Большая советская экономика. 1917–1991 — страница 19 из 70

Глава 7Как пробежать 50 лет за 10 лет и чего это стоит

«Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Эта знаменитая фраза И.В. Сталина была произнесена в феврале 1931 года, но она отражает хозяйственную логику всех первых пятилеток. Индустриализация в конце 1920‑х становилась не просто вопросом повышения благосостояния – это был и залог политического выживания большевиков, и залог выживания СССР как независимого государства.

После уравнительного перераспределения первых постреволюционных лет крестьянство «осереднячилось», что серьезно снизило товарность сельского хозяйства. Займы иностранцы предоставлять не желали, концессионная политика фактически провалилась (Ленин и задумывал ее больше с целями копирования деловой и организационной культуры, нежели как средство хозяйственного подъема). «Свободный товарообмен» с деревней приводил к восстановлению в ней имущественного расслоения и не мог обеспечить желаемых темпов развития промышленности, а без принципиально более высоких темпов развития становилось непонятным, зачем вообще нужна была революция.

Первым приоритетом хозяйственного развития было объявлено укрепление обороноспособности страны, так как все остальное можно доделать только в том случае, если страна продолжит существовать.

Для подготовки к войне (или к резкому ухудшению условий торговли с иностранцами) требовалось в первую очередь развить: энергетическое машиностроение и на его основе топливно-энергетический комплекс, машиностроение для сельского хозяйства и производство удобрений и на их основе – продуктивность сельского хозяйства. Указывалось, что обеспеченность едой и энергией позволит так или иначе доразвить все остальное и при ухудшении внешней обстановки [79].

Однако кризисы НЭПа показали, что в хозяйстве существует ряд противоречащих друг другу требований, которые не позволяли повышать темпы индустриализации сверх определенного предела. Для преодоления этих ограничений нужно было решить, казалось бы, нерешаемую задачу – одновременно обеспечить:

• Рост экспорта пользующихся спросом на мировом рынке товаров, чтобы получить валюту для закупки прогрессивных технологий.

• Рост инвестиций в новое строительство (главным образом в тяжелую промышленность), которое в краткосрочной перспективе не ведет к увеличению предложения товаров ширпотреба.

• Готовность крестьян продавать нужные для экспорта объемы сельхозпродукции по установленным ценам, не имея возможности потратить вырученные средства.

• Готовность рабочих работать на стройках, которые пока не дают увеличения товаров, – работать, тоже не имея возможности полностью потратить заработанное, так как новые предприятия не будут давать продукции, пока их не достроят.


В решении этой задачи партия и правительство использовали целый ряд мер, представляющих собой смесь агитации, поощрения и принуждения. Сейчас сложилась традиция оценивать их преимущественно с морально-этических позиций, но в то время, видимо, господствовал более прагматичный подход: все, что работало на результат, считалось приемлемым.

Ниже перечислены основные инструменты, которые позволили успешно справиться с указанным комплексом задач. Разберем сначала их, а потом обратимся к фактографии первых пятилеток.

Сворачивание НЭПа

Нет какой-то одной официальной даты, дня, когда отменили НЭП. Вместе с тем можно выделить ряд этапных моментов, которые демонтировали основы этой экономической модели. Важнейшим из них стало нарушение добровольности при государственных закупках сельскохозяйственной продукции у крестьян, но можно отметить и ряд других.

Золотой червонец сохранял свою конвертируемость всего два года. До 1926 года червонцы свободно вывозились за границу и даже котировались на ряде бирж крупнейших западноевропейских городов. Нехватка экспортных товаров вынуждала правительство продавать за рубеж золото для финансирования импорта и поддержания конвертации червонца на мировых биржах. Чтобы воспрепятствовать валютной спекуляции и бесконтрольному отливу золота за границу, в 1926 году был запрещен вывоз советской валюты за пределы СССР, а в 1928‑м – и ввоз червонцев из-за границы [62, C. 83].

Параллельно шло наступление на частного торговца. В одном только 1929 году закрылось свыше 100 тысяч частных торговых единиц. Оборот частной торговли, составлявший в 1928 году 3,4 млрд рублей, в 1930 году упал до 1 млрд рублей, что равнялось 5,6 % всего розничного торгового оборота. В то же время стремительно росли обороты розничной госторговли и кооперации. В 1928 году их обороты вместе составляли 11,7 млрд рублей, в 1932 году – 35,5 млрд рублей. Рост оборотов государственно-кооперативной розничной торговли происходил на основе сокращения частной торговой сети, то есть частные лавки национализировались [46, C. 161]. Наконец, 11 октября 1931 года вышло постановление СНК «Об организации и составе Комитета цен при Совете труда и обороны», предусматривавшее также «ликвидацию остатков спекуляции со стороны частных торговцев».

