Он был приглашен как комсомолец и механизатор на совещание кооперативного актива, где обсуждались вопросы о мобилизации резервов для выполнения пятилетки в три года. Каждый присутствовавший готовился к большому разговору, подумал и взвесил то, что скажет, и каждый сказал свое слово. Все предлагали толковые мероприятия: как производительнее использовать машины, что нужно сделать для улучшения племенной работы, как понизить себестоимость яиц и т. д. и т. п. Но вот встал Жоро Атанасов:
— Мы, коммунисты, посудили-порядили и решили внести на ваше обсуждение такой план… — Он говорил от лица партийной организации и ни разу не сказал «я», хотя самые крупные мероприятия созрели в его голове.
— Нашей земле не хватает воды!
— Да, — откликнулось несколько голосов. — Но через две пятилетки государство решит и эту проблему; воды Дуная придут в Масларево, они оросят всю Северную Болгарию!..
— Что будет, то будет, но ждать нам этого дня сложа руки негоже!
— Уж коли ждали столетия, то десяток лет как-нибудь потерпим!
— Не терпеть нужно, а строить язовиры!
— Это на суходоле-то?
— В логу!
— А откуда воду в них носить будем? — желчно подшутил кто-то из присутствующих.
К новому люди всегда относятся с известным недоверием. Вот так же было и в пятьдесят четвертом, когда в кооперативе заговорили о разведении виноградников… Но теперь-то легче их убедить. Своих специалистов с высшим образованием в кооперативе до десятка. Правда, гидролога пока еще нет, но он скоро приедет из округа. И приехал, «прозондировал» почву, подтвердил: «Язовиры станут!»
Еще не завершили плотину, а на «суходоле» уже блестит, распрыскивая солнечные лучи, водное зеркало!
Все, что говорили коммунисты, стало по-ихнему. И виноградники привились, да что привились, по двадцати тонн гроздей на гектаре плодоносят! И коровы дают почти по три тысячи литров каждая за лактацию. И денежный доход общественного хозяйства шагнул за пять миллионов левов. И на трудодень распределяют по двадцать пять левов. И вода на суходоле!..
…О тебе идет речь, секретарь партийной организации Жоро Атанасов, о твоих товарищах-коммунистах! Это вы по идейным проектам и рабочим чертежам партии перестроили наново жизнь, быт и культуру села. Душу крестьянина перестроили.
Думал старый Божан дожить свои дни в своей старой хате.
— Не красна изба углами — красна пирогами, — отвечал он всякий раз на подтрунивания новоселов: «Отстаешь, бай Божан, от общины, социалистический облик села нарушаешь!»
Но вот заходит он как-то к Жоро Атанасову. Вид у Божана торжественный, точь-в-точь, как за столом президиума.
— По делу, другарю Атанасов!
— Выкладывай, бай Божан!
— Строиться надумал. Благословляй, сынок!
— А старуха-то благословила?
— Извиняюсь, другарю Атанасов, но вам должно быть известно, что главою семейства являюсь я!
— Это, бай Божан, у меня никогда не вызывало сомнения!..
— Благословила, Жоро, благословила!
— Ты же было решил помирать в старом доме!
— Перерешил, сынок!
— Что так?
— Не о смерти моя думка, а о жизни. Как бы тебе лучше сказать? Понимаешь ли, вера в моей душе окрепла, вера в себя, и в людей, и в наш завтрашний день!..
— Правильно и очень хорошо, старина!
— Значит, благословляешь?
— Не только благословляю, а обещаю, что всей общиною поможем тебе!
— Зачем помогать? Я и сам справлюсь. Средств и трудодней у меня достаточно!
— Ты заслужил, бай Божан, чтобы тебе помочь!
— Спасибо, сынок!
Рухнула последняя старая халупа в Масларево, и на ее месте вырос большой и светлый дом, ровня другим, жилище, в котором человеку будет просторно, удобно и уютно и при коммунизме!
Вера окрепла у людей в свою жизнь и в свое будущее. Могучая и душевная вера в партию.
— За работу! — раздается голосистая команда бригадира. — На штурм второй нормы, вперед!
Со смехом, криками «Ура!» и «Айда, наши!» молодые люди, обгоняя друг друга, спускаются в лог. За ними бодро семенит бай Божан и широко шагает Жоро. Отколовшись от друзей, юноша в механизаторской спецовке подходит к секретарю партийной организации.
— Посоветоваться хочу, другарю Атанасов!
— Слушаю, Никола!
Парень смущен, мнет в руках кепку.
— Давай, выкладывай! — подбадривает его Атанасов.
— Жениться мы надумали, бай Жоро!
— Что ж, Станка — хорошая дивчина. Скромная, работящая и из себя видная!
— Одобряешь выбор?
— Тебе жить!
— У нас любовь!
— Значит, семья будет. Вы подходящая пара!
— Кумом[39] хотим тебя просить, бай Жоро. И я и Станка!
— Спасибо за честь!
— Спасибо, бай Жоро!
И Никола вихрем преодолевает сто метров, остающихся до плотины. Жоро глядит, как он взбирается одним прыжком на сиденье тягача, и думает: «Вот бы засечь секундомер! Наверное, в 11 секунд уложился на стометровке, чертяка! Надо его испытать на беговой дорожке. И потом перевести с левого края в центр нападения. С такой „девяткой“ кооперативная футбольная команда может рассчитывать на первое место в округе!»
