авсегдатаи уверяют своих знакомых, что кудрявый бармен с серьгой в ухе торчит за стойкой с момента открытия кафе. А я не спорю. Им виднее.
– Господи боже, – повторила Рита. – Я знакома с барменом из «Красного слона». Ничего круче со мной уже не случится.
– Очень на это надеюсь. Может быть, навестишь меня на рабочем месте?
– Слушай, а почему… – Рита осеклась, но бесконечно далекий абонент и так все понял.
– Я даже сейчас тебе не стал перезванивать, хотя очень хотел. Потому что мне было важно – позвонишь ты сама или нет. Не из принципа, а чтобы не навязываться. Ты же писать совсем перестала. И я совсем ничего не знаю о том, как ты живешь. Но подозревал, что тебе уже давно не до меня. И чего, спрашивается, лезть?
– Деликатность нас обоих когда-нибудь погубит, – вздохнула Рита. – Я же думала, у тебя там все плохо, сидишь на пособии, скорее всего, в родительском доме. Или вообще нашел себе какую-нибудь фрау и сидишь у нее – с тем же примерно результатом. И мне тоже было неловко тебя дергать. Тем более, рассказывать, как у меня дела. Потому что все это прозвучало бы примерно так – смотри, какая я молодец, что с тобой не поехала. И какой ты дурак, что со мной не остался. А я не хотела лишний раз ставить вопрос таким образом. И получилось, что проще вообще молчать…
– Ну, блин, – сердито сказал бесконечно далекий абонент. – Ну ты идиотка. Почти такая же, как я.
– А то ты раньше не знал.
– Раньше я тебя все-таки недооценивал. Так ты приедешь?
– А как ты думаешь?
– Я уже зарекся думать. Как-то это у меня плохо получается. Поэтому просто скажи – да, или нет? И когда?
– Хотелось бы прямо сегодня, – честно сказала Рита. – Но давай будем реалистами. Я пока вообще в Бриндизи сижу. А дома, тем временем, накапливаются дела. Так что не раньше, чем через две недели. Но ни минутой позже, это я тебе обещаю. Если билетов не будет, пешком пойду.
– В железных башмаках?
– Именно. Но все-таки надеюсь, что обойдется. Есть же еще поезда и автобусы. В конце концов, на машине можно…
– Я тебе дам – на машине. Не вздумай. Ты после трех часов за рулем носом клевать начинаешь, я помню.
Раньше Риту такая опека бесила. Но теперь, с непривычки, ей было приятно знать, что есть на земле человек, которого всерьез заботит ее безопасность. И какой человек! Бармен из «Красного слона». С ума сойти.
– Слушай, – сказала она, – ты только, пожалуйста, имей в виду, издательство я бросать пока не собираюсь. То есть, разговор на эту тему заводить бесполезно. С другой стороны, мне вовсе не нужно торчать там безвылазно триста шестьдесят пять дней в году.
– То есть, на недельку раз в год ты его можешь оставить? – Мрачно уточнил бесконечно далекий абонент. И с неприсущим ему прежде смирением добавил: – Ну, хоть так.
– На недельку, да. Максимум на две. Зато не раз в год, а, скажем, десять. А может и чаще, я пока не проверяла.
– Предлагаю провести серию экспериментов. Для начала. А потом действовать, исходя из результата, – неожиданно легко согласился бармен из «Красного слона», бесконечно далекий, самый близкий абонент в мире.
– За эти две недели я напишу тебе сто писем, – пообещала Рита. – И тысячу эсэмэсок. Чтобы наверстать упущенное.
– Смотри, я буду считать. Если будет меньше, запру тебя в нашем винном погребе и не выпущу, пока не напишешь недостающие.
Рита почти не сомневалась, что он, в случае чего, приведет угрозу в исполнение. И заранее предвкушала грядущее заточение.
– Давай все-таки прощаться, – сказала она. И быстренько прикусила язык, чтобы не ляпнуть: «Пока я не умерла от счастья». Но все-таки ляпнула. И ни секунды об этом не жалела.
…Уснуть она, конечно, не смогла. Не помогла даже добрая половина бутылки белого вина, выпитая за ужином. И первый из Сашкиных романов оказался слишком увлекательным, чтобы ее усыпить.
В час ночи Рита, чертыхаясь, вылезла из-под одеяла. Открыла окно. Закурила. Подумала. Достала из сумки фотоаппарат, вынула карту, вставила в компьютер. Разберу картинки, если уж не сплю, решила она. Все-таки занятие.
Вот ты какой, гражданин бармен из «Красного слона», – с удовольствием подумала Рита, когда добралась до серии карандашных портретов. – Хотя… Да нет же, на самом деле совсем не похож. Не на него. И вообще ни на кого, кроме…
Сейчас, когда картинки были выведены на большой экран, Рита, наконец, поняла, чье это лицо. На всякий случай сверилась с зеркалом и расхохоталась, уткнувшись в подушку, чтобы не перебудить соседей.
– Ну уж нет, – сквозь смех повторяла она. – Ну уж нет!
ξ
Я давным-давно утонул в горячей траве, а глаза мои заблудились в небе, запутались в облаках, вернутся ли оттуда – еще вопрос; с другой стороны, зачем утопленнику глаза? Ушей вполне достаточно, чтобы слышать, как шелестит на ветру не то трава, не то и, правда, вода, и звучит голос.
