В общем, повидал он многое, но, когда подъехал грузовик с какой-то штуковиной, напоминавшей не то космический корабль, не то кабинку гигантского самосвала, тренер слегка поднапрягся. Часы показывали 6:15. Шамиль за его спиной совершал молитву. Остальные спали.
– Это что за чанда?! – воскликнул Муртуз.
Через мгновение все уже стояли на ногах и разглядывали привезенную штуковину.
– Эти тоже, походу, к нам, – заметил Шамиль, указывая на несколько вертолетов вдалеке.
Стройку непонятно чего решили начать сбоку от Большой Суеты, не занимая основную площадку. Работа шла активно и довольно необычно. Штуковина, которую привезли первой, с человеком внутри, ожидала. Из-под нее выползли стойки, и она сама стала маленьким краном, который не очень впечатлил Муртуза. Тот прикинул, что даже при большом желании эта штука до них не дотянется, чтобы она ни задумала, но, когда с ее помощью начали строить другую штуку, раз в десять побольше, Муртуз затих. Затихли и все остальные, понимая, что детские игры кончились. Зато немцы, строившие это чудище, кричали громко, однако не как принято в России, когда ты унижаешь младшего по рангу, а очень даже уважительно. И понимали друг друга с полуслова.
– Я вот не знаю, – заговорил Шапи Магомедович, задумчиво глядя на стройку, – вызывать мне армию или не надо.
– Мне кажется, тут все схвачено с вашим руководством, – ответил Иса Исаевич.
Следующий вертолет – миниатюрный, напоминающий стрекозу – приземлился прямо на площадке. Из него вышел улыбающийся во все тридцать два зуба Касим и направился к коллегам.
– Я же говорил вам! Говорил! Немцы! В России, чтобы такую штуку придумать, нужны десятилетия, и то не придумали. А чтобы собрать из готовых частей, нужно было бы минимум человек пятьдесят и неделя работы, а они вдесятером управляются за девять часов. Знаете почему? – Он посмотрел на мэра и генерала и, не получив ответа, продолжил: – Потому что немцы! И строят «Немца». Эти люди просто по-другому сделаны. В отличие от остального мира. Каждому народу свое, вот нам, дагестанцам, хинкал, палки да камни, русским – самовар или водочки по желанию да калаш на плечо, а немцам – гаечный ключ, шурупы, гайки и литр масла, а дальше они сами. И как следствие – у них решение на решении. Хочешь построить гигантскую машину? Построй маленькую для помощи, а когда закончишь с большой – вы сейчас сойдете с ума! – маленькая штука станет кабиной большой! Практичность – их второе имя! А? Как вам? А еще все эти наши крепления, с кучей проводов, саморезы и скотч… А что у них? Практически лего! Смотрите! – Касим указал на стройку. Действительно, с помощью маленького крана к массивному телу машины два рабочих легко приделали стойку. Таких предполагалось шесть. – Теперь спросите, сколько человек нужно, чтобы управлять этим механическим городом. Нет ответа?
– Эти десять? Практичность?.. – спросил оказавшийся рядом Расул.
– Нет, три. Десять – чтобы построить, три – чтобы управлять. Один – чтобы со стороны подсказывать с рацией, один – чтобы машина передвигалась, один – чтобы орудовать ковшом, но в нашем случае там не ковш, а что-то вроде убийцы планет.
– Что это вообще такое? – не удержался генерал.
– Формально это экскаватор, но и бульдозер тоже в одном лице. Там впереди будет эта штука острая. Построен немцами в 1978 году. Называется Bagger 288, можете загуглить. Это брат самой большой в мире машины! Их всего штук пять, и это самый мелкий, двадцать пять метров, а самый большой – девяносто пять. Представьте его размеры! Ух, если бы его можно было привезти… привез бы хоть на ракете. Но такое по цене обойдется как все задуманное нами строительство. В общем, я называю его «Немец»! Не очень креативно, зато понятно. И я надеюсь, наши обезьянки на дереве поймут мой намек.
– А для чего конкретно он нужен? – встревоженно спросил Иса Исаевич, понимая: сам факт, что эта штука строится в трехстах метрах от администрации города, означает, что мэр ничем уже не управляет.
– Вообще он добывает руду. Вспахивает слои земли, проходит сквозь породу, как нож сквозь масло, и это, заверяю вас, не фигура речи! А конкретно наш, по заказу вашего скромного слуги, оборудован острым, как лезвие бритвы, гигантским диском. Если бы вы слышали звук ее работы – музыка ада! Мне не дали поиграться в острые игрушки, но саму машину я вел. Все так просто, будто через пульт управляешь машинкой. Немцы… мастера. Но не подумайте, я патриот. Россия тоже по-своему гениальна. Вот – армия. – Он указал (и, кажется, без особой иронии) на сотню самых разных представителей силовых структур: там были и спецназовцы, и обычные полицейские, и армейское подразделение. – Вот наша сила против всего мира и против этих вот! – Он показал на верхушку дерева. – Ну и малая родина – Дагестан – тоже гениальное место. Выдает таких вот «героев»! – вдруг разозлился Касим и заорал наверх: – Придурков, которые лезут на деревья и не понимают, когда надо отступить! Ваши дни окончены! Всё, доигрались! Эта штука пройдет сквозь Большую Суету без каких-либо усилий. А вы там, наверху, сами решайте, спуститься сейчас или падать вместе с деревом! Что молчите?! А?! Увидели машину и дар речи потеряли?! – Касим смотрел вверх в ожидании ответа и получил его в виде сырого яйца, приземлившегося в метре от него и забрызгавшего его идеально отутюженные брюки.
