Инженер упрямо продолжал работу, но неудачи преследовали его: горшки лопались, не выдерживая высокой температуры. Лицо Аносова похудело, стало восковым. Он нервничал: заводчики из Пассау откуда-то прознали о затее Аносова и пожаловались в горный департамент. В газете появились насмешливые заметки о тиглях златоустовского инженера. Казалось, все ополчились против Павла Петровича, и, чтобы отвлечься, он часто уходил в горы…
Однажды, вернувшись с прогулки, Аносов прошел в сарай. В раздумье он стоял, глядя на приготовленные тигли; в темном, тихом углу мерно трещал сверчок. Павел Петрович вдруг схватил лом и с остервенением стал крушить горшки.
— К чёрту всё! Пусть не иссушают мозг! — Он раздробил тигли на мелкие черепки и растоптал их.
Аносов не слышал, как позади скрипнула дверь и кто-то вошел.
— Ты что ж это, Петрович, взбесился вдруг? — укоризненно сказал вошедший Швецов.
— Ничего путного не выйдет у нас! — в отчаянии закричал инженер.
Старик прошел вперед, присел. Он недовольно посмотрел на Аносова:
— Это почему же, Петрович, у немцев, в Пассау, получается, а у нас нет? Выходит, мы вроде как бы хуже? Аль, может, назад повернуть, бросить свои замыслы?
Лицо литейщика стало строгим. Он поднялся и сказал решительно:
— Ну, нет, милок! Назад нет ходу! Два года прошло, а при моих годках это не шутка. Не выспался ты, Петрович, это верно. Идем! — Он бережно обнял Аносова и повел на квартиру. — Утро вечера мудренее.
Старик оказался прав. На другой день Аносов отправился в сарай и с сожалением осмотрел осколки.
«Что наделал?» — укорял он себя; нагнулся, поднял черепок, стал разглядывать. Словно толчок пронизал его мозг. Внезапно пришла ясная и простая мысль: «Тигли лопаются от расширения частиц глины при нагревании. Одни частицы давят на другие, отсюда и трещины. Вот в чем секрет! — Аносов склонился над черепками и задумался. — Что же надо сделать, чтобы избежать неудачи? Надо ввести в смесь тело, которое уменьшит в глине способность сжатия. Какое же это тело?»
Павел Петрович вспомнил о привозных горшках.
«В пассауских горшках, — думал он, — сама природа позаботилась соединить глину с графитом…»
Он сбросил мундир, засучил рукава и опять принялся составлять смесь. На этот раз он взял десять частей челябинской огнеупорной глины, пять частей толченых черепков и столько же мелкого угольного порошка. Подручные замесили тесто…
Подошел хмурый ноябрь. Ранняя пороша покрыла горы и городок. В распахнутую дверь смотрели зимние звёзды. В цехе томила жара. Аносов целиком поглощен был тихими, еле уловимыми звуками, шедшими из горна. Прошло семь, восемь, девять часов… На городской каланче пробили десять ударов, и вслед за ними старик Швецов ликующе выкрикнул:
— Братцы, сталь поспела! Тигель наш выдержал!..
Татьяна Васильевна пришла встретить мужа. Павел Петрович взял ее бережно под руку и повел по сонным улицам городка. Жена восторженно говорила о природе, о горах. Он слушал, но мыслями всё еще был в литейной, сравнивая свои тигли с заграничными.
И вдруг, прервав излияния Татьяны Васильевны, он сказал:
— Милая, пассауские горшки обходятся по двадцать пять рублей штука, а мои обошлись всего по сорок четыре копейки… Да, да… И вся разница в употреблении заключается в том, что наши горшки требуют большей осторожности в прогреве, а вместе с тем отнимают и более времени для начатия самой плавки, но в огнестойкости имеется положительное… Впрочем, это всё покажут опыты…
Молодая женщина как-то странно посмотрела на мужа:
— Всё? — спросила она, когда он запнулся.
— Нет, погоди!
— Ну, милый мой, хватит! — решительно сказала она и вдруг, крепко обняв его, приказала: — Целуй свою жёнку, чумазенький…
— Боже мой, что скажут прохожие! — теряясь от смущения, воскликнул он.
— Пусть что угодно говорят, — спокойно ответила жена. — А теперь давай лучше поговорим о любви. Без нее скучно мне, милый…
Они пошли в гору, к осиянному лунным светом Косотуру, крепко держась за руки. И, вместо разговора о любви, молча наслаждались счастьем, и это было лучше всяких слов…
Глава втораяТАЙНА БУЛАТА
Русские люди издревле интересовались булатом. Драгоценный булатный клинок ценился дороже золота. В грамотах российских Аносов вычитал немало исторических сведений, из которых было видно, что князья и цари русские не только получали булаты из восточных стран, но пытались и у себя обучить способных людей этому искусству.
Впервые булат упоминался в старинной грамоте — духовном завещании князей Ивана и Федора Высоцких, написанном примерно в 1504 или 1505 году. В перечислении разной «рухляди» упоминается одна сабля булатная гирейская. Велика была ее стоимость, если попала она в княжескую опись!
