[225] В бетонобойном снаряде весом 1700 кг на взрывчатое вещество приходилось 280 кг. В разрывном снаряде весом в 1250 кг взрывчатки было еще больше – 460 кг. Бетонобойный снаряд пробивал бетон толщиной 2,5 метра или танковую броню в 350 мм. В Бресте «карлы» были использованы впервые. Годом позже немцы обстреливали двумя такими орудиями Севастополь.
Позднее в отчете 45-й дивизии о боях в Брестской крепости отмечалось: «План артиллерийского наступления был рассчитан не столько на поражающее воздействие, сколько на внезапность. Это было вынужденной мерой, так как артиллерийское оснащение дивизии, несмотря на неоднократные запросы, было недостаточным, и так как не было возможности провести длительную артподготовку, то пришлось использовать моральное воздействие минометного огня… Желательно было сначала провести длительную артподготовку и лишь затем использовать минометы…».[226]
Шлипер в докладной явно извращал факты, стараясь объяснить, почему короткая артподготовка не принесла желаемых результатов. Дело было не в недостатке орудий и минометов, а в том, что бойцы и командиры Красной Армии отнюдь не собирались сдаваться после первого огневого удара врага. И это при том, что по приказу командующего XII корпусом в огневом налете на крепость участвовали тяжелые минометы и гаубицы соседних 34-й и 31-й дивизий. Сам Шлипер прекрасно понимал, что поразить защитников крепости эффективнее всего можно именно из тяжелых минометов и мортир навесным огнем.
Толстые стены крепости не боялись артиллерийского огня прямой наводкой и Шлипер это знал.
Командование 45-й дивизии в мае-июне 1941 года организовало ежедневное наблюдение за крепостью, которое дало по оценке Шлипера самые удовлетворительные результаты. Русские вроде бы ни о чем не подозревали, и каждый день отрабатывали в крепости строевой шаг. Немцы отмечали, что и работы по укреплению цитадели велись «ни шатко, ни валко».
На самом деле немцев подвела плохая разведка. Ведь Брестская крепость в 1941 году собственно крепостью не являлась, морально устарев как фортификационный объект еще до Первой мировой войны (именно поэтому русская армия в 1915 году оставила ее без боя). Поэтому никто ее укреплять и не собирался.
К июню 1941 года Брестская крепость использовалась как сборный военный городок для целого ряда частей и подразделений РККА и была перегружена войсками. Помимо пограничников там было 5 стрелковых полков из состава 6-й и 42-й дивизий (входили в 28-й стрелковый корпус), автобат, школа шоферов пограничных войск, госпиталь, полевая армейская хлебопекарня, артполк, различные склады и т. д. (всего 7–8 тысяч военнослужащих). Естественно, что не было и как такового «гарнизона» крепости с единым командованием. По плану боевого применения в случае начала войны все части должны были немедленно покинуть крепость, присоединиться к основным боевым порядкам своих дивизий и занять оборону. К 22 июня 1941 года 9 стрелковых батальонов 28-го корпуса (из 27) строили оборонительные укрепленные районы северо-западнее и южнее Бреста.[227] Зенитный дивизион корпуса был на учебных стрельбах под Минском. Саперные батальоны и батальоны связи располагались в летних лагерях, также вне крепости.
В крепости было много необстрелянных новобранцев майского призыва 1941 года.
Ранним утром 22 июня 1941 года после массированной артподготовки 45-я дивизия смогла быстро захватить железнодорожный мост через Западный Буг и мосты через Мухавец на шоссе Варшава-Москва южнее и юго-восточнее Бреста. Большую роль в захвате мостов сыграли группы на штурмовых лодках.
Первая волна атакующих непосредственно Брестскую крепость войск под командованием лейтенанта Вильча вместе с лодками спустилась к реке в 3.19. Вторая волна последовала за первой в 3.23.
После удачного захвата мостов ударные группы 45-й дивизии ворвались в саму крепость. Буг был преодолен за 9 минут. Один из унтер-офицеров 45-й дивизии так описал начало войны: «3 часа 15 минут. Артналет. Земля содрогнулась. Сначала кругом все почернело, затем в цитадели вспыхнуло яркое пламя». Пастор и хронист 45-й дивизии Гшепф писал: «Удар в 3.15 вызвал настоящий смерч, пронесшийся над нашими головами. Ничего подобного мы больше не видели до самого конца войны».[228]
Вопреки позднейшим донесениям Шлипера оправдательного характера артподготовка была мощнейшей, и многие защитники крепости даже приняли ее за авиаудар. Лейтенант 333-го стрелкового полка А.С. Санин вспоминал: «В первый момент невозможно было ничего понять – огонь, грохот разрывов, обвалившиеся стены, повсюду пыль… После того как утихла первая бомбежка, когда улеглась вся эта пыль и копоть, окутывающая Центральный остров крепости, перед нами открылась страшная картина разрушений. Даже тот, кто долгое время прожил в крепости, плохо понимал, где и что было раньше. Я же был полостью дезориентирован. Разрушенные здания, глубокие воронки от разрывов тяжелых бомб и снарядов окончательно сбивали меня с толку…».[229]
Два «Карла» («Один» и «Тор») обстреливали крепость 22 июня в составе батареи 833-го дивизиона тяжелых артсистем (первая мортира была собрана в ночь с 19 на 20 июня, вторая была выгружена в ночь на 21 июня) но после нескольких выстрелов в обеих мортирах произошло заклинивание снарядов и пришлось потратить достаточно много времени на устранение этой помехи. «Тор» смог выпустить три снаряда, «Один» – четыре. 23 июня «Один» выпустил по крепости еще 7 снарядов, «Тор» так и не смогли в этот день починить.
