– Нет, Дед Мороз! Нет, Дед Мороз! Нет, Дед Мороз! Уходи! – продолжил Юсуп.
– Что?.. – не понял настоящий.
– Уходи, говорю! Срочная смена сценария! – ответил криминальный.
– Я так не могу работать! – обиделся настоящий и ушел со сцены.
Заметив неладное, полицейские полезли через ограждение.
– Хотите психологическую травму детям нанести, скрутив перед ними Деда Мороза? – спросил у них Расул. – Камеры снимают. Отзовите всех. Разберемся аккуратно…
Расул подошел сбоку к сцене и встал рядом с огромной советской колонкой, расплываясь в улыбке перед зрителями.
Песня завершилась. Сотни семей стояли у сцены за ограждением в ожидании продолжения праздника.
– Дорогие дети, дорогие родители, вот уже… извините… – Расулу: – Сколько до Нового года?
– Час двадцать, – подсказал услужливо бывший помощник бывшего мэра.
– Вот осталось уже чуть больше часа до Нового года, и мы все в очередной раз собрались здесь, в центре Махачкалы, под любимой елочкой. Увидев все это, я решил, что самое время для снежка! О-хо-хо! И вот он пошел! Смотрите, какие большие хлопья! Вытяните ручки, дети, ловите снежинки!
Дети начали пытаться ловить снег, который действительно вот уже двадцать минут обильно шел.
– Настоящий праздник, не так ли?
– Да-а-а! – завопили дети.
– И вправду. Праздник. Что ж, и как полагается на празднике, я принес подарки! Смотрите, у меня их много! – Юсуп поднял над головой не самый чистый, но все еще красный мешок. – Это все для вас, детки! Только перед тем, как я их раздам, я хочу рассказать вам одну важную, поучительную историю. Двадцать лет назад, стоя тут, рядом с елочкой, я пообещал одному мальчику подарок. Но, когда пришло время, я не подарил ему ничего. И другим детям тоже, потому что растерял все подарки. А ведь я должен был принести много счастья детям. Возможно, кто-то из тех детей – ваши родители, и они помнят тот Новый год, когда они остались без моих подарков. Да и без меня тоже. Я бы очень хотел наверстать упущенное, но время ушло… Время уходит, и однажды шанс сделать что-то хорошее тоже уйдет. Пока есть такая возможность – дарите друг другу радость. Дети, дарите радость родителям, учитесь хорошо в школе, будьте послушными… будьте счастливыми! Родители, если ваши родители еще с вами, будьте и для них хорошими детьми. Пока есть такая возможность. И самое главное, почему я рассказал эту историю: если обещали что-то – сдержите обещание. Это очень важно. Я очень хотел бы сегодня вручить тому мальчику подарок, но шанс упущен. Время ушло. Всегда держите обещания, – завершил свою речь Дед Мороз, вытирая слезы с лица.
Расул протянул руку, и Дед Мороз вложил в нее микрофон.
– Нет. Подарок, – сказал Расул.
– Какой?
– Мой подарок, который ты обещал, «главный Дед Мороз на площади».
– Ты? Твой день рождения…
– Завтра. Да. Тридцать один уже будет, если тебе интересно. Даешь?
Дед Мороз, замер, вглядываясь в лицо парня, пытаясь узнать в нем того самого десятилетнего мальчишку, и слезы заструились по его щекам еще сильнее.
– Столько лет… каждый Новый год… – пробормотал он и протянул дрожащими руками мешок. – Выбирай.
Расул засунул туда руку и достал светящийся музыкальный меч. Поднял его над головой. Зал поддержал аплодисментами.
– Я тебе так скажу, – сказал сержант Зулпукаров своему напарнику, вытирая слезы, – какая мущинская драма получилась! Даже как-то неудобно его арестовывать теперь.
– Спасибо, детки! Спасибо! – закричал Дед Мороз в микрофон, затем убрал его и добавил: – Моя лучшая роль…
– Снова под арест? Как тогда? – спросил Расул дрожащим голосом. Ему вспомнилось то судьбоносное новогоднее утро.
