– Ну перестаньте уже грубить! – не выдержала и Натали.
– Я это все к тому, куколка, что наш дорогой тренер должен перестать удивляться, когда слышит слова длиннее шести букв. А если он чувствует, что немного отстает интеллектуально от окружения – и это, вероятно, происходит очень часто, то мог бы посвятить немного свободного времени самообразованию. Но какой сейчас толк… книги надо читать с детства, а не шляться по спортзалам. Некоторые мозги уже не…
– Не было у меня времени в детстве. Я тогда об этом не думал… – тихо сказал Муртуз.
– Вот-вот! Это история про приоритеты. Знаете такое слово? Когда сидишь на диване и выбираешь, что для тебя важнее – школа или спортзал. Судя по акценту, ты парень сельский, а что делают в селах? Правильно, ходят в спортзал, гоняют баранов палками и лазают по деревьям. Вот, поздравляю, – широким жестом она обвела всю избушку, – ты вернулся в детство! Ты опять на дереве!
– И воюют иногда, – добавил Муртуз. Все замолкли. В избушке повисла тишина. Валерия попыталась было что-то сказать, но слова не выходили. – Я учился не очень, да. Ходил на борьбу и был чемпионом района. Но книжки тоже иногда читал. Мама заставляла Пушкинов этих всяких… Мне даже что-то понравилось, уже не помню название. Хотел перед девочками… ну… – Его голос задрожал. Он глубоко вздохнул и продолжил: – В девятом, когда я учился, началась первая война. Я из маленького села на границе с Чечней. Когда все началось, всех, кто старше тринадцати лет, собрали старейшины и сказали, что, пока ситуация не станет нормальной, мы будем защищать село. С мужиками и молодежью нас было человек шестьдесят. Я был один из самых молодых. Школа была в соседнем селе. Где-то два километра от нас, и надо было в пять часов вставать, чтобы успеть на урок. А когда началась война, дорога стала опасной. Там можно было попасть под случайную пулю и тех и других. Наш имам организовал учебу в мечети. Так что мы учились, как могли. Прошло три года, и тихо не стало, а мне было уже девятнадцать. Никакого диплома о том, что закончил одиннадцать классов, нет. А за девятый я вообще купил за тысячу рублей. Мы просто приходили со своими учебниками, и две учительницы пытались двадцать пять детей разного возраста чему-нибудь учить. Потом Вторая чеченская. Я уже был взрослый, так что вопроса про учебу не стояло. Только работать и охранять село, иногда тренировал пацанов прямо у нас в подвале. Еще у нас была пекарня до войны: родители делали хлеб, и мы с папой развозили его по селам. Вставал в пять, потом мы везли хлеб, а потом шел в школу. Это все до войны, а потом ездить опасным стало. Отец заболел, и я сам несколько месяцев возил хлеб. И потом кое-что случилось… (Он почесал ногу, на которую прихрамывал.) И все, короче. Больше не возил. Так что про книги… не было у меня времени читать книги. Когда вы все тут читали, я в подвалах от бомб прятался. И то, что читал, я уже забыл. Не потому, что давно было, а потому что… ну как сказать… врач сказал, что у меня это… с головой, короче… Контуженый был, в общем. А когда уже более-менее в себя пришел, память хуже стала. Почти все забыл, что было в детстве. Друзей детства забыл. Папы лицо забыл. – На глазах у Муртуза выступили слезы, но он быстро вытер их. – Они с мамой умерли давно, а я, если на фото не смотрю, даже лицо вспомнить не могу. Мамы хоть фотка есть уже после войны. А с отцом… тогда не до фоток было, в общем. Так что извините, что такой тупой, но у меня особо времени не было учиться, а когда оно появилось, уже башка не работала. Все, что могу, это учить детей бороться и еще маршрутку водить. Давай, еще смейся, женщина, – предложил он Валерии, но в ответ не прозвучало ни слова.
Следующие полчаса они молча ели.
Глава 15Это святое
Шамиль, Муртуз и дедушка совершали обеденную молитву.
– Эй вы, Безымянная банда! – раздался снизу генеральский голос без громкоговорителя. И это означало, что он был очень зол.
– Что? – спросил Шамиль.
– Мое терпение на исходе! Хватит играть в эти игры! Слезайте или мы идем на штурм!
– Вы не забывайте, что у нас тут психологически нестабильный человек в моем лице! – закричал Юсуп.
– Нестабильный?
– Да. Я могу в случае чего из-за стресса и спрыгнуть! Чувства во мне все еще бурлят! Я разбит и потерян!
– Это проблема! А насколько у вас сложное положение?
Юсуп задумался и, со всей серьезностью проанализировав свое состояние, заявил:
– Ну, вполне серьезное. Иногда вот смотрю вниз, и прямо хочется нырнуть.
– Я это… не очень по неточностям. Давайте по десятибалльной хоть! Типа насколько серьезны ваши планы спрыгнуть?
Юсуп взглянул вниз, оценил высоту и ответил:
– Я думаю, семь.
– Семь… черт возьми! – генерал задумался. – Семь – это серьезно! А остальные в случае чего прыгать собираются?
Юсуп внимательно посмотрел на каждого члена своей банды и крикнул:
– Нет! Вроде нет. Насчет дедушки не могу точно сказать. Дедушка, вы в случае чего спрыгнуть готовы?
– Вниз! Потом вверх! Птицы летят на юг!
