дома, в тени которого можно спрятаться.
Собор Святого Патрика, а напротив… у меня перехватило дыхание. Строительные леса исчезли, выставив на всеобщее обозрение обновленный кирпичный фасад. Салон получился великолепным, даже лучше, чем мы мечтали! Высокое крыльцо с огромной витриной, а перед ним кусты самшита. В окне второго этажа мелькнула тень, и я, вжав голову в плечи, шмыгнула в густую тень собора Святого Патрика.
Неужели я добровольно отказалась от салона, носящего имя моей матери? От отчаяния хотелось лечь на раскаленный асфальт и умереть.
– Джорджия?
Женский голос вернул меня из мира грез к грохоту пневмоперфораторов, пустому залу салона «Жан-Люк», знойному понедельнику. Это одна из администраторш, платок цвета бургунди изящным бантом повязан вокруг шеи.
– Звонит Триш. Просит принять сегодня вне очереди.
Она что, шутит, какая очередь? Нет, на лице администраторши ни тени улыбки.
– Скажите, что жду ее к трем, – сухо сказала я.
О скандалистке Триш я уже рассказывала, да ее и так все знают по зубастой фотографии в журнале «Нью-Йорк», где она ведет рубрику «Город и его люди». Стоит отметить, что улыбается Триш только для прессы, в реальной жизни накачанное «Ботоксом» лицо абсолютно невозмутимо.
Казалось, липкому, потному понедельнику не будет конца. Жуткая какофония перфораторов и французской попсы, лившейся из новехонькой стереосистемы, превратила меня в зомби. Тем не менее я безошибочно отделяла «одноразовых» посетителей от тех, кто может превратиться в постоянного клиента. Вот, например, стопроцентная «однодневка» – высокая, стройная женщина с длинными русыми волосами. Вылитая Мортиша из «Семейки Адамсов»! Во время предварительной консультации она сообщила, что последний раз мыла голову три недели назад. Этого еще не хватало! Пусть ассистентка как следует промоет ей волосы, прежде чем сажать в кресло!
– Простите, а голову вы не моете в знак протеста или в секте состоите? – как можно невиннее поинтересовалась я. В волосах у нее, наверное, целый зверинец!
– Да нет, просто парень, который меня стрижет, сказал, что работа сальных желез… как же… э-э-э… благоприятно влияет на волосы, – с важным видом пояснила Мортиша.
Хм, надо же, железы… А я было подумала, что она лет десять в парикмахерскую не заходит!
– А кто вас стрижет?
Мортиша назвала имя очень известного английского стилиста, салоны которого можно найти в любой точке земного шара. Может, она голову мне морочит? Боюсь, это так и останется тайной…
К трем часам я успела позабыть, что милостиво согласилась принять Триш вне очереди. Но вот запахло приторными духами, и послышался низкий грудной голос.
– Сегодня я без записи, дорогая! – пропела Триш, причем «дорогая» получилось больше похожим на «идиотка».
В руках у нее огромный букет бежевых роз. Интересно, что происходит?
– Тебе, милая!
Я онемела от удивления, хотя, если честно, удивляться было нечему. Всему есть свое объяснение, и профессиональному успеху Триш тоже. Хочешь первой узнавать новости – прикармливай потенциальных информаторов.
– Спасибо! – Я расцеловала ее в обе щеки. Так принято в «Жан-Люке»: весьма изящно и по-французски.
От кожи и волос пахло духами «Ангел», любимыми женщинами определенного возраста.
– Поздравляю! – заговорщицки прошептала журналистка.
О чем это она? Ее лицо так близко, что видны крошечные темно-серые точки между бровями. Вот они, следы уколов!
– С новым салоном поздравляю! – пояснила она.
Сейчас плиты пола разверзнутся и я упаду в преисподнюю. Кто проболтался, черт побери?! Рассказать Триш – все равно что на первой странице «Нью-Йорк таймс» напечатать!
– Послушайте, это пока еще секрет, так что…
– Не бойся! – перебила она. – Буду нема, как могила!
– Откуда вы…
– Клаудиа Джи рассказала.
– Стойте, а она откуда…
– От миссис Кей! – Триш явно наслаждалась моим испугом. Неудивительно, журналисты и нужны для того, чтобы узнавать новости раньше всех. Нет, милая, главное ты, как всегда, упустила: мы с Массимо расстались, и к новому салону я не имею никакого отношения.
Журналистка устроилась в кресле, а я попросила ассистентку поставить цветы в вазу (у нас их целая полка). Может, стоит довериться Триш?.. Еще в детстве мама учила, что, когда не знаешь, что сказать, лучше промолчать.
Я аккуратно расчесала волосы клиентки. Боже, от частого окрашивания они стали как солома. Выручают лишь дорогие восстанавливающие бальзамы и укладка.
– Милая, ты в порядке? – раздраженно спросила Триш. Наверное, я веду себя тише обычного и не сплетничаю.
– Да, конечно. Что-то не так?
– У тебя руки дрожат.
И правда, пальцы дрожат, как с легкого похмелья. Кстати, а чем не предлог?!
– Боюсь, переусердствовала вчера со «Вдовой Клико», – горестно вздохнула я.
– Ну, тогда у меня есть противоядие! – Триш схватила сумочку, содрала защитную упаковку с инициалами Жан-Люка и достала маленькую серебряную таблетницу. – Вот, попробуй!
– Что это? – спросила я, глядя на грязно-зеленую пилюлю. Не буду пить даже под страхом смерти! Куда бы выбросить эту гадость?
– Гомеопатическое средство, – заговорщицки зашептала Триш. – Доктор Зи прописал!
