Дяде Толе лучше не врать. Генка Юровец запустил раз змея. А тот в чужом саду упал, на яблоню. Генка Юровец залез и добром попросил: «Отдай». Но яблоня, как в сказке, попалась строптивая. Отдам, отвечает, если моих плодов отведаешь. Генка Юровец, грешный человек, не устоял перед соблазном. Хозяева пожаловались участковому. Дядя Толя побывал на месте происшествия, подергал носом и сказал:
— Что упало, то пропало. А больше пропадать не будет.
Встретив Генку Юровца со змеем, подергал носом и сказал:
— Трудная работа.
— Вы о чем? — спросил Генка Юровец, как можно смелей глядя в глаза участковому.
— О змее, — вздохнул участковый. — Трудная работа за сладкими яблоками летать.
Генка Юровец рот разинул от удивления: откуда знает, никто ведь не видел, как он в чужой сад лазил? От удивления признался: да, лазил. И пустил легенду. У дяди Толи в носу «детектор лжи», лучше американского. Подергает дядя Толя носом, и готово, тайна преступления раскрыта. О каком «преступлении» в данном случае идет речь, умолчал. Ничего не мог сказать также о принципе действия «детектора лжи». А принцип был прост: машинное масло, которым пропах Генка Юровец, вечно возившийся со всякими механизмами.
Так и жил дядя Толя, участковый, обрастая легендами и сам не подозревая о своем могуществе.
Когда комната набилась, Егор Егорович скомандовал:
— Садись!
И все плюхнулись, где стояли, распихивая друг друга локтями. Уселись и замолчали. Дядя Толя расстегнул китель и достал из бокового кармана фотографию. Пустил по рукам и спросил:
— Кто знает этого гражданина?
Лес рук вырос:
— Я…
— Мы…
— Все…
Егор Егорович вызвал Сашу Павлова. Саша, стыдясь того, что было («арбузы проклятые»), как под пыткой, выдавливая слова, рассказал о встречах своих с Мацуком.
— Все? — спросил участковый и посмотрел на потолок, словно ему, потолку, а не Саше Павлову был адресован вопрос.
Ребята тоже посмотрели на потолок. Егор Егорович усмехнулся. В его время, бывало, спрашивали у собеседника: «Откуда взял?» И сами за рассказчика отвечали: «С потолка». В его время потолки оклеивали газетами. А в газетах чего только не было! Выдумывать не надо, «бери с потолка» и валяй, передавай дальше. Увы, теперь потолки не оклеивают газетами и «взять» с них нечего. Однако привычка смотреть на потолок сохранилась.
— Все? — переспросил участковый и в упор посмотрел на Сашу Павлова.
Вот теперь вопрос достиг цели. Саша Павлов вспомнил о «детекторе лжи», которым владел дядя Толя, участковый, и решил, что запираться бесполезно. Милиционер все равно все узнает. Он стал рассказывать.
Как-то вечером, дежуря на вокзале («пионерский патруль порядка»), они встретили Мацука. Он ходил по перрону и, видимо, ждал поезда. Скорый прибыл. Мацук подошел к пассажиру, вышедшему из вагона, и попросил у него прикурить. Пока прикуривал, незаметно для всех, но не для «пионерского патруля порядка», обменялся с пассажиром маленькими чемоданчиками. Придя домой, Мацук открыл чемоданчик и вывалил оттуда кучу денег…
— Значит, вы следили за ним? — спросил участковый.
— Да, с того вечера, — сказал Саша Павлов и, будто оправдываясь, добавил: — Иногда… не все время.
— Знаю, — сказал участковый, — на ночь вы оставляли его в покое. А известна ли вашему уважаемому классному руководителю истинная причина прогулов, совершенных некоторыми ее учениками по «уважительной причине»?
— Нет, — сказал Саша Павлов, — не известна.
Егор Егорович строго посмотрел на Воронка. Воронок, угрожающе, — на Мишку-толстого, вожатого звена. Тот — хорошо, что глаза без зубов, — взглянул на Сашу Павлова так, будто собирался им пообедать.
— Ясно, — сказал участковый, — классного руководителя вы в известность не поставили. Ну а свое пионерское начальство? Товарищ Воронов?
— Нет, — сказал Воронок.
— Товарищ Онуфриев?
— Нет, — сказал Мишка-толстый, — не поставили.
— Кто же знал, чем вы занимаетесь? — продолжал допрос участковый.
— Никто, — гордо ответил Саша Павлов.
— Верно, — сказал участковый, — никто, кроме самого подследственного Мацука.
Ребята так и подскочили на месте: «Мацук знал, что за ним следят? Мацук подследственный?»
— Да, — ответил на первый вопрос участковый дядя Толя. — Он сам пришел в милицию и попросил оградить его от назойливого любопытства некоторых несовершеннолетних кандидатов в Шерлоки Холмсы. Эх, — вздохнул дядя Толя, — если бы мы его оградили…
Мишка-толстый по одному этому вздоху, не зная всего другого, понял, как виновато его звено. И сразу почувствовал власть над виноватыми, спросил:
— А что, если бы оградили?
— Тогда бы он не ушел от нас, — ответил дядя Толя. — Он на нас по пословице набежал…
— Как зверь на ловца, — подсказал Егор Егорович и, выручая ребят, добавил: — Они загонщики.
— Сперва я тоже так думал. А когда Мацук исчез, стал иначе рассуждать. Он, чтобы внимания не привлекать, тихо жил. И вдруг изменил своему правилу. С претензией пришел. А в милицию попал — правый, виноватый, — все равно открываться должен: имя, фамилия, где родился, откуда прибыл, кем работаешь?.. Он открылся и понял: пропал. На него, наверное, розыск, а он сам, как зверь на ловца. Ну и удрал.
