Прочитав в моих глазах недоуменный немой вопрос, Атанас Иорданов объяснил:
— Я тут не один, нас целое «землячество», окончивших Ленинградский судостроительный институт!
Коммунистическая партия и народная власть, получив в наследство от старого строя примитивные ремонтные мастерские с несколькими специалистами и начиная создавать отечественное кораблестроение, стали прежде всего решать задачу подготовки квалифицированных кадров. Была организована широкая сеть курсов, семинаров и школ заводской молодежи, на которых преподавали болгарские и советские инженеры. Лучших сыновей рабочих и крестьян, проявивших способности и прилежание к наукам, народное правительство послало на учебу в Советский Союз. Менее чем за десятилетие страна выковала прочное ядро инженерно-технических работников, занявших ныне узловые посты на производстве. И если еще несколько лет назад завод строил суда по иностранным проектам, то сейчас почти целиком перешел на собственные. Конструкторское бюро дало ряд оригинальных проектов грузовых и пассажирских пароходов, на которые получены массовые заказы из-за границы.
Мне довелось беседовать с представителями старой гвардии инженеров, прошедшими курс кораблестроения в Петербурге, Париже или Генуе. Все они исключительно высокого мнения о подготовке своих молодых коллег — «ленинградцев».
— В нашу бытность, — говорили старики, — талантливому инженеру со студенческой скамьи положено было поработать два-три года на ассистентских должностях, прежде чем стать ведущим. А «ленинградцы», получив сразу после института руководство проектами, блестяще справляются. Советская школа — первая в мире: она дает не только замечательную теоретическую подготовку, но и практический опыт!
Атанас Иорданов любезно согласился сопровождать меня по цехам и верфям.
— Это, говоря на нашем языке, будет дальний рейс, — предупредил он.
— Тем больше встреч и впечатлений!
Инженер оказался незаменимым «боцманом» в этом рейсе. Да и не мудрено: ведь он тут начал с фабзавуча, прошел все стежки-дорожки, пересчитал все ступени, чтобы подняться на второй этаж конструкторского бюро.
…«ЖК-I». Сколь кратко наименование, столь длинно, просторно и высоко помещение цеха. Под его сводами свободно уместился бы целый городской квартал. «ЖК-I» — это значит: железнокораблестроительный-первый, иначе именуется корпусным.
— Мы часто и справедливо сетуем на злоупотребления сокращенными словами — аббревиатурами, — рассуждает Иорданов. — Но жизнь сильнее самых строгих блюстителей стиля. Рабочему или специалисту сподручней говорить короче: для метровых фраз нет времени!.. Кстати, прежде в шутку этот цех называли цехом «громкоговорителей». Круглые сутки тут трещали сотни воздушных пистолетов так, что земля гудела, и клепальщики, чеканщики вынуждены были объясняться, крича друг другу в ухо. В конце концов «повышенный тон» становился их профессиональной привычкой. Сейчас, слышите, в цехе — относительная тишина. Но дело, конечно, не в тишине, а в технической революции, которая свершилась в нашем кораблестроении. Мы перешли от клепочных соединений к сварной конструкции!
Мощные машины режут, как нож масло, стальные листы 25-миллиметрового сечения, большой вальцовый пресс, словно утюг, их гладит, а гидравлический — одним нажимом, будто это не сталь, а воск, придает им точные, сложно переплетенные изгибы. По электромагнитным стендам движутся автоматические электросварочные аппараты, намертво соединяя стальные листы. Портальные краны то и дело выносят из ворот цеха на стапеля целые секции и блоки корпусов.
— Полюбопытствуйте, — говорит Иорданов, — на всех машинах стоят марки советских заводов. Эта первоклассная техника позволила нам несравненно облегчить труд рабочих и за одну пятилетку увеличить производительность в 10―15 раз. Однако, если быть точным, нужно сказать, что этот скачок обеспечили наши кораблестроители, которые переняли от советских мастеров и освоили передовые современные методы. Вслед за сварной конструкцией на заводе был внедрен бригадно-поточный метод производства. Насколько он эффективен, можно судить по такой цифре: если прежде, даже при сварной конструкции, строительство тысячетонной баржи продолжалось 290 дней, то теперь — не более месяца!..
Куда бы мы ни заходили: в корпусный второй или третий, в ремонтно-механический или литейный, в кузнечный или деревообделочный цехи, на стапели железобетонного кораблестроения или на сухой док, — всюду видели сложные и умные машины, механизмы, автоматы. Они выполняли главную, самую тяжелую долю труда. На их фоне, на фоне гигантских конструкций, человек казался со стороны малым существом. Но стоило приблизиться к нему, как он вырастал во весь свой гигантский рост.
Вместе с Иордановым мы наблюдали, как токарь, черноволосый ладный мужчина средних лет, обрабатывал на копировально-фрезерном станке винт судна, когда к нам подошел директор завода Иван Ковачев.
