Беспрецедентный рывок, на который переборовшая все оппозиции большевистская партия подняла страну, дал свои плоды: по официальным данным, годовой объем валовой продукции промышленности с 1928 по 1940 год вырос в 6,5 раза, а производство средств производства – вообще в 10 раз. Национальный доход вырос более чем в пять раз [130, C. 12]. На Урале и в Сибири были созданы новые промышленные центры, сыгравшие решающую роль в обеспечении фронта.
В сельском хозяйстве завершилась коллективизация, в стране работало порядка 4 тыс. совхозов и 235 тыс. колхозов, которые обслуживало свыше 7 тыс. МТС. Общий парк тракторов насчитывал более 435 тысяч, то есть количество тракторов более чем в четыре раза превысило то, которое Ленин считал достаточным, чтобы симпатии крестьянства склонились к коммунизму[24]. Животноводство от последствий коллективизации к началу войны еще не оправилось, но и площади посева, и урожайность, и товарность в растениеводстве существенно выросли, что создало устойчивую базу для снабжения продовольствием городов и армии.
В новом понимании социализма нашлось место для «советской торговли»: прямой продуктообмен продолжал оставаться не самой насущной задачей не самого близкого будущего. Однако «идеологически признанная» торговля продолжала работать с перебоями, после относительно благополучных 1935–1937 годов опять пришлось вводить разного рода ограничения на свободную продажу.
Проведенная в третьей пятилетке реформа ценообразования создавала условия для более правильной работы хозрасчета, но не могла изменить последствий преимущественного роста тяжелой промышленности в течение всех довоенных пятилеток: рост тяжелой промышленности означал рост зарплат, которые было нечем отоваривать, так как развитие легкой и пищевой промышленности шло меньшими темпами. Это несоответствие порождало инфляцию. В 1928–1940 годах среднегодовой темп прироста цен группы А составил 2,5 %, цен группы Б – 6,3 %, закупочных цен – 9,6 %, рыночных цен – 15,3 %. В 1940 году индекс розничных цен в государственной и кооперативной торговле, по оценке советского экономиста А. Малафеева, повысился по сравнению с 1928 годом в 6,37 раза, а индекс средней заработной платы рабочих и служащих – в 6,41 раза, то есть увеличение реальной зарплаты составило меньше одного процента [132, C. 49]. По оценкам другого советского экономиста Р. Белоусова, рост цен за этот период и вовсе обогнал рост зарплат [129, C. 9]. Поэтому рост жизненного уровня трудящихся за эти годы происходил лишь за счет ликвидации безработицы и расширения общественных фондов потребления.
Нельзя умалять благ, принесенных культурной революцией, развитием здравоохранения и социального обеспечения, но в узко материальном смысле довоенные пятилетки не повысили жизненный уровень трудящихся, однако подготовили страну к войне и заложили основу для послевоенного роста благосостояния.
В среднесрочной перспективе укрепление культа личности Сталина и сворачивание экономических дискуссий позволило консолидировать общественное мнение и обеспечить то самое морально-политическое единство советского народа, которое позже называли одним из факторов победы в войне. Историк О. Хлевнюк связывает причины большого террора с поражением в Испании, где республиканцы из-за наличия в их рядах приверженцев разных левых течений воевали менее согласованно, чем франкисты. Гипотеза заключается в том, что Сталин из испанского опыта сделал вывод: для победы в будущей войне надо уничтожить саму возможность оппозиций и альтернативных мнений [133]. Этот выбор сыграет серьезную негативную роль позднее, в 1950‑е годы, когда окажется, что ни экономисты, ни политические преемники вождя не готовы серьезно теоретически разрабатывать вопросы дальнейшего развития социализма и советской экономики. Практический опыт довоенных пятилеток был многократно прославлен, но не был должным образом обобщен и отрефлексирован – по крайней мере на уровне научных публикаций того времени. Несмотря на обилие учебников тех лет, я даже не могу указать книгу, в которой содержалось бы сжатое описание сталинской экономической модели наподобие того, что я попробовал дать в следующем разделе.
Основные черты сталинской экономической модели
В 1936 году, выступая с докладом о проекте новой советской конституции на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде советов, Сталин заявил, что социализм в СССР уже «в основном» построен. На XVIII съезде ВКП(б) в 1939 году В. Молотов повторил этот тезис, чуть сместив акценты в сторону того, что социализм построен «только в основном», надо еще достраивать.
