Он никогда не жалел о том, что покинул Санкт-Петербург ради Махачкалы. Вся его жизнь приводилась в движение желанием что-то чувствовать, являться частью важной истории, не быть «одним из», а быть одним-единственным, тем самым избранным, спасителем, первооткрывателем, на которого направлены софиты. Да, вероятно, это было связано с его непомерным эго, но оно шло в паре с талантом, который приходилось признать каждому, кто видел его на сцене.
Юсуп Курамагомедов был актером по своей природе. Он гнался за чувствами, но эта гонка не могла быть бесконечной, и поэтому на одном из поворотов ближе к пятидесяти годам он вновь ощутил угасание жизни.
Именно поэтому он, в конце концов, сделал то, что сделал.
– Зовите прямо сейчас! Пусть знает, что я ее люблю. Если она тут не появится через полчаса, я спрыгну!
Нельзя сказать наверняка, блефовал ли он в тот момент или действительно был готов прыгнуть. Если бы вы спросили меня, я ответил бы, что скорее второе. Но это не точно.
Хотя вообще он в конце концов прыгнул с Большой Суеты. Можно даже сказать, что по собственному желанию. И в некотором смысле убил себя. Как я и говорил, дагестанцы такой народ. Все или ничего. Таким был и Юсуп Курамагомедов.
– Ищите! – дал команду офицерам генерал.
– Что-нибудь еще? – спросил мэр.
– Ну вообще, если вы спрашиваете, у меня закончился коньяк.
Глава 8Пожар моих чувств
Валерия сидела напротив Юсупа, испепеляя его взглядом. Остальные молчали. На этот раз каждый думал не о чем-то своем. Все думали о том, действительно ли Юсуп собрался признаться кому-то в любви. Юсуп, кстати, тоже об этом думал.
– Ну, давай, женщина, чего молчишь? Смейся надо мной! – вдруг сказал он Валерии.
– Ромео недоделанный! – фыркнула она.
– Что? Это все? Как-то маловато. А вы? – обратился он к Шамилю. – Где ваше вечное «лучше сделай так – сделай сяк»?
Шамиль, не поднимая на него глаз, просто приподнял руку, как бы говоря: «Давай сейчас без этого».
– Осуждаете, да? Просто в вашей жизни не было любви. Такой, чтобы сбивала с ног. Такой, чтобы делала все значимое незначительным. А незначительное… всем.
– Так-то я любил одну девушку… – влез Муртуз, но был сразу перебит:
– Это не то же самое! Ваше «любил одну девушку» – это… это просто детские игры. Влюбленность, вспышка, искра, падение звезды, не более! А мое – Большой взрыв в маленькой Вселенной.
– Я потом женился на ней, – буркнул обиженно тренер, но так тихо, что никто не услышал.
– Просто вам меня не понять, – отмахнулся Юсуп.
– Ну и пофиг. Делайте, что считаете нужным! – вдруг поддержала его Натали.
– Я пытаюсь. Просто… – слегка раскачиваясь, он нервно потирал пальцы, – это тяжело.
– Тоже мне актер, – усмехнулась Валерия.
– Любви притворство не сподручно! – парировал он. – Чем важнее дело, тем сложнее сказать.
– Ну и правильно. – Натали встала, подошла к нему, взяла его за руки и продолжила: – Так и должно быть. Это было бы странно, если бы у вас не тряслись ноги. Значит, ваши чувства настоящие! Вы будете искренним, и, если она хороший человек, она вас услышит!
– Она замечательный человек. Невероятный. Кто я рядом с ней?.. Шут, не более.
– Ни для кого вы не шут, Юсуп!
– Скажите это ей! – Он махнул рукой в сторону Валерии, которая по своему обыкновению опять лишь фыркнула.
– Просто в некоторых много плохого, и они не знают, куда его деть. – Натали бросила осуждающий взгляд на Валерию. Та, надев маску равнодушия, встала со стула и отошла в дальний угол. – Вы хороший человек, и все у вас получится.
– Я постараюсь, – сказал Юсуп.
– Ситуация все хуже и хуже, – сказал генерал.
– Я бы сказал, что страннее и страннее, – отметил Иса Исаевич, находившийся в легкой прострации. Когда он услышал требование Юсупа, смысл которого, вероятно из-за недосыпа, дошел до мэра не сразу, он решил, что все еще спит на той не первой свежести подушке.
– Ну… бывали требования и похуже.
– Какие, например?
– Пятьдесят миллионов рублей, например. Вертолет был один раз. Один человек потребовал, чтобы ему вернули завод. Ну, у него его отжал один местный депутат. И вдруг спустя десять лет тот захотел получить завод обратно.
– Чем закончилось?
– Скрутили, пятнашку дали, – пожал плечами генерал.
– А местный депутат?
– А, – отмахнулся как от мелочи генерал, – в Госдуме сидит.
– Серьезно? – удивился мэр.
– Он теперь спокойный. Больше ничего плохого не делает.
– А в Госдуме что делает?
– Я же сказал, сидит, – пожал плечами генерал. – И ничего не делает…
– Генерал, она приехала.
– Хорошо, освободите ей дорогу, чтобы подошла сюда.
– Она… кажется, сама себе освободит дорогу, – ответил офицер.
– Юсуп, мы выполнили ваше требование. Она идет, – сказал Иса Исаевич в громкоговоритель.
