— Почему я родился в этой дремучей, дерьмовой стране? Почему на меня все это свалилось? Почему? — все ныл и ныл Леха.
— По кочану, — зевнул Влад.
— Все из-за шлюхи этой… Ох, Вика, — по сто пятому разу завел Леха.
Гурьянов органически не переваривал предателей. И само слово «предательство» вызывало у него физическое отвращение. Вместе с тем так уж получалось, что довелось ему жить во времена, когда предательство стало флагом, когда предатели научились читать мораль и доказывать, что предательство — это хорошо, и оттого ненавидел их Гурьянов еще больше. Какие только причудливые лики не принимало предательство в последние годы. Оно было и явным, когда в органах власти и в ключевых точках засела откровенная агентура или, в крайнем случае, агенты влияния стратегических противников державы. Оно было и дурацким, трудно объяснимым, вытекавшим из внутренней тяги человека к предательству. Да, все плохо. Но есть Служба. Есть «Буран». Есть такие, как Влад, привыкший жить по справедливости и чести. Значит, не все потеряно…
— Звони. И не трясись, — Гурьянов передал Леше трубку. — Говори нормально, чтобы они не насторожились, — он нащелкал на аппарате номер. — Поехали… Спокойнее, Леша.
На третий звонок послышался голос уже знакомого Виктора.
— Это Алексей.
— Леха, браток. Ну, как?
— Она здесь… В ванной.
— Значит, так. Задержи ее. Башкой ответишь, если уйдет. Слов на ветер не бросаем…
— Я понимаю.
— Жди… Ду-ду — гудки.
Леха отбросил трубку, будто змею, и снова закачался из стороны в сторону, как раввин на службе.
— Что будет?
— А будет то — ты откроешь дверь. Вежливо улыбнешься. Пропустишь их в квартиру, — инструктировал Гурьянов. — А потом — не путайся под ногами.
— Да, да…
— Возьми игрушку. Пригодится, — Гурьянов протянул Владу свой пистолет — единственное их оружие. — Контролируешь с лестничной площадки. Если чего — бей на поражение.
— Ты один справишься? — с сомнением спросил Влад.
— А ты сомневаешься?
Влад кисло улыбнулся. Полковник — последний человек на земле, в котором он бы сомневался. Да вот только захваты так не проводятся. Сколько захватов и задержаний провел Влад — не сосчитать. Для захвата нужно несколько человек — сечь подходы, отходы. Во всяком случае бойцов надо больше, чем преступников. Иначе начинается русская народная игра — стенка на стенку. Правда, нет такой стены, которую не разнес бы Гурьянов. А они сейчас не от конторы работают, так что по правилам не получится. Они — два вольных мстителя Шервудских лесов.
Вдруг Владу на миг стало дурно — в какую же историю он ввязался. Но назад пути уже не было. И вообще другого пути у него не было. Он сжал рукоятку пистолета и произнес как можно беззаботнее:
— Решено.
На лестничной клетке он присел на подоконник и стал наблюдать за стоянкой перед домом.
Они приехали через полчаса на скромных «Жигулях». Двое парней — сверху черт разберешь, но похожи на тех, которых сбивчиво, глотая слова, описал Леха.
— Гости, — произнес Влад в рацию. — Двое. Оба идут к вам.
— Понял, — в квартире Гурьянов поднялся с дивана. — Жду с нетерпением, — он поставил рацию на буфет, размял пальцы, как перед игрой на гитаре. Привычно накатили дрожь и волнение, как всегда перед началом активных действий, и они сразу перешли в какую-то волну силы, готовой вырваться наружу. Вдох, четыре выдоха. Сердце бьется медленнее. Тренировки саморегуляции — с этого начиналось обучение в отряде «Буран».
А Влад сидел на подоконнике. Через прутья лестницы внизу он видел, как раздвинулись двери лифта и эти двое направились уверенно к двери Лехиного жилища. Один — повыше, в замшевой просторной куртке, нажал на звонок.
Дверь начала открываться. Влад оторвался от подоконника, вытащил пистолет, спрятав его под ветровкой, и пошел вниз по ступенькам.
Леха открыл дверь.
— Ну, — спросил «замшевый».
— Она… — Леха запнулся, отступая. — Она…
Гурьянов стоял в стороне от двери и был скрыт от гостей.
Все шло по плану. Но вдруг Леха отпрянул и взвизгнул:
— Я не виноват! Это они!
Влад ринулся вниз.
И началось.
«Замшевый» выдернул из-за пазухи руку и выстрелил.
Гурьянов ударил ногой по двери, и дверь врезала по руке стрелявшего, так что выстрел прошел мимо. Потом снова распахнул дверь и вдернул «замшевого» в прихожую.
Напарник «замшевого» увидел Влада, ринувшегося вниз, и выбросил вперед руку с пистолетом, которую держал за пазухой просторного свитера.
Влад видел, как бандит поднимает руку с пистолетом, и отшатнулся. Пуля ударила над головой, срикошетировала, отщепив кусок штукатурки, и разбила оконное стекло.
А сам Влад уже целился в бандита. Палец пополз по спусковому крючку… На миг палец задержался.
Если бы бандит попытался еще выстрелить, то Влад завалил бы его вглухую. Но тот прыгнул на ступени и припустился вниз. Палец снова дрогнул на спусковом крючке. Влад еще секунду мог бы его ссадить, но не решился. А бандит обезумел от страха.
Все, время упущено.