Пришлось положить пилюлю под язык. Доктор Зи – известный китайский диетолог/иглотерапевт/гомеопат – всего за год приобрел такую популярность, что к нему в Куинс за волшебными таблетками и снадобьями съезжается половина жителей Верхнего Ист-Сайда.
Триш отвернулась, чтобы поставить сумочку на полку, а я тайком выплюнула таблетку в корзину для мусора. Ничего против китайской медицины не имею, но глотать неизвестно что неизвестно от чего… боязно.
Что же делать? Нужно срочно предупредить Патрика и Массимо. Если Жан-Люк узнает о салоне раньше времени, разразится скандал.
Сейчас закончу с Триш, а потом у меня еще пара клиентов. Наверное, попрошу кого-нибудь из колористов меня подменить, тем более что за многими должок. Я просто обязана поехать на Мотт-стрит.
Быстро закончив двухслойное окрашивание, я посадила журналистку под лампы. Клянусь, это в первый и в последний раз, но мне придется ее оставить, вернее, передать кому-нибудь другому.
– Двадцать минут, – сказала я ассистентке.
Так, кто из коллег меньше всех страдает от жары? Фейт Хоником, кто же еще!
Фейт стояла у окна, глядя на плавящийся под июньским солнцем Манхэттен. Гладкие снежно-белые волосы, морщинки в уголках глаз. Ей не нужны ни дерматологи, ни пластические хирурги, ни колористы, эта женщина любит себя такой, как есть.
Я нерешительно подошла к ней. С такой высоты снующие по Пятой авеню люди похожи на муравьев.
– Фейт?
Она подняла на меня удивительной синевы глаза:
– Да, милая?
– Мне очень нужно отлучиться. Не могли бы вы…
– Без проблем, – не дала договорить она и легонько коснулась моей ладони. Какая нежная у нее кожа! – Надеюсь, у тебя все будет в порядке.
Я чмокнула ее в щеку:
– Спасибо огромное!
Оставив Триш под лампами, а двух клиенток на банкетке, я опрометью бросилась в лифт. Такси удалось поймать почти сразу, но на этом везение кончилось. На Парк-авеню пробка, на Лексингтон-авеню затор.
– В чем дело? – спросила я водителя.
– Президент приехал, вот и творится неизвестно что.
Хаос и какофония. Спасаясь от перегрева двигателя, водители отключают кондиционеры и открывают окна. Я вспотела так, будто марафон пробежала. Может, хоть волосы в хвост убрать? Ну и видок у меня, наверное! Что подумает Массимо?
Впрочем, это сейчас не важно. Пусть думает, что хочет, главное, сообщить им с Патриком, что кто-то проболтался и секрет раскрыт. Триш доверять нельзя. Она, может, никому и не расскажет, а статью напишет. Псевдонимов-то хоть отбавляй, равно как и бульварных газетенок. Менеджеры Жан-Люка не дремлют, так что, где бы ни написали о Патрике и Массимо, маэстро все равно узнает.
Дорога каждая минута, поэтому разумнее всего было бы просто позвонить Массимо. Пожалуй, да. Но, во-первых, неизвестно, провели ли в новый салон телефон, а во-вторых и в главных, страшно хотелось его увидеть. Может, если он поймет, что мне не все равно, если я спасу их с Патриком от гнева Жан-Люка, то… То что? Массимо перестанет меня ненавидеть? Согласится со мной дружить? Не знаю, но попробовать-то можно!
К тому времени как мы приехали на Мотт-стрит, казалось, что если кого и нужно спасать, то меня.
Даже не глядя в зеркало, я знала, что похожа на краснощекую панду: тушь потекла, помада размазалась.
Парадная дверь закрыта, и, заглянув в окно, я увидела какого-то парня в спецовке. Я постучалась, и он открыл. Повеяло свежестью – слава Богу, у них работает кондиционер.
– Массимо и Патрик на месте?
– Наверху, в кабинете.
Я пошла к лестнице.
– Эй, подождите, а вы о встрече договаривались?
– Все в порядке, я… – Что сказать? Бывшая подружка Массимо? Приятельница Патрика? Нерадивая партнерша? – Их знакомая, – твердо проговорила я.
Посмотрев на меня, рабочий покачал головой и поспешил скрыться.
Поднимаясь по ступенькам, я только и делала, что смотрела по сторонам и удивлялась. Надо же, как красиво! Даже слишком красиво! Похоже, Патрик с Массимо денег не жалели! Этакий небрежный шик: мягкое освещение, белые вазы от Джонатана Адлера, черно-белые фотографии в деревянных рамах.
А вот и Массимо! Мой приход застал его врасплох, так что вместо ставшего привычным холодного равнодушия я увидела целый букет эмоций: удивление, испуг, досаду, раздражение. И – неужели мне показалось? – капельку радости.
– Джорджия! – воскликнул он.
– Что такое? – послышался откуда-то издалека голос Патрика.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Массимо. – Зачем пришла?
– Они все знают! – выпалила я.
– Кто «они»? И что знают? – Патрик вышел на лестницу и встал рядом с Массимо.
– Они… Можно войти?
Парни расступились, пропустив меня в кабинет. Все именно так, как я себе представляла: очень уютно, просторно, светло. Над столами пробковые планшеты с фотографиями супермоделей: Изабелла Росселлини, Синди Кроуфорд, Клаудиа Шиффер. В углу кофеварка и круглые фарфоровые чашки. Из этих самых чашек мы с Массимо по утрам пили кофе. Боже, как счастлива я была и думала, что так будет всегда.