– Ох… – выдавил Юсуп. – Я только что понял, что, когда высказывал требование, был немного пьян, а сейчас протрезвел. Мне надо чуть-чуть… – он огляделся по сторонам и нашел пустую бутылку, – нужен глоток чего-нибудь крепкого…
– Ничего вам не надо! Идите и скажите ей все, что думаете, – накинулась на него Натали.
– Мне кажется, я не готов… Нужен какой-нибудь план… Надо написать слова заранее…
– Давай уже, мужик, хватит ныть, – включился Муртуз. – Иди и скажи этой женщине, что она теперь твоя! Ты лидер или кто?
Юсуп удивленно посмотрел на Муртуза, а потом произнес:
– Ты прав! Какой еще план! Мне?! Заученные слова?! «Лишь та любовь – любовь, которая чуждается расчета!»[11]
– Вот это я и хотел сказать же! – поддержал его тренер.
Юсуп вскочил со стула.
– Только думайте, что говорите. Там камеры, миллионы зрителей увидят это, – напутствовал его Шамиль.
– Камеры? Ну и хорошо! Всю жизнь мечтал сняться в кино!
– Я не это имел…
– Я тут! – перебил Юсуп Шамиля. – Пред вами, господа! Явите же ту, что сердцу моему мила! А? Как вам моя импровизация?
Сквозь толпу дагестанских мужчин, как валун, сорвавшийся с горы, оставляя за собой только разрушения и хаос, прорвалась дама немалых размеров (в основном в обхвате) и остановилась перед генералом.
– Доброй ночи! – сказал Шапи Магомедович.
– Доброй! – ответила она взволнованно.
– С вами хочет поговорить…
– Джамиля, я тут! Наверху!
– Я вижу, – откликнулась та без особого энтузиазма.
– Прошу уделить мне минутку, потому как я более не могу терпеть! – Тяжело вздохнув, Юсуп обернулся и увидел людей, искренне болеющих за него (по крайней мере Муртуза и Натали; дедушка тоже улыбался, но в этом случае нельзя было быть уверенным на сто процентов). Кивнув им, он обратился к пришедшей: – Я мог бы начать с того, какие чувства переполняли меня в тот первый день, когда мы встретились, когда ты накричала на меня, но не буду. Потому что не в тот день я понял, что ты мне дорога. Как раз наоборот: мои чувства созревали долго, как редчайший плод, и это верный знак! Я, признаюсь, еще долго не был готов их принять, а когда принял, все изменилось! Зацвело! Ты знаешь, я некоторое время был не в себе…
– Пару лет, – сказала Джамиля в громкоговоритель.
– Будьте чуть-чуть мягче, – дал рекомендацию генерал.
– Да, как я и говорю, некоторое время… Все потому, что меня терзали муки, что другим непонятны. По правде говоря, они терзали меня и ранее… всю жизнь, но с появлением театра я будто бы нашел себя – и вот! Вот опять они меня нагнали! И я снова стал тонуть, но был спасен осознанием, что я тебя люблю и все мои чувства устремлены к тебе! Я вчера пытался донести до тебя эту мысль, но нам немного помешали. Так что сейчас, под взором сотен живых глаз и прицелом десятка телекамер, хочу повторить, что жить без тебя не смогу. Все, что мне нужно, это чтобы ты приняла мои чувства такими, какие они есть, – сильными и решительными! Чтобы смирилась с ними и с тем, что жить нам рука об руку все последующие годы и умереть, как полагается возлюбленным, в один день! На этом все. Я завершил и хочу узнать, каким будет твой положительный ответ.
На площадке у дерева воцарилась тишина. Кажется, те сотни тысяч, а может, и миллионы, что наблюдали за этим действом на экранах телевизоров и смартфонов, тоже замерли в ожидании ответа, и он последовал:
– Придурок, я замужем!
– Я же попросил мягче, – процедил генерал.
– Ты на кой черт вчера приперся пьяным на генеральный прогон, а? Во-первых, мы уже тысячу раз с тобой обсуждали, что ты не должен появляться на территории театра бухим, а ты что? Во-вторых, ты уже два месяца как уволен, так что в принципе не должен был туда приходить и устраивать эти пьяные слезливые сцены перед ребятами, охраной и руководством театра! В-третьих, хоть я и знаю, что твое слово ничего не стоит, но остальным ребятам ты обещал, что пройдешь реабилитацию! И что? Как успехи? Хорошо живется трезвым? Да я лучше всех знаю, когда ты бываешь под градусом! Я уверена, что с момента, как ты залез на это дерево, ты не просыхаешь. Так что оставь все эти сцены себе! Завтра Новый год, а мы еще подарки детям не купили! Всё, я иду домой.
– Женщина, стоять! – закричал он вслед. Народ вздрогнул и затрепетал. – Из всего того, что ты сказала, значение имеет только наличие мужа, а он, как нам всем известно, не самый верный тип! Я требую, чтобы ты сегодня же его бросила и приняла пожар моей любви!
– Вы должны нам помочь. Давайте мягче, – продолжил генерал, но даме было хоть бы что:
– Да мне плевать на твои чувства!
– Еще мягче…
– Алкаш!
– Ведьма! – послышался с дерева ответ.
– Что ты сказал?
– Выходи за меня!
– Не выйду!
– Или я прыгну прямо сейчас!
– Наконец-то! – сказала она. Генерал попытался отобрать у нее громкоговоритель, но был легко оттиснут мощным плечом.
– Он же изменник!
– Зато стабильный!