В совокупности эти решения позволили изъять капиталы из сферы обращения, но одновременно заложили основы «ненавязчивого советского сервиса», который в последующие десятилетия был постоянным объектом едких шуток.

Постановление от 5 декабря 1929 года «О реорганизации управления промышленностью» вновь признало хозрасчет основным методом управления предприятиями и требовало перевести все предприятия на хозрасчет в кратчайшие сроки (напоминаю, что в этот период предприятия не имели экономической самостоятельности). Но изменилось само понимание хозрасчета. В период НЭПа хозрасчет практически сливался с коммерческим расчетом, тресты (основные хозрасчетные единицы того времени) должны были самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Хозрасчет и появился в свое время от бедности и невозможности дальше содержать большинство предприятий на бюджетном финансировании. Теперь же хозрасчет должен был осуществляться, «чтобы предоставить предприятию право самостоятельно наилучшим образом определять пути и методы выполнения плана, снижения себестоимости, увеличения накопления, мобилизации внутренних ресурсов» [80, C. 377].

В постановлении от 5 декабря было прямо указано, что «при строжайшем соблюдении производственно-финансовой плановой дисциплины в рамках заданных лимитов предприятие должно быть самостоятельным». Это означало, что ни Госплан, ни Наркомат не указывают предприятию, как ему выполнять план. При этом разница между плановой и фактической себестоимостью при соблюдении требований по качеству «является основным показателем успешности работы предприятия». Другими словами, предприятие должно: 1) выполнять план; 2) делать это как можно экономичнее. Часть экономии на себестоимости оставлялась в распоряжении самого предприятия в качестве поощрения.

Таким образом, с конца 1929 года коллектив предприятия был заинтересован не в увеличении прибыли от продажи товаров на рынке (вопрос сбыта готовой продукции вообще выводился из обязанностей предприятия), а в снижении себестоимости производства.

В развитие этого принципа вышло постановление президиума ВСНХ от 12 ноября 1931 года о переходе на цеховой хозрасчет. К 1 января 1932 года все цеха всей промышленности должны были быть переведены на хозрасчет. При старом понимании хозрасчета это бы означало, что цеха завода должны начать торговать друг с другом. При новом это значило всего лишь то, что каждый цех должен знать затраты труда, сырья и материалов на своем участке работы и иметь задания по их снижению.

Сворачивать концессии стали одновременно с изменением отношения к НЭПу и идеям «рыночного равновесия». Иностранные концессии никогда не играли заметной роли в экономике СССР, их наличие было скорее констатацией намерений большевиков пускать в страну капиталистов «для пользы дела» и учиться у них организации хозяйства. К концу 1920‑х годов в СССР оставались только 59 концессий, 6 акционерных обществ и 27 «разрешений на деятельность». Конец иностранным концессиям положило постановление СНК СССР от 27 декабря 1930 года «Об организации концессионного дела», согласно которому все прежние договоры о концессиях были аннулированы (за некоторыми исключениями), а Главконцеском был низведен до уровня совещательного органа. Несколько концессий продолжали существовать и позже, последние были ликвидированы только к 1958 году [81], но изменение отношения к иностранным предприятиям было очевидным.

Постановление от 5 декабря 1929 года содержало требование упростить систему налогообложения промышленности по принципу единого отчисления от прибылей. Уже 16 декабря вышло постановление о перестройке налоговой системы, 2 сентября 1930 года – еще одно.

Первым из этих двух постановлений ряд налоговых отчислений консолидировался в налоге на прибыль (20 % с суммы чистого дохода) и менялся порядок приоритетов в использовании прибыли после налогообложения: раньше из нее формировались разнообразные фонды предприятий (резервный, промышленный, улучшения быта рабочих и тому подобное), а остаток (если он был) перечислялся в бюджет, а теперь было установлено, что 47,5 % чистой прибыли сразу перечисляется в бюджет, а уже из остального формируются фонды.

Однако что старые, что новые предприятия на этапе реконструкции и нового строительства прибыли практически не имели, расходы росли опережающими темпами, а отдача от нового строительства должна была наступить только во второй пятилетке. Это делало всю бюджетную систему, основанную на отчислениях от прибыли, крайне непрочной. Фонды предприятий были отменены (позднее, когда производственный процесс наконец будет налажен, вместо них введут фонд директора), но требовалось более радикальное решение.

Второе постановление (от 2 сентября 1930 года) решало проблему тем, что вводило налог с оборота, который практически вплоть до косыгинской реформы был основным способом перераспределения прибавочного продукта.