В октябре 1943 г. командующий АК генерал Коморовский впервые представил план вооруженного восстания в Варшаве. Предполагалось захватить столицу внезапным коротким ударом, а затем в течение нескольких дней осуществить там высадку польской парашютно-десантной бригады и прибытие эмигрантского правительства из Лондона. Таким образом, выбор Варшавы как центра восстания диктовался сугубо политическими соображениями. Одновременно части АК должны были оказывать вооруженное сопротивление Красной Армии на территориях, входивших до сентября 1939 г. в состав Польши. Характерно, что представитель (делегат) эмигрантского правительства в Польше Янковский в докладной записке на имя Миколайчика от 10 января 1944 г., требовал помимо возвращения Западной Украины и Западной Белоруссии, включения в состав Польши Восточной Пруссии, Силезии и Литвы. Латвию, Эстонию и Украину предполагалось сделать независимыми государствами под польским контролем.
На совещании в Квебеке в августе 1943 г. под влиянием относительно бескровной высадки союзников в Италии Черчилль и Рузвельт одобрили план «Рэнкин», который исходил из неожиданного и быстрого военного краха Германии. В рамках этого плана предусматривалось восстание в Варшаве силами АК и включение Польши в орбиту влияния западных союзников. В свою очередь, АК рассчитывала на неизбежный «советско-англосаксонский конфликт», который помешает Красной Армии вступить в Польшу.
20 ноября 1943 г. командующий АК издал приказ о введении в действие т. н. «плана Буря». Это был комплекс диверсионных действий против отступавших немецких войск. Предусматривалось использовать временной разрыв между отходом вермахта и вступлением в тот или иной город Красной Армии для захвата частями АК власти и «презентации» законной власти польского эмигрантского правительства. Коморовский предполагал, что такая политика на территории, которую СССР после 1939 г. считал своей, неизбежно вызовет негативную реакцию советской стороны. В этом случае польское эмигрантское правительством должно было выступить с протестом в США и Великобритании (Миколайчик по-прежнему не знал, что Рузвельт и Черчилль, причем по инициативе последнего, поддержали точку зрения Москвы на будущую советско-польскую границу).
Таким образом, «план Буря», несмотря на свое грозное название, был, по сути, чисто политической демонстрацией силы АК и не мог нанести значительного ущерба немецкой армии.
Между тем, в мае 1943 г. в СССР началось формирование новых польских частей, которые уже не подчинялись эмигрантскому правительству и действовали под политическим патронажем СПП и ППР. Уже к 29 мая 1943 г. в дивизии, получившей наименование 1-я польская дивизия им. Костюшко, насчитывалось более 15 тыс. человек[256]. 10 августа 1943 г. на базе дивизии был развернут корпус, принявший боевое крещение в октябре 1943 г. у деревни Ленино. К концу 1943 г. польские войска в СССР насчитывали 32 400 солдат и офицеров. В марте 1944 г. (т. е. непосредственно перед вступлением Красной Армии на территорию Польши) польский корпус был развернут в армию под командованием генерал-лейтенанта 3. Берлинга.
АК с самого начала занимала по отношению к польским частям в СССР враждебную позицию, называя их «русской наемной армией». Части АК, которые оказывались бы на территории, занятой Красной Армии, должны были не допускать их включения в состав армии Берлинга и переходить на нелегальное положение. Таким образом, конфликт АК с командованием Красной Армии был запрограммирован, т. к. советские органы не собирались терпеть на своей территории неподконтрольные им вооруженные формирования. Точно такую же политику разоружения сил Сопротивления и партизанских отрядов в своем тылу проводили в Италии, Греции и Франции западные союзники.
Первое соприкосновение частей АК и Красной Армии произошло на Волыни 18 марта 1944 г. 27-я дивизия АК (по численности фактически равная двум неполным полкам) совместно с советскими войсками освободила Ковель. Советское командование к неудовольствию авторов «Бури» согласилось сохранить организационную самостоятельность дивизии АК, потребовав лишь оперативного подчинения. Однако командующий АК Коморовский дал командующему т. н. Волынским округом АК директиву требовать от «Советов» согласия на подчинение только приказам главного командования АК и эмигрантского правительства в Лондоне. Коморовский признавал в телеграмме Соснковскому: «Моя инструкция коменданту округа Волынь содержала такое ограничение, которое Советы наверняка терпеть не будут»[257]. Когда немцы перешли в контрнаступление под Ковелем, и 27-я дивизия АК вновь оказалась в их тылу, Коморовский запретил ей пробиваться на соединение с Красной Армией, приказав идти на запад.
В июле 1944 г. командование АК приказало своим отрядам самостоятельно и до подхода советских войск захватить «исторические польские города» Вильнюс и Львов и провозгласить там власть эмигрантского правительства. Однако плохо вооруженные аковцы не смогли выполнить задачу, и оба города были освобождены Красной Армией. Здесь впервые были зафиксированы вооруженные стычки частей АК с советскими войсками, т. к. первые, выполняя заведомо провокационный приказ Коморовского, отказались разоружиться.
