— И у тебя закрадывается подозрение: вдруг и с тобой он был только из жалости? — продолжает мысль Реджина.
— Да, вот он, главный вопрос, — подтверждает Сет. — И моя главная ошибка. Когда вспоминаешь, когда видишь все со стороны, вот как я вам сейчас рассказывал, то понятно, что нет, не из жалости. Эйч мне это говорил, Моника говорила, а я не слышал. Гудмунд любил меня. — Сет вытирает щеку. — Его любовь была везде, во всех его словах и поступках, в каждом воспоминании о нем, которые на меня здесь обрушились.
— Но от этого не легче, — предполагает Томаш.
— Нет, почему-то легче. На какую-то минуту я перестал ему верить, и этого оказалось достаточно, чтобы все вокруг почернело, но ведь не на самом деле, а только у меня в глазах. И даже это еще не все. Отец извинился передо мной напоследок за то, что не смог меня поддержать. А я об этом забыл, потому что не вписывалось это хорошее в окружающее дерьмо. И даже Эйч в то последнее утро…
— Он предлагал тебе дружбу, — констатирует Реджина.
Сет кивает:
— Он остался один. Ему не хватало меня, друзей, а рассказать мне про Монику было для него, наверное, величайшим подвигом. — Сету снова приходится откашляться. — Мне так отчаянно хотелось, чтобы нашлось «что-то еще». До боли хотелось вылезти за рамки этой никчемной жизни. — Он качает головой. — И оно было, это «еще». Я просто его не видел.
Реджина откидывается в кресле:
— И поэтому ты хочешь нам признаться.
Сет не отвечает.
— В чем признаться? — вертит головой Томаш. Ответа нет. — Ну, в чем?
Реджина не сводит глаз с Сета:
— Поэтому он хочет признаться нам, что возвращается обратно.
— ЧТО?! — Томаш вскакивает с дивана.
Реджина смотрит на Сета с вызовом.
— Да? Она угадала? — допытывается Томаш. — Скажи, что не угадала.
— Да, Сет, — подхватывает Реджина, — скажи Томми, что я не угадала.
Сет вздыхает:
— Угадала, но…
— НЕТ! — кричит Томаш. — Ты хочешь обратно? А нас бросишь? Почему?
— Я не хочу вас бросать, — заявляет Сет твердо. — В этом-то все и дело…
— Но все равно хочешь назад! — Лицо Томаша сморщивается. — Ты с самого начала хотел. С тех пор как появился. Все время рвался от нас уйти. — Вид у Томаша такой скорбный, что Сет отводит глаза, не в силах смотреть. — Я тебя не отпущу.
— Томаш, когда Реджина угодила обратно, она все помнила. Помнила, кто она и где она. — Он поворачивается к Реджине: — Так ведь?
— Ну, смутно, — неловко ежится она. — Не настолько, чтобы все изменить. Или предотвратить.
— Уверена?
Реджина открывает рот, но осекается:
— Я об этом даже не задумывалась. Просто знала, как все будет и что придется сделать.
— По-моему, тебя все-таки слегка макнули в Лету. Она начала действовать, но не успела. А вот если бы ты вернулась в виртуал без всякой Леты…
— Поздно, — вмешивается Томаш. — Мы же там все равно умерли.
— Ну что такое смерть там? Просто сбой. Там умерла моя копия. Симулякр. Который не знал и половины того, что я знаю теперь.
Томаш мотает головой:
— Все равно не вижу смысла. А вдруг ты умрешь, оказавшись там, потом умрешь здесь, и мы тебя потеряем?
— Я и сам не знаю. Но ведь может сработать? Вот Реджина же сохраняла память. А потом мы с тобой помогли ей выбраться.
Томаш начинает возражать, но тут его брови взлетают под лоб в восторженном изумлении.
— То есть ты еще вернешься к нам?
Сет смотрит на него, потом на Реджину, которая сверлит его враждебным взглядом, но и в нем читается намек на надежду.
— Конечно, вернусь.
75
Томаш облизывает губы, и Сет почти воочию видит, как бурлят мысли в лохматой голове.
— Но как ты это сделаешь?
— Я уже прикидывал. — Сет смотрит на экран в крышке гроба. — Этот сломан. Наверное, Реджина повредила его, когда выбиралась.
— Мне казалось, я с кем-то дерусь. Приходилось брыкаться и лягаться.
— Угу, — кивает Томаш, — очень на тебя похоже.
— Но я тут почитал… — Сет стучит пальцем по экрану. — Половина непонятно, однако в целом, похоже, вернуть человека обратно в гроб не так уж и сложно. — Он жмет какую-то иконку, и гроб открывается, правда, не так плавно, как стоявшие в тюрьме. Реджина с Томашем обходят гроб и встают рядом с Сетом. Он подцепляет одну из трубок: — Вот это, кажется, и есть Лета.
— Кажется? — уточняет Реджина.
— Тебе ее вставляли в рот. Так что Лету, видимо, вдыхают. И когда я прервал процесс, тебе досталось лишь чуть-чуть. Достаточно, чтобы все сознавать, но не суметь ничего сделать.
— То есть, если вернуться, не вдыхая из этой трубки… — начинает Томаш.
— Может быть, будешь все помнить — кто ты, где ты. И — может быть! — сумеешь существовать, как в те времена, когда виртуал только появился. Входить и выходить по собственному желанию.
