Думал Христов вместе с Димитром Волковым. За плечами профессора был большой багаж знаний и опыта. Старый коммунист Волков жил 18 лет в Советском Союзе. Он окончил Тимирязевскую академию, защитил ученую степень кандидата сельскохозяйственных наук, работал директором одного из подмосковных совхозов.
Председатель и профессор решили по примеру передовых советских колхозов составить пятилетний план развития кооператива. Тогда в Болгарии производственные земледельческие хозяйства еще не имели перспективных планов на длительные сроки. Кооперативная пятилетка должна была совпасть с государственной, начинающейся в 1953 году, с тем чтобы главная ее идея соответствовала общему направлению социалистического переустройства сельского хозяйства страны. В разработке плана принимали участие ученые столицы, околийский и окружной комитеты партии, а также несколько сот кооператоров, состоявших в различных подготовительные комиссиях.
Угловые камни плана закладывали Христов и Волков. Златията — западная часть Дунайской равнины, в которой расположены земли села, рассуждали они, всегда была крупным производителем и поставщиком зерна. Половину пашни занимала тут пшеница и одну треть — кукуруза. Крестьяне из-за отсутствия пастбищ держали продуктивного скота столько, чтобы удовлетворять лишь свои самые необходимые потребности в мясе, молоке и шерсти. В двух дворах из каждых трех корова не только кормила семью, но и ходила в упряжке. Словом, Лехчево являло собою типичную картину одностороннего, экстенсивного ведения сельского хозяйства. Между тем здешние почвы и климат благоприятствовали развитию таких прибыльных отраслей, как садоводство, виноградарство, овощеводство, созданию богатой кормовой базы для животноводства мясо-молочного направления.
Златията, согласно государственному плану, остается и теперь житницей. Лехчево должно сохранить прежние валовые сборы и товарную продукцию зерна, даже несколько увеличить их. Кооперативная пятилетка предусматривала рост урожайности пшеницы и кукурузы за счет внедрения механизации и передовых агротехнических приемов в полтора раза. Зерновая проблема разрешалась на сокращенных площадях. Высвобожденные земли можно было использовать под виноградную лозу, яблони, груши, сливы, абрикосы, под кормовой севооборот.
Центральным звеном в плане было создание оросительной системы. Без воды все перспективные расчеты оказались бы карточным домиком, построенным на песке. Златията относится к районам с нормальным увлажнением. Однако она часто подвергается губительным потокам суховеев. К тому ж дожди идут «не в пору». Бывают годы, когда в период вегетации растений по два-три месяца сряду не брызнет на землю ни одной капли. Летом и осенью 1958 года жестокая сушь длилась 175 дней.
Строительство требовало больших средств. Четыре насосных станции, десятки водораспределительных пультов, 50 километров каналов должно было обойтись не менее двух с половиной миллионов левов. Да это ведь была только часть необходимых затрат! Построить тридцать с лишком капитальных производственных помещений, установить сорок электромоторов, приобрести посадочный материал и разбить плантации многолетних культур — все упиралось в «денежную сторону».
Само собою разумеется, что ни правление кооператива, ни партийная организация не допускали мысли об увеличении капиталовложений в общественное хозяйство за счет крестьянского кармана. По пятилетнему плану, трудодень в Лехчево должен при любых условиях опережать другие села округа как в денежной стоимости, так и в натуральном выражении.
Для разрешения финансовой проблемы предусматривалось первое время сделать упор на развитие овощеводства, свиноводства и других отраслей хозяйства, которые быстро и с лихвой возмещали сравнительно небольшие затраты. Экономия была объявлена железным законом. «Стотинка лев бережет!», «Пятилетка каждый лев вернет сотней!»
…Прошел год, за ним другой. Эти годы были особенно напряженными. Но они всецело подтвердили реальность пятилетки. План становился жизнью. Кооператор мог глазами увидеть и руками пощупать то, что для него порою представлялось неосуществимым, казалось неосуществимым в силу вековой крестьянской привычки к неизменному облику своей земли.
Была перекроена карта лехчевских угодий. Землеустройство проводилось комиссией, составленной из ученых, специалистов и сельских опытников. Разнообразие почв, водного и воздушного режима в границах хозяйства — все необходимо было учесть при этом. Помимо введения правильной, научно обоснованной системы севооборотов, для каждого поля и возделываемой на нем культуры был разработан подробный комплекс агрономических мероприятий.
На южном склоне холма, сползающего к Огосте, протянулись километровые ряды виноградной лозы и зашумел молодой листвою кооперативный сад. За поймой, в урочище, скрытом от ранних студеных ветров, осенью лопались хлопковые коробочки. Словно снежной пеленою укрывало землю.
По обоим концам села, вдоль шоссейной дороги, выросли общественные дворы с образцово благоустроенными помещениями для скота, кормокухнями, автопоилками, доильными агрегатами, с хранилищами и другими производственными службами.
