Там, вдали от родной земли, был он и в сентябрьские торжества 1959 года, когда открывался Батакский гидротехнический узел, когда болгарское правительство награждало лучших строителей. Их имена торжественно звучали на берегу язовира Батак с трибуны, увитой хвоей родопских елей. Первым был назван Иван Андреев. Ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
За околицей Батака Родопы поднимаются стеной. На покрытой гравием площадке — трансформаторная подстанция. Среди первозданного леса металлоконструкции, гирлянды изоляторов кажутся причудливыми тропическими деревьями, а провода высокого напряжения — оплетшими их лианами. В скале зияет залитый люминесцентным светом широкий тоннель. Вход оформлен бетонною лепкою и цветами. У зеленой клумбы, в нескольких шагах от скалы, на скромном транспаранте написано большими буквами: «Тут была явка партизанского отряда имени Антона Иванова, а теперь бьется мощное сердце Батакской ГЭС». Большие буквы волнующей надписи вывела рука того, кто пробирался в зимней, разбуженной пулеметным огнем ночи на партизанскую явку и кто в студеную январскую пору прокладывал тоннель, рука, державшая винтовку и перфоратор.
…По тоннелю, навстречу бодрящему искусственному ветру уходим внутрь горы. Компанию мне составил директор строительства гидроузла Ангел Петырчев, крупный человек лет под пятьдесят. Мы с ним знакомы еще с того времени, когда в здешних местах водились медведи.
— Помните, какие гидроэнергетические пейзажи будущих Родоп я рисовал вам тогда посреди диких лесов и скал? — спрашивает Петырчев, внимательно оглядывая белые стены тоннеля.
— Как же не помнить! — отвечаю. — Ваши картины были полны вдохновения!..
— В нашем деле тоже не все решает труд. Нужно и вдохновение!
Когда он говорит, всегда смотрит по сторонам. Это у него стало профессиональной привычкой. Стройка и в ширину раздалась и в глубину ушла. Всюду не поспеешь! А глаза — они вроде локаторов: щупают, ищут и находят ту точку, на которую нужно направить внимание. Вот и сейчас его взор блуждает по тоннелю. Чего бы вглядываться тут? «Просто по инерции вертит человек беспокойною, заметно поседевшею за „батакскую пятилетку“ большой головой», — думаю я себе. А он словно бы в ответ:
— В Пештерском тоннеле стены нужно перекрасить в белое, как эти, и лампы сменить!
Значит, не зря смотрел.
— Я сюда редко стал захаживать. Только разве по оказии. Как, к примеру, с вами. Объект сдан полтора года назад. Хозяин здесь теперь другой, эксплуатационники. Но тянет лошадку под крутую горку. Да и грех лишний раз пройти мимо этакого творения! Глядите!
Мы в машинном зале. Его стены и высокий потолок искрятся белизною чистого горного снега. Через бетонный пол слышен снизу приглушенный рев обрушивающейся на турбины воды. В неутихающем и равномерном вихре движения возникает новая энергия. Бьется в недрах Родоп могучее сердце Батака, посылая по «артериям» и «капиллярам» проводов электрический ток в долины и горы, села и города.
— Подземный дворец! Станция «Комсомольская» московского метро!
— Да! — согласно кивнул головою Петырчев. — Но приберегите сравнения для Пештеры!
Покамест мы разглядывали хозяйство гидроэлектростанции, в машинном зале собралось десятка полтора экскурсантов. Интересуемся, из каких краев люди. Отовсюду. Кто с Дуная, кто с Добруджи, Пирина, Странджа-планины.
— В «святые места» прежде не было такого паломничества! — серьезно говорит директор стройки. — Не меньше двух миллионов народу перебывало. Рабочие, крестьяне. Да что говорить! Древние старики и старухи идут!.. За двести, за триста километров. Впрочем, мне-то это понятно. Будь я на их месте, тоже пришел бы. Посмотреть, какое чудо сотворил народ, сыны пахарей, чабанов и огородников, порадоваться!
…Еще час спуска по ущелью Стара-реки — и мы у бетонного тоннеля Пештерской гидроэлектростанции. Подобно Батакской, она построена в чреве гранитной скалы. Только все на этой станции в несколько раз больше, мощнее и объемнее. Машинный зал — настоящий ангар высотою в девятиэтажный дом. Над залом — многосотметровая толща. Но дышится легко, как там, наверху, в сосновом бору. Вентиляторы своими могучими лопастями нагнетают под землю чистый родопский воздух, аппараты регулируют его температуру и влажность.
Дав мне время досыта налюбоваться открывшимся великолепным зрелищем, Петырчев спросил:
— Что же, по-вашему, ярче: моя «вдохновенная фантазия», которую вы слышали от меня средь диких дебрей, или реальная действительность, вставшая перед вами?
— Действительность!
— Потому я и не пошел в писатели, ибо лучше строю, чем фантазирую! — неожиданно сострил директор.
Лифтом поднимаемся на центральный пост станции, расположенный в большом, освещенном лампами дневного света салоне. У расцвеченного зелеными глазками пульта управления застаем в сборе всю смену: дежурного инженера, электротехника и старшего мастера. Три человека обслуживают крупнейшую на Балканах гидроэлектростанцию. Все процессы режима и управления агрегатами автоматизированы. Станция оборудована по последнему слову мировой техники.