– Нет. Вернусь к своим. Мы по отдельности все затеяли, но оказались в одном месте в одно время. И закончим вместе. Раздайте всем подарки, пожалуйста.
Дед Мороз покинул сцену в одиночестве, а вернулся обратно на площадку у Большой Суеты в сопровождении целого конвоя полицейских.
– Мог бы сбежать при желании, – заметил генерал, провожая его к лестнице.
– При желании можно много чего, – ответил Юсуп, бросив на генерала взгляд, полный упрека, и полез наверх, преисполненный чувства гордости от того, что сдержал обещание.
Глава 8Как-то так
– А где актер? – спросил он у банды.
– Сбежал, – ответил тренер.
– Ах… лицедей… лжец и вор! Оставил меня в этом наряде! – возмутился Юсуп.
– Тебе идет, – усмехнулась Валерия. – Как раз работенка твоего уровня, заслуженный артист.
– Знаете что?! – возмутился он, но затем улыбнулся и рассмеялся не самой смешной шутке. Другого не оставалось. Просто смеяться над мелочами. Но и эти улыбки не продержались долго, потому что снизу раздался голос:
– Внимание, Безымянная банда! У вас один час. Затем мы будем действовать в соответствии с поставленной задачей! Мы требуем, чтобы вы спустились с дерева! Сейчас же!
– Так сейчас же или у нас есть час? – крикнула Валерия.
– …
– Вы определитесь там!
– Ну… у вас есть час. Но лучше сейчас. Как-то так!
Она посмотрела на соучастников.
– Валерия, Натали, спускайтесь, – предложил им Шамиль. – Еще есть шанс, что вас отпустят.
– Потому что мы женщины? – усмехнулась Валерия.
– Да, поэтому. Такая уж страна. Уходите. Вообще все. Мы сделали всё и справились очень хорошо. Привлекли внимание всего мира… Это, вероятно, последняя возможность.
– Меня там больше ничего не держит. Лучше тут, среди людей, которые для меня что-то значат и для которых я, надеюсь, тоже что-то значу, – сказал Юсуп.
– Вот это мощные слова! Я тоже так думаю, – поддержал его Муртуз.
– Вверх. Летим… – добавил дедушка.
– Я все еще не знаю, что тут делаю… не знаю, зачем я здесь, но я здесь и чувствую, что делаю что-то важное. Важнее, чем мой инстаграм[23], важнее, чем популярность и слава. Я реально впервые в жизни чувствую, что нахожусь на своем месте, – произнесла Натали дрожащим голосом и тихо заплакала.
Валерия некоторое время смотрела в сторону городской площади на елку, на тысячи счастливых людей. Вряд ли там ее дочь, скорее всего, она где-то тут за ограждением, ждет и молится, чтобы только что обретенная мама никогда больше не уходила. Она улыбнулась и сказала:
– Чтобы Занозьева дала заднюю? Где это видано? Стоим до конца, товарищи! Дагестанцы мы или кто?!
Глава 9Рецепты счастья
Есть такая фраза, довольно известная и со множеством вариаций: «Друг не тот, с кем можно проговорить вечно, а тот, с кем можно помолчать». С реальностью это имеет мало общего. Несмотря на то что у большинства из нас есть все-таки один или пара друзей, с которыми можно просто молчать, с кем мы реально молчим? Когда вы в последний просто молчали с кем-то рядом, чувствуя, что оба все понимаете и разговоры ни к чему?
Безымянная банда ощутила это сполна. Ту самую всепоглощающую, все объясняющую тишину. Может показаться, что в эти несколько дней, проведенных на дереве, они только и делали, что спорили, мирились, рассуждали, иногда даже шутили, но в действительности почти все это время, не учитывая коротких периодов активности, они молчали. Каждый тихо сидел в своем уголке, но не так, как сегодня делает группа близких друзей в кафе – все в телефонах. Нет. В основном они думали о жизни: о не самом счастливом прошлом, об отчасти пугающем будущем и о том, что происходит с их жизнями прямо сейчас. (Кроме дедушки, там все чуть сложнее.)