– Я полагаю, что это…
– Писят на писят! – ответил за лидера банды Муртуз.
– Да чтоб вас! Тут же высоко! – разозлился генерал.
– Да, высоко, – согласился Юсуп. – Не очень хочется умирать. Но мне вчера разбили сердце! Так что я пока не уверен насчет своих планов на жизнь!
– Хорошо, будем искать другой способ вас оттуда выкурить! – ответил генерал и ушел.
– Прекрасно сработано! – похвалила Натали Юсупа. – Вы молодец, поставили их на место! В случае чего будем их так пугать.
– Пугать? – спросил непонимающе Юсуп, потом посмотрел вниз еще раз и добавил: – Да, высоковато…
– Есть предложения? – спросил у мэра генерал. – Там полтора человека, которые в случае чего готовы спрыгнуть. А у нас в случае чего одна спасательная сетка. Сетка резиновая, а бюджет нет. А еще нельзя забывать, что у них сумка с чем-то очень похожим на бомбу.
Тем временем в одной из палаток происходил такой разговор:
– Мне кажется, у нас с тобой есть что-то общее. Помимо острого ума, естественно. У нас обоих есть четкое понимание, что нам нужно от этой жизни.
– Да? – с сомнением.
– Я не буду говорить, что понимаю тебя на сто процентов. У тебя свои цели, у меня свои, но самое главное – у нас с тобой, в отличие от других, они есть.
– Да… – задумчиво.
– И что-то мне подсказывает, что твои и мои цели не пересекаются. Ну то есть не мешают друг другу, а где-то, может, даже сходятся. Как думаешь?
– Да, – заговорщически.
– Прекрасно. Ну а теперь про разницу между нами: у меня есть все ресурсы, чтобы добиться того, чего я хочу, а у тебя, как я полагаю, есть в этом плане некоторые трудности.
– Да, – печально.
– Что ж, я могу это исправить. Так сказать, немного приоткрыть для тебя эту дверцу с табличкой «возможности», а взамен, я надеюсь, ты тоже пойдешь мне навстречу.
– Да, – приободренно.
– Я пока не знаю, где и как ты можешь мне помочь, и в этом плане я полностью положусь на твой ум. Я думаю, ты сам увидишь свой шанс и реализуешь его на сто процентов.
– Да, – уверенно.
– Думаю, не стоит тебе объяснять, что такой шанс выпадает раз в жизни. Что ж, на этом вроде все.
– Да, – уважительно.
Одновременно с этим в избушке происходило вот что.
– Ле, товарищи… – заговорил вдруг Муртуз. – Я хочу сознаться. Я залез на Большую Суету по своей причине.
Валерия испытала огромное желание иронично похлопать, но воздержалась. Эффект от рассказа тренера все еще был силен, и казалось недостойным причинить ему боль, поэтому правозащитница просто отвернулась, сделав вид, что копается в телефоне.
– Я хочу озвучить требование, – объявил он, посмотрев на всех разом. Никто не опротестовал его решение. Возможно, потому что после двух предыдущих требований и он имел право на свое. А возможно, это была просто жалость к человеку, потерявшему детство и здоровье из-за войны.
– Делайте, – сказал Шамиль, – надеюсь, оно того стоит.
Муртуз подошел к «переговорному» окну и крикнул:
– У нас есть новое требование! Ну, у меня есть! Зовите главного!
– Я тут! – ответил генерал через пару минут.
– У меня есть требование!
– Это я уже понял. Тоже миллион подписчиков или кому-нибудь признаться в любви хочешь? С меня хватит! Требуете и требуете! Теперь я требую прекратить эту… акцию или что это вообще! Требую прекратить требования!
– Это я требую, чтобы ты прекратил требовать, чтобы ты треб… то есть чтобы я… Ну понял! Хватит там внизу требовать! Мы бандиты, и мы требуем!
– Лера! Лера! – Шапи Магомедович заорал, пропуская мимо ушей слова Муртуза.
– Чего тебе?! – откликнулась правозащитница.
– Заканчивай эту сцену!
– Какую еще сцену?
– Вот эту вот! Ты любительница устраивать всякие такие выкрутасы! Это всё твой план! Уж я-то тебя знаю!
– Ах, да? И что ты знаешь, осел несчастный?
– Тебя! Наизусть! Я почти десять лет тебя терпел!
– И не дотерпел! Полез в чужую кровать! – Теперь Валерия вынесла ему обвинение. – Ненавижу!
– Да о чем ты говоришь? – удивился генерал, оглядываясь на сослуживцев.
– О тебе говорю! Я все знаю! Ты думаешь, что я ушла от тебя после простого очередного скандала? Ну уж нет, я знала про тебя и ту дамочку, которая за пять лет до майора дослужилась! Женщину не обманешь, скотина! Я отсюда вижу, как твои усы виновато подергиваются!
Генерал ошеломленно схватился за усы. Обернулся еще раз на своих. Теперь там стояли и журналисты, и мэр с его помощником, да и Касим пришел понаблюдать за сценой.
– Признайся прямо тут, прямо сейчас перед всеми! Признай как мужчина, что изменял мне, хотя ничего мужского в изменах нет! Давай, герой России!
Шапи Магомедович некоторое время молча разглядывал асфальт под ногами, затем, собравшись, заявил:
– Но я все равно любил тебя! Любил, поняла?! Каким бы н