Известно, что от кызылбашского[10] Абасс-шаха и от гилянского Ахмет-царя посольства доставили в свое время царю Федору Иоанновичу и Борису Годунову желанные подарки — булатные сабли, разукрашенные золотой насечкой и драгоценными камнями.
В 1613 году в летнюю пору на Москву с большим и пышным караваном наехал персидский посол шаха Абасса богатый купец Хозя Муртазя и «бил челом» подарками. Это были исключительно редкие булаты.
Царь Алексей Михайлович, которого современники льстиво называли «Тишайшим», вовсе не был тихоней. Любил он соколиную охоту, и среди других его страстей самой сильной была любовь к булатным клинкам, которые он старательно собирал. Образцы этого булатного оружия впоследствии перешли на хранение в Оружейную палату.
Мало того, Алексей Михайлович сам пытался завести в Москве изготовление булатов. По его приказу выбрали трех способных юнцов и направили в Астрахань для «учения булатных сабельных полос и панцырного дела».
В царской грамоте, написанной 30 июня 1660 года астраханскому воеводе князю Черкасскому, указывалось:
«…И вы б тех ребят велели у того Ивана принять, а для учения сабельных булатных полос и панцырного дела велели тем их мастерам и ученикам и которые из астраханских робят похотят учиться, давать нашего жалованья, поденного корму, по сему нашему Великого Государя указу, а мастерам их велели б есте сказать наш Великого Государя милостивый указ, чтоб они тех робят выучили своему мастерству доброму, и открыли дела свои к ученью явно, и ни в чем бы они в делах своих не скрылись, а как они тех робят выучат, и им мастерам за то учение будет наша Великого Государя милость».
Весной 1661 года, когда кипели ожесточенные схватки с крымскими татарами и поляками, Алексей Михайлович был очень озабочен вооружением русских ратников и написал вторую грамоту с требованием «призвать и прислать к нам Великому Государю черкас, панцырного дела сварщиков, самых добрых мастеров, да булатного сабельного дела сварщиков самых же добрых мастеров… Как они будут у нас Великого Государя на Москве, и мы Великий Государь их мастеров пожалуем, велим им учинить свое государево годовое денежное вознаграждение и корм большой».
Знал Павел Петрович, что в течение последних десятилетий тайну булата стремились разгадать западноевропейские ученые Карстен, Ринман, Бертье, Фарадей…
Имя Фарадея всегда волновало Аносова. Увы, этот прославленный ученый в поисках тайны булата, как и его иностранные коллеги, находился на ложном пути. Все они добивались лишь того, чтобы воспроизвести причудливый рисунок, который всегда виден на поверхности настоящего булата. Некоторым это удавалось сделать либо с помощью специальной обработки поверхности металла, либо применяя сложные процессы сварки полос железа и стали. А Фарадей уверял, что удалось получить булат, прибавляя к железу алюминий.
Павел Петрович много недель не покидал оружейную фабрику. Он вместе со Швецовым проверил утверждения ученого и убедился, что Фарадей заблуждается. Рисунок на булате не сопровождался появлением подлинных свойств булата. Аносов записал в свой дневник:
«Европейских булатов высокого достоинства мне видать не случалось, и всё, что писано было об этом предмете, не заключает в себе удовлетворительных сведений, ибо ни в одном из трактатов о булате нет истинного основания — достижения совершенства в стали».
Задумчивый и озабоченный Павел Петрович целыми часами просиживал у себя в кабинете в глубоком безмолвии. Молодая жена по-своему понимала беспокойное состояние супруга.
— Почему ты, всегда такой оживленный, разговорчивый, вдруг замолчал и стал хмур? — допытывалась она. — Неприятности по службе?
— Никаких! — кратко ответил он и грустно опустил голову.
— Так в чем же дело? Что случилось? Ты недоволен мной? — упорствовала Татьяна Васильевна.
— Ах, какая ты непонятливая! — огорченно выкрикнул он. — Я не могу дознаться, в чем тайна булата!
— Только это тебя и беспокоит? Какие прозаические мысли! — улыбнулась она и оставила его одного в кабинете.
Долго перебирал он в памяти все опыты и думал:
«Булат есть совершенство! Он более твердый и острый, нежели обыкновенная сталь. Именно поэтому булаты в Азии с незапамятных времен не выходят, так сказать, из моды. Он, подобно благородным металлам, всегда сохраняет постоянную ценность. Азиатцы платят за лучшие клинки по сто и более червонцев. Они люди умные, не могли же они ошибаться в продолжение многих веков в истинном достоинстве клинка, приобретаемого за столь дорогую цену!»
Чем больше он раздумывал, тем сильнее верил древним сведениям о булатах. И в самом деле, на опыте он уже убедился, что при некоторых изменениях узоров булат, очевидно, тверже, но не хрупче стали, а следовательно, лучше ее. Аносов чутьем догадывался, что рисунок является лишь следствием высокого качества металла.
Позади осталось много лет напряженной работы, но как ничтожны пока результаты!
«Тайна булата должна быть раскрыта!» — упорно думал он, представляя себе всю трудность задуманного. Ему казалось, что перед ним простирается огромный океан, который надлежало переплывать многие годы, не приставая к берегу и подвергаясь различным случайностям…