— А он кто, Мацук? — спросил Мишка-толстый.
— Жулик, — ответил дядя Толя. — На целине кассиром был. Совхоз десять тысяч заработал, а он украл. Рабочих без зарплаты оставил. Потом валютчиком стал. На советские деньги иностранную валюту скупал: доллары, франки, иены… Кто Мацука последним видел?
— Я, — отозвался от двери чей-то голос.
Ребята вздрогнули и, как по команде, обернулись. Возле неприкрытой двери стоял Юра Ермолаев, свесив набок рыжую дыню головы, и смотрел на них с таким видом, как будто не ожидал здесь никого встретить. Он и не ожидал этого.
Выбрав самую короткую дорогу — через рынок, он думал поспеть на сбор раньше всех. Пришел, а отряд тут. Ну не чудеса ли?
— Где? Когда? — наскочил на Юру участковый.
— На базаре, — сказал Юра Ермолаев. — В «Москвиче». Колбасу покупал.
— Прямо в «Москвиче»?
— Да. Подогнал к ларьку и покупал. Очередь ругалась: «А еще в «Москвиче».
— Цвет? — спросил участковый, нетерпеливо щелкнув пальцами.
— Чей? — осведомился Юра. — Мацука?
— «Москвича»! — крикнул участковый.
Юра задумался.
— Ее цвет, — сказал он, ткнув пальцем, — Олин.
Сестры-близнецы вспыхнули, как сообщающиеся сосуды. Ну, Ермолаев, погоди. Сестра Оля с «Москвичем» одного цвета? Покажут они тебе этот цвет!
— Ясно, — сказал участковый, не сводя взгляда с Олиной кофточки, — сиреневый. А был оранжевый. Вот он, значит, почему скрывался. «Москвича» перекрашивал. Куда поехал, не заметил?
— Заметил, — сказал Юра, — по Смоленскому шоссе, а что?
Его вопрос повис в воздухе.
Участковый застегнул китель и вышел. Его проводили тревожными взглядами.
— Это еще не все, — сказал Егор Егорович, привлекая внимание ребят. — Вчера ночью был похищен гроб «золотой Старухи».
Все головы, как стрелки на магнит, повернулись в сторону говорившего: старухи? Какой старухи? Почему золотой? Для чего похищен?
Егор Егорович потребовал внимания и стал отвечать. Два-три волшебных слова, и воображение, чудесная машина времени, перенесла ребят на полвека назад. Тот же Зарецк, тот же дом, тот же кабинет, а в кабинете только одно из действующих лиц знакомо ребятам — Егор Егорович, моряк-черноморец. Остальные: князь Галицкий, лакей Мацук — никому из присутствующих здесь неведомы.
Моряк-черноморец от имени революции велит князю сдать сокровища.
Князь молчит.
Моряк-черноморец настаивает.
Князь продолжает хранить презрительное молчание.
Моряк-черноморец хватается за парабеллум.
Князь отвечает что-то по-французски и велит лакею перевести.
Лакей падает на колени.
«У пса под хвостом, — истерично хохочет князь, — у пса под хвостом».
Князя уводят.
Место действия меняется. Ночь. Собачье кладбище. Пустой гроб, вскрытый по доносу лакея: сокровищ нет.
Проходит полвека.
Тот же Зарецк. Тот же дом. Тот же кабинет. В кабинете только два действующих лица, но оба знакомые: Егор Егорович и Суматоха. Второе лицо требует от первого вскрытия святых мощей святой карлицы.
Голос Егора Егоровича возвращает ребят из путешествия в давнее и недавнее прошлое. Тот же дом. Тот же кабинет. Все действующие лица знакомые.
— Я ей про закон, Суматохе, нельзя, мол, без надобности предков тревожить, а она про гурманов.
— Про чего? — фыркнула Оля.
— Про гурманов, — усмехнулся Егор Егорович, — сладкоежек.
— А при чем тут… — Воронок плюнул.
— Вот именно, причем? Это она гурманов с эксгумацией спутала.
Сидящие зашептались: незнакомое слово. Егор Егорович уловил шум.
— Эксгумация, — сказал он, — это когда могилы вскрывают в судебных целях. Я ей, Суматохе, про закон, а она мне про знак…
— Знак? — насторожился Саша Павлов.
— Вот именно, — сказал Егор Егорович. — Знак ей святая карлица подала. Конверт вскрыла.
— Это не она подала, — мрачно сказал Саша Павлов. — Это я. Я конверт вскрыл. Посмотрел, что там.
— Ты? — удивился Егор Егорович. — Поздравляю, чудотворец Александр, как тебя дальше?
— Павлов.
— Вот именно. Чудотворец зоны «Восток-1» Александр Павлов.
Пионеры засмеялись. Но Егор Егорович смотрел строго, и смех погас.
— А потом не до смеха было, — сказал он. — Потом, когда вы с Мацуком в прятки играли, — Егор Егорович сделал паузу, и семеро — все звено Мишки-толстого, кроме самого командира, — опустили понуро голову, — пришел Миша Онуфриев и принес это. — Егор Егорович взял со стола бумажку и прочитал: — «Прощай, Старуха золотая, ты доброю была, когда была ты молодая…»
Ребята подались вперед: ну и что? Откуда списано, знали, с могильной плиты.
Егор Егорович по глазам понял, о чем спрашивают.
— Старухой звали охотничью собаку князя Галицкого, — сказал он. — Вот я и думаю, кого он в могиле похоронил, святую или собаку? — Махнул рукой: — А, не все ли равно. Другое важно. Не там ли сокровища?