Через минуту и секретарь парторганизации примыкает к пчелиному рою людей, чтобы нести свой «взяток» в соты общественного улья.
1959 г.
Страницы жизни
Говорят, чтобы узнать человека, нужно съесть с ним пуд соли… Несколько лет знаком я с Петром Димитровым Петровым, а вот только теперь открылась мне его жизнь в подлинном масштабе. И этот обыкновенный и простой человек вдруг предстал передо мною исполином.
Встретились мы с ним на сей раз не на заводе, а в его доме, удобно расположившемся в одном из тихих и зеленых кварталов Софии. Семья его накануне выехала то ли в село, то ли на дачу. И мы сидели вдвоем в просторной, со вкусом обставленной комнате, со стен которой на нас точь-в-точь, как в русских рабочих семьях, смотрели из рамок фотографий внимательные и строгие глаза родичей.
Извинившись за нарушение болгарского обычая, согласно которому гостя угощают вином, хозяин поставил на стол хрустальный кувшин компота и воздвиг гору всяких сладостей.
— В нашей фамилии, — сказал он, — сколько я помню колен, все были непьющие. «Династия» наша пролетарская. Землю еще турки отобрали несколько веков назад у моих предков. Приходилось кормиться батрачеством да ремеслом. Заработка эти профессии не то что на вино — на хлеб да брынзу не обеспечивали!
Внук кузнеца, сын кочегара Петр Димитров досыта хлебнул горького пролетарского житья. Четырнадцати лет от роду он нанялся батраком к хозяину ремонтной мастерской «Локомобиль» — софийскому богачу Христо Николову. Тяжкий труд, легший на неокрепшие плечи подростка, не сломил, однако, его воли к жизни и стремления к свету. Петр решил своими силами «проторить стежку в люди», стал посещать вечернюю ремесленную школу. Николова не устраивал батрак, отрывающий два часа в сутки ради собственной персоны, и он рассчитал его.
Юноша с трудом, но все-таки закончил школу. Но получить профессию в буржуазной Болгарии вовсе не значило иметь работу. Несколько лет подряд ему, несмотря на все усилия, не удавалось устроиться.
Долго бы еще скитался Петр безработным, не случись несчастья. Старшего брата задавило поездом. Семья потеряла кормильца. Мать пошла в управление железных дорог, требуя, чтобы в вознаграждение за жизнь одного сына дали работу другому. Ходила она туда не раз и не два, а полтора года — почти каждый будний день, месяцами ночевала у парадного подъезда, чтобы увидеть начальника и стать перед ним на колени.
Таким образом Петр Димитров четверть века назад получил работу слесаря в Софийских железнодорожных мастерских, ныне железнодорожном заводе имени Георгия Димитрова.
…Не проронив слова, я слушал рассказ человека, прошагавшего по земле трудный и тернистый путь. Он говорил, вспоминая все повороты и препятствия на этом пути, и его живые карие глаза не раз меняли свой блеск в зависимости от того, о чем шла речь.
Но вот биография рабочего переступила через рубеж 9 сентября 1944 года — Дня свободы. И передо мною сидел новый Петр Димитров, тот самый, которого я встречал на заводе, на торжественных собраниях, в театре и на софийских улицах, — стройный, с веселым, радостным взглядом, человек, которому трудно дать его пять десятков.
— Я вас посвящу в одну семейную тайну, — произнес он шутливым, заговорщицким тоном и, подойдя к книжному шкафу, достал оттуда большой альбом в красной обложке. — Это мой «послужной список» за годы народной власти. Составлен он не отделом кадров, а мною самим, женой и детьми!
Сильными узловатыми пальцами Димитров раскрывает альбом. На первом листе наклеена его первая почетная грамота, датированная сентябрем 1945 года. Следом идут вырезанные из газет заметки, в которых рассказывается об ударниках завода и называется фамилия слесаря Димитрова. А вот фотография: Димитров в президиуме заводского профсоюзного собрания… Пальцы рабочего медлят перевернуть этот лист. Не собою, конечно, он любуется, нет! Другие думы задержали его руку. Он памятью и сердцем своим вернулся к тому времени, когда первый раз в жизни почувствовал и осознал, что он человек, что товарищи по труду уважают его…
Лист за листом, месяц за месяцем, год за годом!.. Димитров становится мастером. Он принят в члены Коммунистической партии. Я вижу его на снимке идущим в переднем ряду знаменосцев в День свободы по исторической площади имени 9 сентября.
— А это выписка из приказа об утверждении моего первого рационализаторского предложения, — говорит Димитров, обращая мое внимание на пожелтевшую от времени бумагу. — Тут их тридцать три таких удостоверения!..
Рационализаторская деятельность Димитрова известна в стране и общепризнанна. По болгарским железным дорогам ходят локомотивы, в которых импортные медно-асбестовые прокладки заменены отечественными цинково-асбестовыми. Это — дело его мысли. Отечественные прокладки вдвое дешевле импортных. Каждая деталь дает государству десять левов экономии. А производят их многие сотни в день.