Однако в целом «Буря» не достигла своей основной цели: обострить отношения между западными союзниками и СССР по польскому вопросу. Темпы наступления советских войск в июне-июле 1944 г. были столь стремительными, что на акции АК на Западе просто не обратили внимания. К тому же, после высадки в Нормандии, англо-американские силы оказались в очень тяжелом положении, и, рассчитывая на помощь СССР, не собирались портить отношения с Москвой.
Напротив, Черчилль еще в начале 1944 г. старался заставить эмигрантское правительство нормализовать контакты с СССР и признать хотя бы в предварительном плане «линию Керзона» как основу будущей советско-польской границы. Например, в феврале 1944 г. Черчилль требовал от Миколайчика удалить из правительства наиболее антисоветские элементы (в т. ч. Соснковского) и признать новые восточные границы страны. В противном случае у СССР не окажется иного выбора, как организовать новое польское правительство из «просоветских элементов, находящихся в стране»[258]. Одновременно при посредничестве президента Чехословакии Бенеша в Лондоне начались переговоры между советским послом при эмигрантских правительствах В.З. Лебедевым и кабинетом Миколайчика. Однако последний упорно отказывался пойти навстречу советской стороне.
16 февраля 1944 г. Черчилль имел бурное объяснение с Миколайчиком, в ходе которого открыто заявил о своих симпатиях к «русской позиции»: «Я не могу не признать, что русские требования в вопросе обеспечения западных границ не выходят за пределы разума или законности»[259].
Чтобы избежать внешнеполитической изоляции, Миколайчик попытался заручиться поддержкой США и прибыл с визитом в Вашингтон 6 июня 1944 г. Рузвельт, которому нужны были голоса влиятельной польской общины США на предстоявших осенью 1944 г. президентских выборах, заверил польского премьера, что «никогда» не давал согласия на «линию Керзона». Мало того, президент посоветовал Миколайчику избегать окончательного решения вопроса советско-польской границы.[260]Одновременно американский посол в Москве сообщил Сталину, что переговоры Рузвельта с Миколайчиком проходили в русле тегеранских договоренностей. Тем не менее, администрация США, особенно американские военные, требовали от Миколайчика безусловной координации действий АК с советским командованием. В зависимость от выполнения этого условия было поставлено выделение польскому правительству предоставлявшегося ежегодно кредита в 10 млн. долл, (в июле 1944 г. Комитет начальников штабов США рекомендовал не выделять эту сумму т. к. Армия Крайова отказывается от сотрудничества с Красной Армией).
Ободренный поддержкой США, Миколайчик отказался признать «линию Керзона» будущей советско-польской границей, и 23 июня 1944 г. советско-польские переговоры в Лондоне были прерваны. В этих условиях руководство СССР пошло на образование 22 июля 1944 г. Польского комитета национального освобождения (ПКНО; название было «заимствовано» у высших органов французского и югославского Сопротивления), как верховной власти на освобождаемой Красной Армией территории Польши.
Польское эмигрантское правительство было вынуждено просить СССР принять Миколайчика в Москве. Одновременно для «подкрепления» позиций польского премьера на переговорах было решено организовать восстание в Варшаве, как политическую демонстрацию силы АК. Была и еще одна причина: Коморовский сообщал в Лондон, что «бездействие» АК толкнет массы населения в сторону коммунистов. Наконец, учитывая высокие темпы советского наступления в восточной Польше, начавшегося 18 июля 1944 г., командование АК опасалось, что Красная Армия (а еще «хуже» – польские части Берлинга) триумфально войдут в Варшаву без всякой помощи Армии Крайовой.
21 июля, получив известие о покушении на Гитлера, Коморовский решил, что давно ожидавшийся крах Германии наступил, и отдал приказ частям АК в Варшаве быть готовыми к восстанию в любой момент, начиная с 25 июля. Одновременно «Бур» отверг идею всеобщего восстания в Польше, так как оно облегчило бы операции Красной Армии. Коморовский сообщал в Лондон, что «тактичная и гибкая» позиция СССР в Польше, может окончательно подорвать авторитет эмигрантского правительства.
23 июля 1944 г. И.В.Сталин заявил о своей готовности принять Миколайчика в Москве, и 25 июля состоялось заседание эмигрантского правительства. По его итогам делегатуре правительства в Польше были даны полномочия начать восстание в любой момент. Экстремистские элементы кабинета (прежде всего, упоминавшийся выше Соснковский) были готовы поднять военный путч в частях Андерса в Италии, опасаясь, что Миколайчик все же пойдет на компромисс с СССР в вопросе о границах. Соснковский в несогласованной с Миколайчиком телеграмме Коморовскому, рекомендовал последнему отказаться от восстания, чтобы сохранить силы АК для последующей борьбы против советских войск.