Я к тому, что фразу про молчание с близкими людьми можно было применить к ним, ведь они понимали, что иногда говорить незачем. Первые полчаса из отведенного часа прошли в тишине. Все и так было понятно. По крайней мере друг о друге, и от этого становилось как-то теплее.
Но в то же время каждый из них думал о том, сколько всего так и не было сказано, сколько всего осталось внутри. В жизни каждого человека должно быть что-то свое, личное, невыразимое.
– Дом… – сказал дедушка. Затем посмотрел на всех, а возможно, сквозь них и повторил: – Дом.
– Да, дедушка, – согласился Муртуз. – Хочу домой, в село. В детство хочу, когда родители еще были живы. Когда бегал летом с друзьями на речку купаться. Ловить мелкую рыбу. Знаете, там такая тема была: речными камнями отправляешь течение реки в одно узкое место, а потом подставляешь свою майку и ловишь рыбешку. – Он показал указательный палец, чтобы стало ясно, какого размера была рыба. – Мы жили бедно: много двоюродных братьев, сестер. Кушать иногда было нечего. Так что мы, десятилетняя шпана, ходили на реку за рыбкой. До обеда получалось штук десять поймать. – Он грустно усмехнулся. – Потом мама ругала… сколько маек я так испортил. Но зато какая вкусная рыбка! Обжаренная в тесте, хрустящая, и, конечно, все, что я ловил, мама ставила передо мной. Всегда одно и то же: «Мы уже поели. Кушай ты, а то маленьким и слабым будешь!» Если бы увидела меня сегодня, посмеялась бы: только в ширину вырос! – Он вытер глаза, но продолжил улыбаться. – Вот сейчас вспомнил детство, и сразу запах и вкус вернулись. Вах, плакать хочется! Неудобно, слушай. – Он слегка отвернулся.
Шамиль положил руку ему на плечо и сказал:
– Насчет еды продолжу. Наш офис не так далеко отсюда. Там, ниже через два перекрестка, таджик один делал шаурму. Я не знаю, что он туда добавлял, но каждый день два года я шел туда обедать и ни разу не подходил к пустому окошку. Всегда очередь. Хороший был парень. Простой, всегда веселый.
– Умер? – грустно спросила Натали.
– Нет, вернулся домой, – ответил Шамиль.
– Это точка была одного сотрудника. Он отобрал паспорта у них и заставил работать. Платил мелочь. Говори, как есть, – влезла Валерия.
– Сбежал шаурмист, – продолжил Шамиль. – Потом тот других ребят нашел на это место, а те с душком, устроили с ним драку. Полицейский пытался все обставить так, будто они хотели его ограбить или как-то надурить, шантажировать. Тех арестовали. Затем собрались все таджики города и потребовали разобраться – начальник здравый мужик оказался, полицейского уволил, тех отпустил. Я попросил ребят узнать, как дела у того парня, вернется ли он. Тот через них ответил, что устал и хочет ближе к семье, даже за гроши, но видеть, как двойняшки растут. Вот… Тоже вспомнил, теперь шаурму хочу, – усмехнулся Шамиль, возможно, впервые с того момента, как взобрался на дерево. А возможно, впервые за много месяцев. Он ведь и сам понимал, что очерствел, стал хмурым, и пытался исправиться, измениться, вернуть себя трехлетней давности, но не получилось. Последний год – арест и судебный процесс – будто испепелили все внутри. Вот и остался дядя Шамиль, способный раньше часами играть с племяшками, большой грустной куклой. Вера учила его всегда пребывать в бодром состоянии духа, уповать на Бога, совершать хорошие поступки, но что-то в последний год ему тяжело давалось все, что требовало улыб