Проблемы потребительского рынка
Реформа резко увеличивала денежную оплату труда. По расчетам Госплана, фонд личного потребления увеличивался следующими темпами (Таблица 8):
Таблица 8. Рост фонда личного потребления населения
Если за первую половину 1960‑х годов фонд личного потребления вырос на треть, то за вторую – уже на 42 %. Ребром вставал вопрос о том, что люди смогут купить на эти деньги.
В июле 1966 года председатель правления Госбанка СССР А.А. Посконов направил в Совмин СССР совершенно секретную записку о недостатках денежного обращения, в которой писал, что развитие розничного товарооборота и платных услуг населению значительно отстает от роста денежных доходов населения. Он отмечал, что «в первом полугодии 1966 года эмиссия денег в целом по стране составила 1,8 млрд рублей против 1,2 млрд рублей в первом полугодии 1965 года, 0,7 млрд рублей в первом полугодии 1964 года и 0,9 млрд рублей в первом полугодии 1963 года», и просил принять срочные меры по дополнительному производству товаров народного потребления [278, C. 141].
Еще одна трудность заключалась в том, что по расчетам, выполненным накануне объявления реформы, на предприятиях отраслей группы «А» (производство средств производства) рост производительности труда и зарплаты должен был идти опережающими темпами по сравнению с отраслями группы «Б» (производство товаров народного потребления) [277, C. 32]. А покупать работники металлургических, химических, авиационных заводов хотели, разумеется, не чугунные чушки или литры азотной кислоты, а потребительские товары, производить которые в нужных объемах промышленность не успевала.
К началу 1965 года, по данным Госбанка СССР, запасы товаров в рознице и опте превышали остатки денежных средств у населения на 23,1 %, к началу 1966 года – на 8,7 %, а по состоянию на 1 января 1969 года они были ниже остатка денежных средств у населения на 26,7 % [275, C. 160]. За одну пятилетку советский потребительский дефицит из относительного стал абсолютным.
Наиболее крупным ответом на этот вызов стало строительство в Тольятти совместно с итальянским концерном «Фиат» завода легковых автомобилей «АвтоВАЗ». 660 тысяч автомобилей в год (на такую мощность был рассчитан завод) должны были дать трудящимся новый способ траты денег.
В строительстве ВАЗа ярко проявилась сильная черта планового хозяйства: возможность сконцентрировать силы и средства на прорывных направлениях. При тех проблемах с долгостроями и незавершенкой, о которых не раз шла речь выше, завод был построен в рекордно короткие сроки, всего за три года – благодаря неустанному вниманию партии, правительства и трех профильных министерств. Еще четыре года заняло освоение с постепенным наращиванием объемов выпуска до проектных 660 тысяч автомобилей в год. Спешка оказалась оправданной: за один год с момента выхода на полную мощность завод полностью окупил затраты на свое строительство [279, C. 47]. Эта цифра характеризует глубину разрыва между спросом и предложением, сформировавшегося к тому времени.
Несмотря на выявленные проблемы, реформа продолжалась. На 1 апреля 1969 года по новой системе планирования и экономического стимулирования работало свыше 32 тысяч предприятий, производящих около 80 % продукции и дающих примерно 90 % прибыли. К концу 1970 года на новую систему планирования и экономического стимулирования была переведена 41 тысяча промышленных предприятий, на долю которых приходилось 93 % общего объема выпускаемой продукции и 95 % всей прибыли промышленности.
Однако перевод всей промышленности на новые принципы работы только усиливал описанные выше противоречия. Наиболее фундаментальными из них были проблемы цен и рынков. Ориентация на прибыль в условиях жестких цен только усиливала дисбалансы, так как самая рентабельная продукция не обязательно оказывалась самой нужной, а проблемы с рынком средств производства и товарным покрытием зарплаты обессмысливали фонды экономического стимулирования, которые было не на что тратить. После этого министерства перераспределяли средства фондов стимулирования между предприятиями, аргументируя тем, что «все равно вы их не тратите», а союзное правительство с теми же аргументами изымало «свободный остаток прибыли» министерств в государственный бюджет.
Предприятия, само собой, воспринимали такую практику как грабеж, что снижало стимулы к труду и лояльность советской системе как таковой.
Сворачивание реформы
Реформа не была официально отменена, но с конца 1960‑х годов для борьбы с вышеуказанными дисбалансами в регламентирующие документы постепенно вносилось все больше ограничений на самостоятельность предприятий. В то же время нормативы отчислений продолжали пересматриваться ежегодно, то есть негативные аспекты реформы блокировались усилением бюрократического администрирования, а позитивные не удавалось реализовать из-за недостаточно твердой позиции центральных органов, раз за разом соглашавшихся на исключения и пересмотры.
