, не выдерживают никакой критики: якобы «обескровленная» 2-я танковая группа Гудериана почти без паузы отмахала, после Смоленска, с боями не один десяток километров на юг, громя по дороге Центральный и Брянский фронты, а позже замкнула кольцо окружения Юго-Западного фронта в районе Лохвицы).
Однако приступ страха у вождя быстро прошел: именно в этот решающий момент фюрер германской нации стал допускать грубейшие стратегические «ляпы», повлиявшие в конечном итоге на весь исход войны.
* * *
Небольшое отступление. Я никогда не был сторонником теорий всевозможных заговоров, так как предпочитаю заниматься анализом фактического материала, а не бредовых домыслов, вроде «Приората Сиона» или «Опуса Деи». Однако еще в процессе работы над «Босфорским походом», изучая последние годы существования династии Романовых и период Гражданской войны, я наткнулся на следы влияния на политическую ситуацию тех лет некоей неведомой сипы. Нить потянулась как в прошлое, так и в будущее (по отношению к 1918 году) и коснулась, в том числе истории становления национал-социалистического движения в Германии.
Не стану далее развивать здесь эту тему (ей уготован отдельный раздел), однако не исключено, что роль Гитлера в истории оценивалась до сих пор неверно. Вероятно, что фюрера вообще нельзя рассматривать в качестве самостоятельного политического деятеля, так как он, вполне возможно, являлся всего лишь человеком, подвергнувшимся постгипнотическому внушению, которым некто постоянно управлял. Будучи загипнотизированным военным психиатром Эдмундом Фостером (исторический факт) в лазарете для больных солдат под Пазевальке (Восточная Пруссия) один раз, он мог быть позже загипнотизирован и два, и три, и десять раз, и сотню... Кто управлял фюрером, и какие цели преследовал, мне пока не ясно, но складывается стойкое впечатление, что кому-то очень хотелось, чтобы Германия напала на СССР именнотогда, когда это и произошло (в самый неудобный для Сталина момент), но в то же время было невыгодно, чтобы рейх в конечном итоге победил. Должен отметить, что эти самые «некто» очень неплохо (и правильно!) разобрались в сложившейся на тот момент политической ситуации.
Так вот, вольно или невольно, но фюрер совершил серьезный просчет: вместо удара на Москву он приказал группе армий «Центр» перейти к обороне, а 2-ю танковую группу Гудериана и
2-ю полевую армию повернул на Киев, что повлекло далеко идущие последствия в ходе наступления на Москву в октябре. Резун (Суворов), отмечавший, что для Германии оба варианта (удар на Москву и удар на Киев) были одинаково проигрышны, как всегда, в оперативно-стратегических вопросах ошибается. Ошибается постольку, поскольку считает Красную Армию более сильной, чем она была в действительности.
Как бы то ни было, пауза на западном участке фронта дала возможность Сталину перевести дух и затеять очередную смену комсостава. Новые «правильные люди» тоже оказались «неправильными» и были сменены: Тимошенко за поражение под Смоленском был снят с поста командующего Западным фронтом и отправлен на Юго-Западный (уже после событий под Киевом), его место занял Конев, который, по мнению Сталина и Жукова, умело руководил 19-й армией в ходе Смоленского сражения. Был решен вопрос и о замене Ворошилова на посту главкома Северо-Западного направления, правда, Сталин еще не решил, кем заменить Клима. Жуков, снятый с поста начальника Генштаба в первую очередь за поражение под Смоленском (вовсе не за несогласие по «киевскому вопросу»), был назаначен командующим Резервным фронтом. В эти дни на первые роли выдвинулся заместитель Буденного по юго-западному направлению А.И. Еременко, оперативно пообещавший Сталину разбить и изничтожить «подлеца Гудериана», а потому назначенный командующим Брянским фронтом. На пост начальника Генштаба РККА вернулся Б.М. Шапошников.
* * *
Вообще, в тот период произошла смена стратегических приоритетов — всякие наступательные и «глубокопрорывательные» идеи были отложены на неопределенный период. Сталин осознал, что Красная Армия в открытую сражаться с немцами просто не в состоянии (очевидцы свидетельствуют, что он в те дни открыто издевался над высшим командным составом РККА, в том числе над Тимошенко, Шапошниковым и Жуковым). В результате последовало знаменательное событие — армия, отвергавшая для себя позиционную оборону даже на тактическом уровне, вынуждена была перейти именно к этой форме ведения боевых действий. Фронт советских армий от Осташкова до Рыльска стал первой классической линией позиционной обороны Красной Армии в этой войне. «Маневренный период глубокой операции» приказал долго жить. Все усилия советского командования на московском направлении свелись к созданию все новых и новых оборонительных полос и формированию все новых (пусть сомнительного состава и оснащенности) дивизий. На Дальний Восток (Апанасенко) и в Среднюю Азию (Трофименко) понеслись указания о переброске войск и техники к Москве.