…Горная дорога похожа на горную реку. Пробиваясь между теснин, она петляет, выписывает такие вензеля, что не знаешь, куда завернет через десять шагов. Но чем ближе к долине, тем ее ложе становится прямее, словно бы она заранее приспосабливается к ровным линиям рельефа.
Из ущелья Стара-реки дорога вырывается на вольный простор последней Родопской террасы. Внизу — зеленое море Фракии — долины солнца и лучистого виноградного янтаря.
Точно белый корабль, стоит, причалив к самой стене Родоп, здание третьей гидроэлектростанции каскада, носящей имя замечательного болгарского писателя Алеко Константинова.
Вода отдает турбинам всю свою энергию падения с высоты двух километров и отсюда тихо течет по магистральному каналу, который дальше растекается на тысячи ветвей-оросителей.
Ангел Петырчев, словно декламируя белые стихи, произносит:
— Шестьсот пять миллионов киловатт-часов в год, или в два раза больше общего производства электроэнергии в старой Болгарии! Триста пятьдесят тысяч декаров орошаемых площадей, или почти столько, сколько было всей поливной земли в стране до победы народной власти!
Такова мощность и животворная сила родопских родников, ручьев и речек, связанных трудовыми руками народа в гидроэнергетический узел.
…Не так ли и партия собрала по каплям волю, таланты, дерзания людей и направила их по новому руслу на большие дела, на славные свершения!
1959 г.
Крепкие корни
Родопы спускаются в долину крутою стеной. И речка Выча, зачинающаяся на их вершине, срывается к подножию пенным водопадом. Долгие километры кипят, как в раскаленном котле, ее студеные воды. Мечется речка, выбивается из русла, что норовистый конь, потерявший вожжи, заливает луга!..
Эгейский ветер и балканское солнце подтопили родопские снега. Над долиною стелется голубое весеннее марево. По кюветам высыпала зелеными иголками трава-мурава. Посветлели яблоневые кроны — кажется, вот-вот начнут лопаться почки. Рано садам распускаться: будут еще морозы! Люди же спокойны. Они научились задерживать цветение плодовых деревьев, хотя стихийная сила природы их иногда и передюживает.
Невдалеке от речки, вырвавшейся за околицу села Кричим, у самой дороги, разместились парники. Участок, уставленный тысячами застекленных рам, словно батареей рефлекторов, представляется какой-то солнечной энергетической станцией.
На парниках — людей, как на сельском круге в праздничный день. Закладывают землю, навоз, перегной… Подоспевает время высаживать рассаду.
Работает, впрочем, только одна бригада. Проходят мимо крестьяне-пенсионеры, возвращаясь из соседнего села, где сегодня базар, и удивляются:
— Рановато бы, можно еще подождать недельку… И что за наваждение: самая отстающая бригада опередила других. Или глаза подводят? Вроде бы нет! Та, что у парника, — Месле́? Месле́! А рядом с нею молоденькая, со смоляными кудрями — Фатме́? Фатме́!..
Но вот среди кооператоров путники замечают крупную, сбитую фигуру крестьянки в белой косынке, и на их лицах загораются теплые улыбки. Они сворачивают с дороги, приближаются к работающим, приветствуют:
— Приятного труда, Ги́на! Богатого урожая, огородники!
…У болгар, как у каждого народа, живущего при социализме, труд определяет меру уважения человека к человеку. А Ги́на Далаберова — знатная работница, ее имя известно всей стране. Восемь лет она бригадирствует в своем кооперативе. И восемь лет выращивает высокие урожаи.
Три года назад на отчетном собрании кто-то из кооператоров без зла сказал:
— У Ги́ны земля — клад!
Далаберова, не став спорить, попросила правление выделить ее бригаде взамен старого участка новый, со слабыми почвами. Правление пошло навстречу. И бригада не только не снизила, а повысила урожаи.
Узнав о замечательном коммунистическом почине Валентины Гагановой, болгарская кооператорка задумала последовать ее примеру. Она приняла руководство самой отстающей бригадой и снова переместилась на участок со слабыми, давно не удобрявшимися почвами.
— Ко всякой земле нужно приложить руку, а к человеку — сердце, — говорит Далаберова. — Нет бесплодных почв и бесталанных людей. Коммунисты и пустыни превращают в сады!..
Год еще только начался. Урожай по осени считают. Но есть и другая болгарская пословица: утро день кажет. Отстававшая долгое время бригада первой принялась за работу и под номером первым утвердилась на доске показателей соревнования.
По-разному объясняют эту перемену. Говорят, бригадир авторитет имеет; строгость и дисциплину блюдет; а заведующая парником Месле́ Саидова имеет свое мнение:
— Ги́на слово знает, которое, как ключ, открывает каждое сердце. А самое главное — личный пример. Было у нас до нее два бригадира. Неплохие люди. Но ходили руки в боки. Дадут наряд — и вся их забота, если не считать разговоров, что плохо работаем. Ги́на другой закваски: от темна до темна с нами, сама норму за двоих выгоняет. Как тут от нее отстанешь?!. Нет, мы своего бригадира не подведем, не осрамимся!..