ах бросил ее в стакан с водой. Как и следовало ожидать, песок быстро пошел на дно, а «золото», вопреки законам физики, осталось плавать. Бибельман побледнел. «Это вы подшутили надо мной? — с дрожью в голосе спросил он. — Ведь так не должно быть. Золото всегда тонет! Вы — фокусник!» — «Плохие фокусы, милый мой! — отрезал я ему. — Вы принесли «кошачье золото». — «Что это значит?» — в исступлении закричал незадачливый старатель. «То, что вы приняли за золото, всего-навсего чешуйки золотистой слюды — флогопита…» — «Как вы сказали? — схватился за голову Бибельман. — Но я же ему, паршивцу, сто рублей дал!» — «Вас обманули! Ваш проводник на самом деле нашел золото, а вы его потеряли… Плохое ваше счастье…» Представьте, от разочарования он сошел с ума…
— Жаль, — тихо обронил Лисенко. — Золото многих губит. — Он опустил голову, вздохнул: — А всё же человечество любит золотой блеск…
Костер догорал; раскаленные угли подернулись пеплом.
— Пора спать, — сказал Аносов и встал. Укладываясь в палатке на ночлег и прислушиваясь к неугомонному шуму реки, Павел Петрович сказал:
— Погоди, мы тебя успокоим. Вот пройдут талые воды, и ты смиришься…
Через три недели, исследуя русло Ташкатургана, геологи в урочище Андреевском открыли богатую золотую россыпь.
Аносов пребывал в Златоусте, и Лисенко послал ему туда весть;
«Найдено настоящее золото… Добыта тайна великого Полоза — вешнего Ташкатургана».
Аносов просиял: он радовался не столько находке, сколько предприимчивости Лисенко.
«Всё, к чему прикасается его рука, принимает вдруг романтический вид. Веселая душа!» — по-отцовски ласково подумал он о геологе.
Андреевский прииск оправдал надежды: из девяноста трех тысяч пудов золотоносного песку извлекли два пуда двадцать девять фунтов золота!
Нет-нет да и попадались увесистые самородки.
Однажды загремели валдайские колокольчики и у опушки леса на глухом извилистом тракте показалась тройка.
— Гляди-ко, сам Павел Петрович едет, — сказал один из старателей, жилистый старичок Митрошка.
Не прошло и десяти минут, как тройка оказалась у прииска. Ямщик разом осадил коней; из коляски вышел Аносов.
— Здравствуй, Митрий Иванович, — поздоровался Павел Петрович со стариком. — Кстати встретил тебя.
Глаза старателя осветились приветливым огоньком. Маленький, крепенький, как гриб боровик, он стоял перед начальником горного округа и выжидательно смотрел ему в лицо. Подошел Лисенко, Аносов крепко пожал ему руку, потом сел на колоду в густую тень березы, утер пот и указал на место рядом с собой. Лисенко устроился на бревне, а Митрошка опустился на траву, подвернув по-татарски ноги.
— Вот что, Иванович, человек ты бывалый, разное видел на своем веку, немало золотого песку пропустил через свои руки, — спокойно начал Аносов. — Вот и скажи мне по совести, много у нас из-под носа уходит золота?
Митрошка вздохнул, глаза его стали лукавыми.
— Это как тебе сказать, Петрович, — со смешком в голосе ответил он. Не пойман — не вор…
— Я совсем о другом, — перебил его Аносов. — Не о хищениях.
— А о чем? — поднял удивленные глаза старатель.
— Давно мы золото моем, а хорошо ли? Сколько золота в песке остается?
— Бог его ведает; надо думать, поболе, чем намываем. После нас тут проходят с лотками и тоже свое находят, — пояснил Митрошка.
— То-то и оно, — вымолвил Аносов и, обратясь к Лисенко, добавил: Подумайте, сколько силы человеческой зря теряется! Жаль, очень жаль. Надо подумать над тем, как побольше извлекать золота.
— Но мы и так намываем немало! Мне кажется, это предел, — возразил инженер. — Впрочем…
— Вот именно — впрочем; надо найти свое, новое! — загораясь, заговорил Аносов. — Почему мы должны всё водой делать? Я предлагаю применить плавку золотых песков!
Брови старика-старателя полезли кверху, губы задрожали в беззвучном смехе:
— Да где это видано, батюшка! Ты хоть людям о том не говори…
Аносов поднялся, лицо его стало суровым:
— Ну, коли так, Митрий Иванович, поедешь со мной и сам будешь делать то, о чем я сказал!
Митрошка взмолился:
— Освободи, сударь…
— Нет, нет, — отверг его просьбу Павел Петрович. — Полезай в дрожки, поедем!
Кряхтя, Митрошка взобрался на сиденье.
— А вы тоже над моими словами подумайте, — крикнул Аносов инженеру.
Заклубилась пыль. Жарко припекало солнце. Старатель беспокойно задвигался на сиденье.
— Ты угомонись, от меня не уйдешь! Опыт мне твой нужен! Ты, да я, да Швецов — увидишь, что сделаем! — сказал Павел Петрович и весело засмеялся…
Примчались на Николае-Алексеевский рудник. Добыча золота была там скудная. Горы песку промывали на вашгерде, и в результате каторжного труда в лотке задерживались лишь жалкие крупицы золота.
Митрошка встрепенулся.