— Как вам нравится эта махина? — спросил он, кивнув головой на станок, и сам же ответил: — Хороша! — Подумав, продолжил: — Но машины машинами, они и в Америке машины. А вот людей таких там не встретишь. Не потому, что они какой другой породы, а потому, что нет у них резона так работать. Да вы побеседуйте хотя бы с ним. Иордан! — окликнул Ковачев токаря. — Познакомьтесь!..
Биография Иордана Коларова — типичная для поколения болгарских рабочих, которым сейчас от трех до четырех десятков, тех, кто хлебнул горького прошлого и черпает полной чашей настоящую счастливую жизнь. Правда, Иордан рос сиротой и начал добывать свой хлеб трудом не с четырнадцати, как его сверстники, дети пролетариев, а с десяти лет.
Рабочий, он вместе со своим классом сражался, не щадя жизни, за победу народной власти и вместе с ним встал на вахту социализма. Работая, Коларов упорно учился. Знания пробудили его незаурядные способности и творческий ум. В станке, который был для него верхом человеческой мудрости, он подметил недостаток. Токарь предложил одну рационализацию, другую…. И вот станок словно бы вырос из мальчика в мужа. На нем без дополнительной нагрузки Коларов стал выполнять по три нормы за смену и не сдает темпа вот уже несколько лет подряд.
Родная власть высоко оценила труд токаря, удостоив его орденом Трудового Красного Знамени, Золотого ордена труда и других наград.
Такие люди в Варне строят корабли!
Распрощавшись с директором и токарем, мы вышли на причал.
— Если не устали, на этом закончим наш сухопутный рейс и предпримем морской, — предложил Атанас Иорданов. — Через полчаса начнутся ходовые испытания грузового моторного судна «Бяла». Это мое произведение. Я руководитель проекта!..
…«Бяла», словно большая белая чайка, стремительно летит по волнам Черного моря. Словно чайка, она кружит на одном месте и снова несется над морскою пучиной. Строгие и скрупулезные во всем товарищи из морского регистра проверяют, как судно «слушается руля», какова его скорость и поворотливость, исправно ли действуют механизмы и приборы, сколько двигатель расходует топлива!..
Иорданов спокоен. Судно сработано золотыми руками. Сын варненского рабочего, выросший в «пролетарских кубриках» — сырых и темных подвалах портового города, — ныне ведущий инженер завода, смотрит на проплывающие мимо берега, на верфи, на расположившиеся вдоль Золотых песков белокаменные дворцы народных санаториев и говорит:
— Совсем еще мальчишкой я читал морской приключенческий роман, эпиграфом к которому автор поставил чуть ли не библейское изречение: «Моря меняют свои берега». Эта древняя мудрость мне врезалась в память. И я по детской наивности каждое утро, направляясь к морю, думал, а не изменило ли оно берега… Теперь вот смотрю и вижу, насколько наш берег изменился. Но изменило его, преобразило его не море, а люди, которые стали сильнее моря!..
Спустя два дня «Бяла» уходила в свой первый регулярный рейс. Атанас Иорданов, урвав полчаса от работы над проектом нового десятитысячетонного судна, вышел на берег, чтобы пожелать капитану и матросам «попутного ветра».
…Под мирным болгарским флагом идут корабли с попутным ветром в дальние моря и океаны.
По дедовскому следу
Пожелтевшие страницы истории живут и сегодня.
…Русская армия могучим валом подкатила к стенам Царьграда. Разгромленный наголову противник был вынужден безоговорочно подписать продиктованные ему победителем условия мира.
19 февраля 1878 года, по старому стилю, 3 марта — по новому, на восточной окраине константинопольского предместья Сан-Стефано разбилось биваком 60 тысяч русских воинов. Герои Плевена, Шипки и Арабаконака ждали с минуты на минуту известия об исходе переговоров.
Со стороны Сан-Стефано показалась конная кавалькада: на рысях к биваку приближались генералы Гурко, Скобелев, Тотлебен и другие прославленные полководцы. По строю многократным эхом прокатилось: «Смирно-о-о!» В мертвой тишине раздался голос: «Поздравляю с заключением мира!»
Грозное и ликующее русское «ура» потрясло простор. Шапки полетели в воздух.
Война закончилась.
Болгария была освобождена от тяжелого чужеземного рабства, длившегося пять долгих веков.
Путь русской армии в освободительной войне 1877―1878 годов озарен великим героизмом, самопожертвованием и гением суворовской школы. Форсирование Дуная, битва под Плевеном, эпопея Шипки, переход через Балканы, ставшие апофеозом воинского искусства, удивили весь мир.
Двести тысяч русских воинов отдали свои жизни за свободу братского болгарского народа.
«Кто в грозной битве пал за свободу, — не умирает!..» — пел великий болгарин Христо Ботев.
На полях, залитых горячей кровью освободителей, выросли памятники их бессмертия. Гранитными вехами протянулись они по всему победоносному пути армии и вознеслись выше древних пантеонов и пирамид. Упирающийся вершиной в облака Шипкинский обелиск, памятник освободителям в Софии, Плевенский мавзолей, храмы-памятники Александра Невского и Шипкинский являют собой неповторимые творения зодчества и ваяния. Они созданы гением народа, вдохновленного бесконечной признательностью и безмерной любовью.