– Приятно видеть путника, который ведет себя, как положено путнику.
И рад бы я был поверить, что это местные духи-хранители внезапно со мной заговорили, но с чего бы это итальянским духам говорить по-английски.
Поэтому я волевым усилием восстановил контроль над правым глазом и принялся им вращать – кто это тут?
Он, оказывается, уже успел усесться рядом. Приветливый гладко выбритый господин средних лет, как теперь принято говорить о тех, кому немного за пятьдесят. В светло-сером, слегка помятом, зато экологически чистом костюме из конопляного волокна. Темные волосы, которые, по правде, не мешало бы подстричь, чтобы не закрывали уши, или уж отрастить подлиннее, а так – ни то ни се. Лицо красное от загара, как это обычно случается с пересидевшими на солнце северянами. Небольшие, но яркие зеленоватые глаза. В целом, похоже, отличный дядька. Хоть и заставил меня вернуться с небес на землю несколько раньше намеченного срока. С другой стороны, куда они от меня денутся, небеса.
– Какой у вас хороший английский, – сказал я, лишь бы что-то сказать. Дать знак, что я его понял и готов поддержать беседу.
– Ничего удивительного, – пожал плечами обладатель конопляного костюма. – Я и есть англичанин.
– Думал, я единственный иностранец в Отранто, – улыбнулся я. – А нас, получается, двое.
– Я не в счет, я здесь уже очень давно живу. А вы – да, похоже, на сегодня единственный иностранец. Они к нам редко приезжают. Разве только летом, в купальный сезон.
– К вам поди еще доберись. Не знаю, как из других городов, а из Лечче ни электричек, ни автобусов. Хотя, по идее, надо бы, все-таки Лечче – административный центр, а Отранто, прямо скажем, не самая глухая деревня. Но – нет. Совершенно непонятно, как доехать. Все-таки целых сорок два километра, для велосипеда многовато, на такси зверски дорого…
– Ну вы же как-то приехали, – резонно заметил он.
– Взял такси. Поэтому и знаю, что дорого. Но мне вожжа под хвост попала – хочу в Отранто, и все тут. А завтра у меня дела. А послезавтра утром – поезд в Рим. А тут, понимаете ли, замок, Castello di Otranto. Невиданной красоты. С башнями по имени Альфонсина, Ипполита и Дукеска. И так мне захотелось с этими барышнями познакомиться… Хотя вообще-то замки меня интересовали лет до пятнадцати, потом как-то не до них стало. И вот, нате, рецидив!
– О, я вас понимаю как никто, – согласился он. – Сам когда-то был настолько очарован этим замком, что даже написал о нем роман. Сейчас, по прошествии долгого времени, мне ясно, что это была не больше, чем милая безделица, однако, я все еще дорожу этой своей работой…
– И как же называется ваш роман? – Спросил я. – Возможно, я ваш благодарный читатель.
Не то чтобы я действительно надеялся вот так случайно встретить одного из любимых авторов, но было бы невежливо встречать подобное признание равнодушным молчанием.
– Так и называется – «Замок Отранто»[41]. Нет-нет, не трудитесь делать вид, что припоминаете. Я совершенно уверен, вы его не читали. Тираж был невелик, и вряд ли книга покинула пределы Англии[42]. Да и там была известна лишь небольшому кругу любителей литературы такого рода.
– Какого рода?
– Там описаны необыкновенные, как сейчас говорят, фантастические события. Я, видите ли, попытался соединить черты средневекового и современного романов. В средневековом романе, как вы наверняка и сами знаете, все было неправдоподобным – и сами события, и поведение персонажей. Современный же роман всегда имеет своей целью верное воспроизведение природы. Я же счел необходимым примирить эти два вида романа. Не желая стеснять силу воображения и препятствовать его свободным блужданиям в необъятном царстве вымысла ради создания особо занятных положений, я вместе с тем хотел изобразить действующих в его трагической истории смертных согласно с законами правдоподобия; иначе говоря, заставить их думать, говорить и поступать так, как естественно было бы для всякого обычного человека, оказавшегося в необычайных обстоятельствах[43].
Я был немного сбит с толку его высокопарностью, но изобразил на лице искреннюю заинтересованность. Мой незнакомец, похоже, был совершенно удовлетворен такой реакцией. Но из скромности предпочел сменить тему.
– А вы-то довольны, что сюда приехали? – Спросил он тоном человека, прекрасно знающего ответ.
– Сами видите, – я, наконец, сел и развел руками, как бы обрисовывая сложившуюся ситуацию. – Недовольные туристы в траве под крепостными стенами не валяются. А отправляются в какую-нибудь паршивую забегаловку есть специальную туристическую пиццу за десять евро, а потом ругают повара и уходят, не оставив на чай. Чтобы, значит, не страдать от несовершенства мира в одиночку… А, кстати, почему вы сказали, что я веду себя, как положено путнику? Путникам положено валяться в траве?
– Один из наиболее препочтительных вариантов поведения. Гораздо лучше, чем день напролет фотокамерой щелкать и по лавкам за сувенирами бегать.