— Вот она правда, Петрович. Сам видишь: золото моем — голосом воем…
— Погоди, братец, — остановил его Аносов. — Вот тебе задача. Отбери десять тысяч пудов золотых песков да перемешай. Будем пытать песок, что он скажет?
Поставили палатку, и Павел Петрович устроился в ней. Ранним утром, когда густой туман клубился в долине, он со старателями принимался за работу. Митрошка на глазах преображался. Его большие корявые руки легко и быстро справлялись с любым делом. На приисках всё было ему знакомое, родное. Работал он с песней. Как веселый воробей, он порхал по отвалам, управлялся с корытами, с ручным вашгердом. Потряхивая лотком, он пел:
Таракан дрова рубил,
Себе голову срубил,
Комар воду возил,
В грязи ноги завязил… Эх!..
Глядя на проворные, легкие движения старателя, Аносов удивлялся: «Сколько же силы и проворства в нем? И весел, как щегол!».
Рядом с Митрошкой в мыслях инженера вставал строгий, с иконописным лицом литейщик Николай Швецов.
«И тот, и другой — разные люди, а работе всё отдают! — думал Павел Петрович. — Для обоих труд не проклятие, а радость. Работают, как веселую игру ведут».
Поздно вечером, когда все старатели разбрелись по баракам, Митрошка вертелся у костра. Стряпухи налили ему в чашку хлёбова, досыта накормили и ласково уговаривали:
— А ты допой нам песню свою…
Старатель огладил бороденку, лукаво подмигнул женщинам:
— Будь по-вашему, сизокрылые.
Аносов, лежа в палатке, прислушивался к пению старика и удивлялся его неугомонному характеру. Митрошка бойко, разудало распевал:
…Вошка парилась,
Приушмаривалась.
Мушка подскочила
И в предбанник утащила.
Вы бегите-ко, ребята,
По попов, по дьяков,
По богатых мужиков… Эх!..
Приискатель схватил две ложки и, выстукивая ими дробь, пустился в пляс. Он кружил, притопывал, задорно поводил глазами на жёнок и продолжал лихо распевать:
Зародила попадья,
Зародила воробья,
Долгоносенького,
Чернохвостенького.
Его староста судил.
Егор Филатыч рассудил
Не бить его кнутом,
А остригчи кругом,
Две косички оставить,
Воробья в попы поставить… Эх!..
Аносов не утерпел, вышел из палатки к костру. Тут уже толпились работные. Митрошка не смутился; закинув задорно голову, лукаво поглядывая на Павла Петровича, он зачастил под стрекотанье ложек:
Кто не едет, кто нейдет,
Воробья попом зовет;
Что ты, батюшка попок,
Что ты ходишь без порток,
Портки строченые,
Невороченые.
Портки девушки шили,
Тараканы источили,
Девки хлопнули окном,
Убежали за попом.
Поп не знает, куда деться:
Он кадило-то под лавку,
Аллилую на кровать,
Сам забрался под кровать… Эх!..
Старик в последний раз топнул ногой, махнул рукой и угомонился.
— Фу, устал, бабоньки. Кто пожалеет, жбан квасу поднесет…
Стряпухи охотно напоили Митрошку квасом.
— Ну и молодец ты, — похвалил его пожилой приисковый. — Тоску словно рукой снял. Оно, брат, так, с песней да с шуткой, веселее живется…
…Незаметно старатель Митрошка вошел в замыслы Аносова, с полуслова его понимал. Вот уже две недели, как они поселились на берегу ручья и ворошили песок.
Опыт за опытом. Всё новые и новые открытия. Павел Петрович тщательно записывал результаты в таблицу. Она раскрыла перед ним ошеломляющую картину: существующий «мокрый» способ промывки золотых песков извлекал из них золота в сто тридцать один раз меньше, чем его было в породе.
Горько усмехнувшись, Аносов рассказал об этом старателю.
— Теперь сам видишь, Митрий Иванович: мы только сверху слизываем. Египетский труд…
Митрошка потупился.
— Давно всё вижу, — признался он. — Что ни выдумка твоя, то лишнее золото…
Павел Петрович целый день молча сидел в палатке, шуршал бумагами. Последнюю ночь он плохо спал. Митрошка встревожился: сколько раз инженер выходил на берег реки, прислушивался к лепету струй и о чем-то вслух говорил сам с собой.
Утром Аносов приказал насыпать мешок золотоносного песку. Его уложили в дрожки, и Павел Петрович наказал Митрошке:
— Ну, Митрий Иванович, ты пока здесь поживи, а я в Златоуст…
По приезде на завод Аносов вызвал Швецова и сказал:
— Искали мы булат и нашли его. А теперь попробуем добыть из песка золото.
Литейщик не удивился, он привык к неожиданностям.
Они провели первую плавку в тигельном горшке. Сплавили десять фунтов песку с угольным порошком и флюсами. Из полученного золотистого чугуна извлекли 10,75 доли золота.
— Что же это дало?
Павел Петрович вслух подсчитал итоги: 100 пудов песку при обработке в тигле давали в 100 раз больше золота, чем при «мокром» способе.
Догадка оправдывала себя.
Аносов решил рискнуть проплавить золотоносные пески в доменной печи. Заложили 2818 пудов песку.
Стоя перед домной, Павел Петрович весело смотрел на огонек и думал: «Словно алхимики добываем золото!».