(там же).
Сталин очень хотел вернуть под свой «красный скипетр» Маньчжурию, Корею и Южный Сахалин — прежние сферы русского влияния. А посему плевать он хотел на всяческие пакты, вовсе не верностью союзническому долгу руководствовался. Япония к моменту вступления в войну с ней СССР была уже вдрызг разбита, момент для нападения подоспел самый подходящий. А когда 6-го американцы вывалили на Хиросиму атомного «малыша», промедление стало смерти подобно — Квантун мог уйти обратно к Чан Кайши, Корея — к американцам, так что мешкать было никак нельзя.
«Мы учитывали, что Квантунская армия за лето 1945 года удвоила свои силы. Японское командование держало в Маньчжурии и Корее две трети своих танков, половину артиллерии и отборные императорские дивизии» (Василевский А. М. Дело всей жизни. Мн., 1984, с. 491).
Ага, как же. Так, одна из этих «отборных» дивизий — 23-я, та самая, с которой войска Жукова в августе 1939 года дрались на сопке Ремизова, еще в ноябре 1944 года была переброшена из Маньчжурии на Филиппины (на 9 транспортах с 5 кораблями охранения и авианосцем «Синъё» в конвое). К несчастью для японцев, конвой этот проходил через район, где находились сразу две «волчьи стаи» американских подводных лодок. В результате были потоплены авианосец «Синъё» и четыре транспорта (пятый получил тяжелые повреждения), что серьезно ослабило 23-ю дивизию еще до прибытия на Филиппины.
Случай подобного рода был далеко не первым. 17 апреля 1944 года японцы перебрасывали из Северного Китая (через порт Шанхая) две дивизии в западную часть Новой Гвинеи. Однако конвой «Такэ № 1» в составе 9 транспортов и судов охранения под командованием контр-адмирала Кадзиока 25 апреля подвергся последовательным атакам двух американских субмарин. В результате были потеряны 4 транспорта (при этом на «Иошида-мару № 1» погиб сразу целый полк). Японская группировка прибыла наНовую Гвинею крайне ослабленной, ате подразделения, которых удалось спасти с потопленныхтранспортов, были заблокированы подводными лодками на острове Хальмахера и еще долго не могли присоединиться к остальным войскам.
«Наступление советских войск проходило в условиях упорного сопротивления врага» (там же, с. 508).
О том, кто и в каком количестве противостоял советским войскам, красноречиво свидетельствует описание боевой деятельности Джалинского пограничного отряда Л. К. Попова, действовавшего в авангарде советских войск. В первом бою отряд уничтожил 50 японцев (из них 13 офицеров) и 150 взял в плен. Затем были ликвидированы пограничный отряд полиции, 2 районных и 11 малых погранотрядов, 3 погранпоста, 9 отдельных войсковых групп (громкое название, наделе — маленькие группы японских солдат, не более роты каждая) и два парохода. Перед фронтом, наступления советских войск этот погранотряд занял территорию в 427 км (!) по фронту и 80—90 км в глубину, а также 24 населенных пункта, в том числе один город. Отряд Попова стал обладателем богатых трофеев с японских оружейных, вещевых и продовольственных складов, которые (если учесть советский треп о вооруженных до зубов самураях-агрессорах) непонятно зачем располагались у самых пограничных рубежей, без всякого прикрытия, равно как 4 баржи и один пароход, тоже доставшиеся предприимчивому товарищу Попову.
Когда вчитываешься в подробности эпического сражения I -го Дальневосточного фронта с японцами у города и укрепленного района Муданьцзян, понимаешь, что никакого сражения чам не было. Советские войска заняли этот сильно укрепленный район совершенно беспрепятственно, так как в нем не было армейских частей японцев.
Единственной проблемой стали нападения разрозненных групп японских самоубийц, поскольку именно в районе Мудань-цзяна базировались несколько отрядов смертников. Так, в районе станции Мадаоши атака 200 смертников со взрывчаткой, фанатами и минами, подкравшихся в зарослях гаоляна, нанесла урон механизированным колоннам советских войск, двигавшихся по району.
13—14 августа нападения смертников на советские танки продолжились уже в районе города Нингута (тоже район Мудань-цзяна). В самом городе 13 августа 15 человек с подрывными зарядами бросились на бетонные опоры моста, пытаясь повалить капитальное сооружение, но это напоминало попытку пробить каменную стену сырыми яйцами. Регулярные нападения групп фанатиков порядочно задергали 26-й стрелковый корпус 1-й армии, но их сложно назвать сражениями.
Такие же «сражения» происходили, в частности, во время занятия сильно укрепленного, но опять-таки не занятого вражескими частями города Фугдин войсками 2-го Дальневосточного фронта — несколько смертников разместились на 20-метровых вышках с бетонированными колпаками и оттуда поливали пулеметным огнем советские войска. А в районе железнодорожной станции Балтай 40 самоубийц в открытую бросились на танки 61-й танковой дивизии. Чем эта «атака» кончилась, понятно любому.