Влад оставил в покое скрывшегося и распахнул дверь Лешиной квартиры, готовый ко всему.
Леха сидел на полу, он был в ступоре, безумными глазами смотрел перед собой, изредка подхихикивая. Гурьянов склонился над «замшевым». Тот кулем лежал на полу.
— Не прижмурился? — кивнул Влад на тело.
— Живой. Сейчас в порядке будет.
Взяв со стола чайник, полковник вылил воду на пленного. Похлопал его по щекам. «Замшевый» сдавленно застонал.
Гурьянов приподнял его, прислонил к стене и продемонстрировал удостоверение:
— Милиция. Ты, сволочь, задержан по подозрению в совершении преступления. Ясно?
— Да пошел ты…
Гурьянов нажал на болевую точку, и глаза у «замшевого» расширились, он захрипел. Еще удар по щекам.
— Будешь хамить — будет больно… Пошли, — приказал резко полковник.
Пленного вывели из подъезда, поддерживая с двух сторон. Усадили в машину.
«Замшевый», очухавшись, попытался дернуться на заднем сиденье, но усевшийся рядом с ним Гурьянов быстро его угомонил. Пленник проскрипел:
— Вы же не знаете, на кого бочку катите.
— Да?
— Вы, менты, лучше бы бакланами занимались…
— А ты крутизна…
— Посмотрим, чья возьмет, — буркнул бандит. Рации, оружие, повадки задержавших его — все это вполне подходило для милицейских.
— Наша, — заверил Гурьянов. Он зажал шею бандита, глаза того закатились. Из бардачка извлек наполненный зеленоватой жидкостью одноразовый шприц и вколол ему в вену…
Потом Гурьянов вышел из машины, вернулся в квартиру. Встряхнул сидевшего на диване Леху:
— Бери деньги, документы и двигай отсюда.
— Как это? — непонимающе произнес Леха.
— Сюда еще придут люди, — пояснил Гурьянов. — И сделают из тебя мясное рагу. Так что давай…
Долго уговаривать Леху не пришлось. Тот распахнул шкаф, извлек из тайника пакет с деньгами, документы…
— Это нехорошо. Некрасиво. Вы меня должны защитить, — бормотал он. — Я из-за вас…
— Заткни фонтан, — прикрикнул Гурьянов, и поток слов как оборвало. — Кому-нибудь расскажешь об этой истории — пеняй на себя. Не было этого ничего.
— И что мне теперь, бомжевать по России? Что я должен делать?
— Вернешься недели через три и будешь жить, как жил, — сказал полковник.
Время ему дал с запасом. Он надеялся управиться быстрее.
Второй раз схлестнулись со спортсменами руднянские из-за винного контракта. Один делец попросил у Хоши поддержки — он собирался экспортировать несколько десятков тысяч бутылок итальянского вина в магазины Ахтумска. Учитывая таможенные и налоговые фокусы, которыми делец владел в совершенстве, навар обещал быть жирным. Без хорошей крыши такие сделки не делают. Тут все взаиморасчеты строятся на честном слове, а какое может быть честное слово у новорусского бизнесмена, если перед ними не стоит, набычась, дуролом с гранатометом.
Самое неприятное было, что дельца все-таки объегорил один из оптовых покупателей на двадцать тысяч долларов. Когда Хоша и Художник подъехали к мошеннику в офис и намекнули на предстоящий разбор, тут и подкатили на новеньком, с иголочки, джипе «Паджеро» беспардонные, космически самоуверенные соратники Боксера.
— Знаешь крылатую фразу — вас здесь не стояло, — сказал Рома — подручный Боксера, окинув презрительным взором представителей крыши пострадавшей стороны.
— Нашего человека кинули, — сказал Хоша.
— А мы кто, чтобы запрещать кидать? Кто мы такие, чтобы запрещать людям работать? — выпятил челюсть Робот.
За пострадавших лохов считалось заступаться западло. Кидала бандиту куда ближе, чем лох. Кидала — это коллега. А лох — он на то и лох, чтобы его стричь.
— Ну, что за тема нарисовалась? Где тут непонятка? — гаркнул Рома. — Или бицепсами меряться будем?
— Не будем, — покачал головой Художник.
— Это вы умно поступаете, — оценил Робот. Куда руднянским меряться бицепсами с Боксером, у которого вышло полное интервью в «Известиях», где он расписывал перспективы развития бизнеса в области и именовался не иначе как известным бизнесменом и меценатом? И все чаще его видели в компании с шустрыми и вечно голодными ребятами из администрации области. Боксер становился фигурой политической. А «Рудня» как были, так и оставались в глазах людей пусть чуть приподнявшейся, но все-таки голодраной шантрапой.
— Падла, — Хоша застонал, когда они вернулись на съемную хату, где их ждал дядя Леша. — Падла Боксер. Что с ним делать?
— Да, он наша проблема, как говаривают американцы, — произнес дядя Леша.
— Козел он, — Художник улыбнулся.
— Чего такой веселый? — подозрительно посмотрел на него Хоша.
После свидания со спортсменами у Художника было какое-то странное состояние. Не подавленное, а приподнятое. Так всегда бывает у энергичного, смелого человека, который доходит до какой-то преграды и перед ним возникает выбор — или ты идешь дальше, карабкаешься, сбивая в кровь пальцы и коленки, а то и просто ломаешь преграду. Или сдаешь назад, и тогда нет у тебя путей кроме кривых, окольных.