Несмотря на тяжелые разрушения в крепости, ее защитники быстро оправились от первого шока и с самого начала бои за цитадель приняли ожесточенный характер. Это была отнюдь не Франция образца 1940 года.
Сразу же после артналета и еще до того как немцы окружили крепость, ее согласно приказам довоенного времени покинуло примерно 3,5–4 тысячи военнослужащих РККА. Остальные (примерно 3–3,5 тысячи человек) яростно сопротивлялись, хотя единое командование и план обороны отсутствовали.
Один из офицеров 45-й дивизии так описывал переправу через Буг и начало штурма: «Наши штурмовые части быстро продвигались вперед. К сожалению, были отмечены отдельные выстрелы (противника), которые вызвали в 3-й роте ощутимые потери. Одним разом мы потеряли 30 человек».[230] Немцы отмечали, что попав в крепость, они «ворвались в осиное гнездо».
Шлипер сообщал позднее командованию, что «русские неожиданно быстро пришли в себя». Это стало ясно уже в 5.3–7.00 утра 22 июня, когда ворвавшиеся в крепость солдаты 45-й дивизии попали под великолепно организованный огонь, который Шлипер для самооправдания именовал снайперским. Ведь ему пришлось признать «тяжелые потери среди офицеров и унтер-офицеров» своей дивизии. Уже к полудню 22 июня своих командиров лишились I и III батальоны 130-го полка.[231] Командир первого из них капитан Пракса был убит выстрелом в грудь, командир второго – майор Эльтце – в голову. Всего в первый же день войны дивизия лишилась 21 офицера и 290 солдат и унтер-офицеров – т. е. был полностью уничтожен целый пехотный батальон. Во Франции таких потерь в немецких дивизиях не было за всю компанию.
Стреляли, как казалось немцам, отовсюду – с деревьев, из-за куч мусора и щебня, из канализационных люков. Один из бойцов 45-й дивизии Хайнц Тойшлер вспоминал, что отовсюду раздавались крики раненых: «Санитары! Санитары! Ради бога, да помогите же»![232]
«Моральный блицкриг» явно провалился. Ожесточенное сопротивление командование 45-й дивизии относило на счет «пропаганды комиссаров», которые якобы говорили, что немцы не берут пленных.
Фашисты и красноармейцы располагались в крепости так близко друг от друга, что Шлиперу пришлось уже поздним утром 22 июня прекратить любое использование артиллерии из страха попасть по своим. Ненужной поэтому оказалась приданная 135-му полку дивизии батарея тяжелых штурмовых орудий.
В 13.15 Шлиперу пришлось в вести в бой еще один, 133-й полк дивизии, до тех пор числившийся в резерве корпуса. Но и это не привело к успеху: «… там, где русских прогоняли или выкуривали, через короткое время появлялись их новые силы из подвалов, зданий, канализационных труб и других укромных уголков, они прекрасно стреляли, так что (наши) потери росли…».[233] И это несмотря на то, что 22 июня немцы выпустили по крепости 1300 тонн боеприпасов.
Обер-лейтенант 45-й дивизии Людвиг Хаусведель так отображал в дневнике свои впечатления от первого дня боев в крепости: «Там было дико. Все это лучше не описывать».[234]
В 13.50 22 июня Шлипер сам наблюдал за боем с позиций своего 135-го полка и пришел к выводу, что взять крепость в ближнем бою силами пехоты не представляется возможным. В 14.30 он отдал приказ вывести войска из цитадели и окружить крепость. Причем из опасений попасть под прицельный огонь осажденного гарнизона, часть сил Шлипер решил скрытно отвести в ночь на 23 июня. На самом деле даже раньше, ровно в полдень (когда крепость должна была пасть) Шлипер в отчаянии приказал всем своим солдатам и офицерам «убраться из цитадели», что и было зафиксировано в дневнике боевых действий 45-й дивизии.
После этого по защитникам предполагалось вести методичный и на этот раз длительный артиллерийский огонь. Командующий 4-й армией одобрил приказ Шлипера, желая избежать тяжелых потерь первой половины дня 22 июня. По мнению фон Клюге «русских следовало уморить голодом».
Таким образом, несмотря на привлечение дополнительной артиллерии и целого полка из резерва корпуса, немцы не только не смогли взять Брестскую крепость к полудню 22 июня, но и были вынуждены отступить. Это было первое отступление дивизии вермахта в Великой Отечественной войне.