Лидеры партии определяли социализм главным образом через огосударствление средств производства и постановку всех аспектов экономической деятельности под контроль централизованного планирования. Вместо сети производственно-потребительских коммун, о которой грезил Ленин, возникла система, где государство было практически единственным работодателем, а негосударственные сектора экономики (производственные и сельскохозяйственные кооперативы) работали по его заказам и во многом под его контролем. В третьей пятилетке этот контроль распространился и на движение рабочей силы: молодых людей организованно набирали на курсы трудовых резервов, после которых они распределялись на производство и, как и все население, начиная с середины 1940 года больше не могли самовольно уходить с работы, обязанные трудиться там, где скажут.
В первую пятилетку в общих чертах сложилась модель управления экономикой, существовавшая вплоть до середины 1950‑х годов. Конечно, в нее вносились уточнения, но общие принципы оставались неизменными.
Научность советского планирования в довоенные годы заключалась не в том, чтобы дать согласованную систему таблиц (к этому тоже стремились, но сама по себе бумажная «согласованность» мало что решала), а в том, чтобы конкретизировать партийные директивы, определив, какие из поставленных задач возможно осуществить в ближайшем пятилетии (с учетом достижений современной техники и объективных ограничений), указать, что конкретно надо делать и как именно надо это делать, мобилизовать трудящихся, доведя до каждого «его задачу» и обеспечив тем самым единство воли трудового актива.
Госплан Союза не мог, да и не стремился формировать «план до гайки». Вместо этого он старался поддерживать общую пропорциональность, следя за распределением нескольких десятков (позднее – сотен) основных видов продукции (преимущественно сырья и оборудования) по отраслям экономики. Логика заключалась в том, что каждому наркомату доводились определенные лимиты (предельные объемы) ресурсов, а дальше уже сам наркомат должен был распределить их по своим предприятиям. То есть планирование было построено по иерархическому принципу, план конкретизировался по мере того, как он «спускался» исполнителям.
План для всей страны разрабатывался в Госплане СССР. План работы конкретного завода разрабатывался в наркомате. План работы конкретного цеха разрабатывался уже на заводе с участием специалистов этого цеха.
«Мы хотим установить такую систему разделения труда, при которой Госплан Союза в своих контрольных цифрах концентрирует свое внимание на анализе задач плана в целом, на взаимной увязке отраслевых планов и в общих чертах дает географическое распределение того народнохозяйственного плана, который мы ставим на 1930/31 год. Госпланы республик, не повторяя, а ссылаясь в части общего анализа плана на контрольные цифры союзного Госплана, продолжают эти контрольные цифры более углубленным анализом планов работы отдельных областей данной республики и отдельных округов. Областные контрольные цифры [разрабатываемые местными плановыми органами. – А.С.], ссылаясь в части общего анализа планов данной республики на контрольные цифры госплана республики, сосредоточивают свое внимание на тщательном анализе планов отдельных округов. При таких условиях мы получим единую систему планирования, которая друг друга будет дополнять, друг друга будет корреспондировать, которая будет пронизана едиными установками, едиными, по возможности, цифрами и единым пониманием задач, которые стоят в пределах каждой отдельной части страны и отрасли народного хозяйства» [134, C. 49].
С 1927 года, когда появились партийные директивы на очередной год и на пятилетие, сформировалась схема организации плановой работы, которая с небольшими изменениями существовала вплоть до распада СССР:
1. Наркоматы по итогам первого полугодия отчетного периода направляли в Госплан свои проектировки на следующий год.
2. Госплан анализировал, сводил и балансировал эти материалы, формируя на их основе проект постановления СТО и/или СНК (правительства) об основных параметрах будущего плана и проект партийных директив о нем. Политбюро могло вносить в него поправки исходя из своего представления о необходимых хозяйственных задачах.
3. Эти общие директивные указания, своего рода контур плана, служили основой, на которой наркоматы разрабатывали отраслевые и районные планы так, чтобы не выйти за границы отпущенных им лимитов.
4. Когда были готовы отраслевые и районные планы, Госплан производил их сведение и балансирование. Этот шаг мог включать в себя неоднократные обсуждения с наркоматами, которые, как правило, возражали против предлагаемых Госпланом корректировок. Важнейшей задачей плановиков было отделять обоснованные возражения от необоснованных. После двух-трех итераций составлялся окончательный вариант плана, утверждаемый президиумом Госплана, СТО и Съездом советов (позднее – Совнаркомом (Советом министров) и Верховным советом СССР). Планы первых пятилеток публиковались отдельными книгами, но позднее публиковать развернутый план перестали (так как с каждой пятилеткой детализация возрастала и план превращался в многотомник с таблицами свыше метра высотой). В тексте закона указывались только самые основные ориентиры, что давало возможность в ходе исполнения немного корректировать план без изменения закона, обеспечивая определенную гибкость способов реализации установленных заданий.