18 августа (фактически на вторые сутки после капитуляции японских войск) А.М. Василевский (кабинетный «стратег», маршал, имевший за плечами опыт практического командования всего лишь стрелковым полком, да и то — в мирное время, назначенный Сталиным командовать фронтами прямиком из штабного кресла) отдал войскам Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов приказ следующего содержания:
«В связи с тем, что сопротивление японцев сломлено, а тяжелое со-сгояниедорог сил ьно препятствует быстрому продвижению главных сил наших войск при выполнении поставленных задач, необходимо для немедленного захвата городов Чанчунь, Мукден, Гирин и Харбин перейти к действиям специально сформированных, быстро подвижных и оснащенных отрядов (то есть нужда в крупных армейских соединениях уже отпала напрочь. — С.З.). Эти же отряды или подобные им использовать и для решения последующих задач, не боясь резкого отрыва их от своих главных сил» (ЦАМО, ф. 220, on. 29358, д. 2, л. 155—156).
Таким образом, на второй день после фактической сдачи японцев советские войска находились далеко от основных целей похода — Мукдена, Гирина, Харбина и других городов, а единственным реальным противником и препятствием для Красной Армии являлось тяжелое состояние дорог, но не сопротивление противника, которого к 18 августа совершенно не наблюдалось.
А как воевали с японцами в тех немногих случаях, когда до боя все-таки доходило? Да так же, как и с немцами.
«11 августа с утра были обычные занятия, а вечером — тревога. Думали, что учебная. Оказалось — боевая. Собрали свой городок и двинулись к границе (дело было на Сахалине. — С.З.). Шли ночью, без тропинок, шли по пояс в болоте. Злились очень. Это мы уж потом узнали, что наш полк отправили в обход укрепрайона «Харамитори» на горном перевале Харамитогэ. На рассвете мы ударили им в тыл. Японцы контратаковали нас очень сильно. Это была гвардейская часть — 88-я пехотная дивизия. Выучка и подготовка у них была очень хорошая. Три дня мы под дождем вкапывались в землю, но окопы тут же наполнялись водой. А нас в это время утюжили из тяжелых минометов. Многие погибли, я отделался легкой контузией... Но как только развиднелось, нас авиация поддержала. Да еще танковую батарею подбросили. И мы пошли в атаку на ук-репрайон. И через четыре дня его взяли» (там же).
«Через четыре дня» — это 16 августа, через сутки после обращения императора. Проще говоря, японцы сдались сами.
Что же до способности Японии продолжать войну (в том числе экономически) — прочтите дневник выдающегося японского авиаконструктора Дзиро Хорикоши с мая по август 1945 года. Картина такова: коллапс и депрессия. Опустошенная американской авиацией Япония («мустанги» летали над всей страной без всякого сопротивления, поливая из крупнокалиберных пулеметов чуть ли не каждое здание). Запись от 22 мая:
«Правительство прогнило насквозь. Вся нация устала. Япония быстро теряла силу и вряд ли еще сохранила желание продолжать войну»15.
Генерал армии Махмут Гареев обосновывает желание Японии сопротивляться американцамдо конца (соответственно, выпячивая значимость вступления Красной Армии в войну на Дальнем Востоке) словами военного министра Тодзио Хидеки:
«Если белые дьяволы (американцы. — С.З.) осмелятся высалиться на
I тшем острове, то японский дух уйдет в великую цитадель — Маньчжурию. В Маньчжурии нетронутая доблестная Квантунская армия, несокрушимый военный плацдарм. В Маньчжурии мы будем сопротивляться хоть сто лет».
Однако этот 85-летний доктор исторических и военных наук,
I фезидент Академии военных наук Российской Федерации видимо забыл, что сказаны были эти слова еще в середине 1944 года, а не в 1945-м (когда положение Японии кардинальным образом изменилось в худшую сторону), а 18 июля 1944 года кабинет Тод-шо был отправлен в отставку в связи с поражением японцев на Сайпане.
Штаб А.М. Василевского при планировании Маньчжурской операции не имел достоверной информации о противнике, состоянии его обороны и огневых возможностях, рубежах развертывания и т.д. Операцию, как всегда, планировали по карте, исходя из вероятного расположения японских частей. Произошло это оттого, что в условиях мира с Японией разведывательные органы РККА на Дальнем Востоке не имели возможности забрасывать разведгруппы на ту сторону, заниматься аэрофотосъемкой. А советская агентура в Маньчжоу-Го не функционировала. Это признает тот же Гареев, когда сообщает, что «не представлялось возможным спланировать и осуществить эффективное боевое применение артиллерии и авиации» (Гареев МЛ. Маньчжурская стратегическая наступательная операция 1945 года. Журнал «Новая и Новейшая история», 2005, № 5). Это ж какие «таланты» заправляли советским шпионажем, что за все время Второй мировой войны не сподобились создать агентурную сеть в оккупированной японцами части Маньчжурии!
Все главные удары советских войск наносились вдоль линий коммуникаций, а поскольку многочисленные японские укреп-районы именно магистральные узлы и прикрывали, то и все советские удары аккуратненько в УРы и пришлись. Счастье, что в них не было японских войск...