Но Реджина уже качает головой:
— Гарантий-то никаких! Вдруг ты просто попадешь обратно и будешь умирать раз за разом, как я, а даже если нет, все равно откуда ты знаешь, что сумеешь выбраться? Я лично не припомню там двери с надписью «Выход».
— У меня будете вы двое.
— И мы тебя вытащим, если что-то пойдет не так, — обещает Томаш.
— Не факт, — возражает Реджина. — Кто его знает, как оно, когда погрузишься полностью. Нам вот пришлось умереть, чтобы выйти.
— Но я же вас вытащил. И раньше люди все время перемещались туда-сюда. Можно для начала попробовать совсем коротенькими сеансами…
— Если вообще получится эту штуку запустить. Только зачем? Зачем тебе возвращаться? Это ведь не настоящая жизнь.
Сет глубоко вздыхает. В том-то и весь вопрос. Уверен он в своих словах или принимает желаемое за действительное?
— Затем, что теперь я знаю больше. Тогда мне казалось, что весь мир сжался в точку, а это ведь не так на самом деле. Да, он не идеален, но и не настолько безнадежен, как я думал. Нам всем — случайно — выпал второй шанс. И я хочу им воспользоваться.
— И еще раз увидеться с Гуманоидом, — подсказывает Томаш.
— Да. Не буду врать. Физически я сейчас тут, а он за океаном, на другом континенте, так что увидеться с ним можно, только вернувшись. Я хочу его отыскать. Сказать, что я понимаю. И Эйча найти. И даже Монику.
— Но ты же там умер, — не отступается Реджина. — На прошлой неделе… или когда там по их времени. Меня вот уже несколько месяцев нет в живых…
— В моем городе вообще-то сейчас зима. А здесь — ну никак не она. Так что, как я и говорил, может, время тут и там течет по-разному. Ты попала обратно ДО гибели. Значит, если вернуться с достаточным запасом знаний, чтобы все изменить…
— Тогда вся эта толпа, что собралась на твои похороны, просто плечами пожмет? «Ой, ошибочка вышла»?
— Ну, с Оуэном же как-то нахимичили, чтобы казалось, будто он не умирал. А с тем, кто и в самом деле жив-здоров, наверное, еще проще. Глюки неизбежны в любой программе, наверняка люди припоминают что-то неположенное…
— А нельзя погрузиться во время, которое сам выберешь? — оживляется Томаш. — Я бы вернулся туда, где мама еще не договаривалась с этими… Я бы ее спас. — Он сникает. — Хотя нет, она ведь умерла там по-настоящему. Ее уже давно не существует.
— Прости, Томаш. И потом, наверное, все равно не получится. Водитель возвращал Реджину в определенное время, вот оно, здесь. — Сет показывает цифры на экране. — И я никак не могу его поменять. Думаю, из-за этого мы и получили лазейку — потому что Водителю нужно было устранить сбой. Это же его работа.
— Слишком много «наверное» и «кажется», — осаживает его Реджина.
— Если есть объяснение получше, с радостью послушаю.
Реджина вздыхает:
— Лучше бы уж все это происходило исключительно у тебя в голове.
— Да, хорошо, я могу капитально ошибаться, но неужели не стоит попробовать? Представляешь, если мы действительно сможем свободно ходить из реала в виртуал? Мы расскажем остальным. Напомним им про настоящую жизнь.
— Они не захотят слушать, — отмахивается Реджина.
— Одни нет, другие — да. И если мы найдем способ их разбудить…
— Да не пойдут они обратно! Кому охота менять мир, где все работает, на мертвый и пустой?
— Твоей маме, например. Вдруг, если мы найдем способ ходить туда-сюда…
Он прикусывает язык, потому что Реджина чуть не выпрыгивает из кресла с таким видом, будто хочет его ударить:
— Даже не заикайся про мою маму! И не раздавай невыполнимых обещаний!
— Я не хотел…
Но Реджина уже уселась обратно, смаргивая злые слезы:
— Это только кажется, что всех можно спасти. И ты забываешь, что они в виртуале не просто так. Мир рухнул.
— Не рухнул, — возражает Томаш. — Мир залечивает раны. Вот олени, например. И мы.
— Да-да. Половина мира — это пепелище, а вторая половина тонет в пыли и грязи. Поэтому на самом деле, когда Сет вернется, его там встретят с распростертыми объятиями, у него снова будут настоящие друзья и настоящая семья, и он просто… — Реджина обрывает фразу на полуслове, делая зверское лицо.
— Я просто что? — переспрашивает Сет. — Забуду про вас? Ты это хотела сказать?
— А почему нет? Как и все остальные.
— Потому, дурья твоя башка, — наконец срывается Сет, — что я лез в океан, уверенный: у меня все отняли! Ничего больше не будет! Я до конца дней останусь одиноким и несчастным!
— Да-да, — тянет Реджина со скучающим видом. — А теперь ты наконец получил ценный урок и усвоил, что окружающие не все время думают о бедняжке Сете с его печальками.
— Нет, — твердо отвечает он. — Я усвоил другое. Что «еще» и в самом деле есть. Это вы. Вы оба и есть мое «еще».
— Вот, видишь! — Томаш, торжествуя, оборачивается к Реджине. — Он умеет говорить хорошее.
— Говорить можно что угодно, язык не отвалится, — не уступает Реджина. — Но что, если ты вернешься туда и погибнешь? Нам тогда что прикажешь делать? Похоронить тебя с почестями, потому что ты нас любил?
— Ну да, я рискую…
— Жизнью.