Наступил день, и в сухой, одетый камнем и цементированный котлован на Карванце из труб, поднимающихся от Рибине, хлынул фонтан воды.
Было это весной, перед тем, как начаться жарким дням. Торжество назначили на воскресенье. Народу сошлось — на Иордань прежде столько не приходило. По выбору старейшин затвор главного оросительного канала открыли два самых почетных участника празднества: приглашенный по этому поводу в гости профессор Волков и столетний лехчевский кооператор дядо Христо Цолов Паков, ополченец освободительной русско-турецкой войны 1877―1878 годов.
…Мужицкая память долга. Когда церемония окончилась, кто-то из активистов нарочито громко, чтоб всем было слышно, напомнил Сашо Буляшки клятву, данную «всему честному народу» на Карванце три года назад. Тот смутился, но из затруднительного положения вышел мудро:
— Нет резона топиться мне теперь. Разве не видишь — настоящая жизнь только начинается!..
Настоящая жизнь начиналась. Она побеждала в борьбе с природой, со стихией, с силами старого, исконной частнособственнической психологией крестьянина и скрытым, но ожесточенным сопротивлением кулака.
Это была битва за крестьянское сердце.
Враг действовал хитро, находя наиболее уязвимые и больные места, сам не появлялся на сцене, оставался в тени, за кулисами, подговаривая, толкая на преступления колеблющихся, неустойчивых.
Осень того года, когда Христов заступил на председательский пост, была трудной для животноводства. Правление за большие деньги с трудом приобрело недостающие на зиму корма. И вдруг в одну темную ветреную ночь запылал стог сена.
«Красного петуха» пустил не какой-нибудь кулацкий сынок, потерявший состояние, а крестьянин средненькой руки, с довольно чистой биографией: участник сентябрьского восстания 1923 года, ятак. Большую слабость имел этот человек: был болезненно привержен к частной собственности. А в собственности у него находилась всего одна лошадь, которую, кстати сказать, он купил после установления народной власти.
Никто его не принуждал вступать в кооператив, сам пошел, не хотел «остаться за сельским кругом». Но червь сомнения грыз душу. И враги откормили этого червя. Вылез он наружу. Не будем называть имени этого человека. Не скрывал он своего преступления, сам раскаялся и получил заслуженное наказание. Теперь он снова работает в кооперативе. Труженик примерный.
Открытых вражеских проявлений такого рода в кооперативе больше не случалось. Но «бывшие люди» не смирились со своей потерей. Их была горстка плевел в ворохе чистого, золотого зерна, грязная капля в озере. Они и не мыслили себе грудью переть против народа. Село смяло бы их. Не обрез под полою, а грязное слово, клевета, подлый слушок были оружием врага.
В канун отчетно-выборного собрания 1957 года кума Иванка доверительно нашептывала у водопроводной колонки куме Станке:
— Получили-то мы на трудодень хорошо, получше маданских и михайловских, хотя они и в зажиточных ходят. А могли бы и больше получить, ежели бы не наш председатель. Он, вишь, старается перед властями, выслуживается. Образование свое показывает. А нам его образование с чорбою[49] не хлебать. Нам надо бы председателя из необразованных. Он-то на трудодень побольше распределит!..
А вечером в корчме кум Пенчо передавал уже эти слова куму Генчо. Так и пошли суды-пересуды по селу, из двора во двор, из сеней в сени.
Коммунисты насторожились. Стали выяснять, откуда «змея выползла». Оказывается, из поганого клуба «Свободной Европы». Эта станция пристально следила в течение последних лет за делами в Лехчево. Кооператив круто шел в гору. Его руководство и партийная организация избрали правильный и краткий путь к экономическому расцвету. Миф о прошлом, «золотом времени» Дунайской равнины развеивался, как дым, в сознании самых закоренелых единоличников. Болгарские зернопромышленники, выброшенные народной властью за Дунай, теряли почву из-под ног, лишались последних приверженцев старого, «золотого времени» среди крестьянства. Лехчевский кооператив вышел на столбовую дорогу и являл собою образец социалистического хозяйствования для других. Вот что так приковывало внимание «Свободной Европы» к Лехчево. На заре кооперативной пятилетки она действовала топорным способом, объявляя профессора Волкова и председателя Христова агентами Москвы, грозя лехчевцам «коммуной» и «обобществлением жен и детей». Но со временем нужда заставила ее работать более тонко, хотя по-прежнему подло.
Бюро партийной организации собрало широкий актив. Коммунисты разъяснили народу, что подлая идейка обезглавить руководство кооператива, подсунутая врагом, преследует цель сорвать пятилетний план… Трюк «Свободной Европы» не удался. На общем собрании Христов был снова избран единогласно председателем правления.