С 1 января 1972 года нормативные документы, в которых выражалась экономическая реформа 1965 года, были существенно скорректированы. Добавились задания по объему реализации новой продукции, отвечающей по технико-экономическим показателям высшим достижениям отечественной и зарубежной техники, а также по выполнению обязательств, по поставке товаров народного потребления, по росту производительности труда (ранее были исключены). Кроме того, добавились оценка выполнения заданий пятилетки нарастающим итогом и новая методика отчислений в фонды экономического стимулирования.
Согласно новой редакции методики отчислений, абсолютные и относительные размеры фондов на конец пятилетки теперь утверждались заранее. Исходя из роста за пятилетку определяются плановые объемы фондов на определенный год. Их начисление привязано к выполнению производственной программы. Таким образом был поставлен «потолок» размеру фондов. Нормативы отчислений устанавливались по министерству в целом, оно могло играть ими, наказывая передовые предприятия и поддерживая отстающие. Фонд материального поощрения теперь делился на базовую и переменную части. Базовая часть равнялась фонду поощрения базового года и фактически ни от чего не зависела. Фактически это была «несгораемая сумма», которая гарантировала, что предприятие в любом случае получит не меньше, чем в базовом году. Фонд формировался из прибыли, но его размер зависел не от прибыли, а от фонда оплаты труда. Новацией стало требование рассчитывать фонд поощрения от фонда оплаты труда базового года, чтобы предприятие не проигрывало финансово, увольняя лишних работников. Правда, это означало, что сокращение отчислений не происходит мгновенно, как раньше, а откладывается до следующей пятилетки, когда будет выбран новый базовый год.
Вводились дополнительные отчисления от прибыли в фонд материального поощрения за рост производительности труда (0,3 % ФОТ за 1 % превышения темпов роста производительности труда над плановыми). Это снова делало выгодным практику заведомого занижения плановых заданий.
Также вводились дополнительные отчисления за увеличение удельного веса продукции высшей категории, рост темпов выпуска товаров народного потребления, увеличение доли прибыли на 1 рубль реализованной продукции. Во всех случаях шкала отчислений устанавливалась самими министерствами, что давало им возможность еще больше «играть» величинами отчислений для каждого конкретного предприятия.
«Контроль рублем» не заработал не только из-за индивидуальных нормативов, но и из-за мягкой позиции Госбанка СССР. Предприятия набирали все больше и больше кредитов, что увеличивало размер задолженности, но ни к каким реальным наказаниям не вело. Остатки краткосрочных ссуд (на конец года) по народному хозяйству СССР выросли с 66,7 млрд рублей в 1965 году до 261,4 млрд рублей в 1980 году [280, C. 295].
Фонд оплаты труда по-прежнему был привязан к выполнению производственной программы, то есть валовой, произведенной, а не реализованной продукции. А отчисления в премиальный фонд были привязаны к ФОТу, хоть и формировались из прибыли. Из-за этого фактически сохранялась ориентация на валовые объемы производства, а не на объемы реализованной, то есть принятой заказчиком продукции.
Следующий шаг по выхолащиванию реформы был сделан в конце 1972 года, когда из-за ухудшающейся ситуации с капиталовложениями в плане на 1973 год было принято решение ограничить нецентрализованные капиталовложения. Средства из нецентрализованных источников, образуемые сверх объемов нецентрализованных капиталовложений, намечаемых в государственном плане, отныне изымались и направлялись на централизованные капиталовложения и другие цели государства[65].
В 1973 году объем строительства за счет нецентрализованных капвложений директивно урезали на 28 % к уровню 1972 года. Этот шаг можно считать символическим концом косыгинской реформы. Раз предприятия больше не могли за счет собственных средств строить то, что сами считали нужным, то от реформы оставалась только привязка материального стимулирования к прибыльности и рентабельности, а Госплан, как в дореформенные времена, должен был определять, кому из просителей государственные вложения нужнее. К 1983 году у предприятий оставалось 42 % их прибыли, но реально распоряжаться они могли только 8–9 % [280, C. 297]. В плане на 1982 год был официально восстановлен показатель снижения себестоимости, исключенный в ходе реформы[66].
Из-за всех этих ограничений новый виток реформ при Андропове начался с лозунгов восстановления изначального замысла косыгинской реформы и доведения ее до логического конца.
Оценки успешности реформы
Косыгинская реформа удостаивалась полярных оценок современников, экономистов и историков не только по причине разных политических пристрастий авторов, но и из-за трудности выбора критериев оценки.