– Вы вообще кто? – крикнула сверху Натали.
– Узнаете, товарищи, сегодня узнаете! – Вытирая штанину платком, Касим подошел к Исе Исаевичу и злобно сказал: – Время заканчивается. На въезде в Махачкалу стоят семьдесят пять грузовиков, которые заедут сюда утром первого января и увезут Большую Суету по кусочкам. Как только президент скажет: «С Новым годом!» – я запущу «Немца». Если у вас есть какой-то план, то лучше вам поспешить.
Глава 14Рассказ Муртуза
Коллектив охранителей дерева сел обедать, понимая, что, возможно, делает это в последний раз.
Шамиль смотрел, как дедушка взял дрожащей рукой нож и попытался отрезать себе ломтик сыра.
– Давайте, – предложил он, и дедушка не стал спорить.
– Бар… бар… кала, – поблагодарил его дедушка. Шамиль, несмотря на охватившую и его, и всех остальных тоску, растянул на лице улыбку. Дедушка пронзительно посмотрел на него, будто давая понять, что видит Шамиля насквозь, и тому от этого взгляда стало не по себе. Он отвернулся.
– Такое чувство, будто мы тут уже месяц, – улыбнулся Муртуз, пытаясь взбодрить остальных. Кто смог, улыбнулся в ответ. Валерия же, будто черная дыра, засосала весь его позитив своим выражением лица, да так, что Муртуз почувствовал, как вмиг постарел на пару лет. Юсуп после вчерашнего горя, кажется, пришел в себя, точнее, ушел в себя. Во всяком случае больше не рыдал и не выл. Несмотря на его попытки заглушить ночью плач, остальные всё слышали. И, с одной стороны, им хотелось обругать его, мужчину в расцвете сил, талантливого, гордого, но с другой – они понимали, ну или наконец поняли, оказавшись на дереве, что по земле все-таки ходят разные люди с разным жизненным опытом и они не обязаны быть такими, как все вокруг. Юсуп уж точно выделялся нестандартным жизненным опытом. По крайней мере в рамках Дагестана.
Следующий конфликт начался с невинного вопроса Натали.
– Ну как вы? – поинтересовалась она у Юсупа.
– Жив и жить буду, полагаю, некоторое время. Ну а вообще, «отверженным быть лучше, чем блистать и быть предметом скрытого презренья»[14].
– Ле, ты, конечно, странный, брат, – усмехнулся Муртуз, – но мне нравится, как ты говоришь. Все твои эти выкрутасы… знаешь, на что похожи?
– На что?
– На борьбу, – сказал он уверенно.
Валерия усмехнулась, к чему, впрочем, все уже привыкли, ведь делала она это (смеялась над кем-нибудь) в среднем два с половиной раза в час.
– В каком смысле?
– В прямом, брат! Вот смотри: ты человек театра, творческий, не? Вы там на сцене исполняете, всякие руками-ногами движения делаете! Это мы тоже делаем в борьбе. Похоже?
– Ну, тут есть некоторая схожесть, соглашусь.
– А еще твои слова. Как ты говоришь, ты своим языком тоже выкручиваешься, мощно. Вот так вот. – Муртуз изобразил жестом извивающуюся в воздухе змейку. – Мы тоже такие движения делаем. Ты видел бросок мельницей?
– Какой мельницей?
– Это название… Тормоза! – Муртуз полез в телефон, а потом показал Юсупу очень сложный в исполнении и очень быстрый бросок одним борцом другого на каком-то серьезном соревновании. Зал взревел. – Как тебе? Мощно?
– Знаете, тренер Муртуз… тут что-то есть, в этой вашей борьбе… Признаю, что-то сильное я в этом наблюдаю. И даже не в мышцах, а в изяществе исполнения, в грации, в характере исполнителя. Да, пожалуй, есть в борьбе что-то близкое искусству лицедейства.
– Вот-вот, как ты говоришь! Я ничего не понял! Но тут есть что-то мощное! Как борьба!
– Слушай, ну прекрати уже, – взорвалась Валерия. – Какая, к черту, борьба и театр! С ума сошел, что ли? Сравниваешь потных мужиков в трико с актерами…
– Справедливости ради, на сцене мы тоже потные и носим иногда трико, – вставил Юсуп, но сразу сжался под волчьим взглядом Валерии.
– Опять ты лезешь, женщина, в мужские разговоры, – разозлился Муртуз и стукнул кулаком по пластиковому столику. В результате его курица на углях предприняла попытку взмыть в воздух, но далеко не улетела.
– Мужские разговоры! Мне смешно слышать, как человек рассуждает о чем-то высоком, имея в котелке две извилины!
– Опять называешь тупым!
– А кто ты тогда? Тренер? Что еще? Какие у тебя успехи? Диплом есть? Ты хотя бы ПТУ закончил? Что у тебя есть в доказательство того, что ты получил элементарное образование? Или ты и школу не закончил?
– Перестаньте, Валерия, – вмешался Шамиль.
– Восемь классов… – сознался, опустив глаза, Муртуз.
– Вот об этом я и говорю. Восемь классов – и рассуждаешь тут об актерском мастерстве!