— Ничего, ничего, все в порядке, — сказала я.
— Но вы так строго на меня посмотрели, — возразил он, и в его карих глазах появился веселый огонек.
Его замечание немного смутило меня, и я сказала:
— Честно говоря, я не… не хотела выглядеть так… строго.
Он засмеялся:
— Ничего страшного, не обращайте внимания на мои слова… Вы ведь одна сюда пришли?
Я кивнула.
— Давайте немного пройдемся и выпьем по бокалу вина.
— Извините, но я не пью, — сказала я.
— Но тогда, может, просто немного кофе?
Он поднялся. Я все еще колебалась. Мой новый знакомый оказался высоким, на голову выше меня. Я никогда не знакомилась с мужчинами на улице или в театрах, но этот человек показался мне таким открытым и очаровательным, что я не могла ему отказать. Честно говоря, я поняла, что не хочу ему отказывать.
Мы пришли в буфет, он закурил, потом заказал мне чашку кофе, а себе виски с содовой.
— Вообще-то я сегодня так и не успел пообедать. Весь день провел на конференции и приехал сюда прямо из офиса.
— О, вы, вероятно, голодны…
— Ну не то чтобы очень. Вот это помогает, — сказал он и одним глотком выпил содержимое своего бокала.
Мои глаза с привычной наблюдательностью продолжали фиксировать различные детали. При ярком свете я поняла, что мужчина гораздо старше, чем мне показалось сначала, что пальцы его рук изящны и хорошей формы, на мизинце кольцо с печаткой, на руке часы в слегка продолговатом корпусе. Мужчина то и дело бросал на них взгляд. В его движениях чувствовалась некоторая нервозность. Позже я узнала, что порой он превращается в комок нервов, а этот постоянный взгляд на часы — привычка жить по расписанию и желание уложиться в определенную заданную схему.
В свою очередь я почувствовала, что он тоже разглядывает меня. Затем мой спутник сказал:
— Вероятно, вы очень любите балет, раз пришли сюда одна. Люди, которые приходят в театр, чтобы отдать дань общественным традициям или просто из-за того, что им скучно и нечем заняться, обычно приводят с собой приятелей и перешептываются в течение всего представления.
Я улыбнулась в ответ:
— Вполне с вами согласна. Я люблю балет. Я смотрела «Лебединое озеро» раз десять. Это мой любимый спектакль. И еще «Жизель».
— И мой тоже, — кивнул он. — Но я бизнесмен, а значит — раб времени, а поэтому мне не так часто удается прийти на спектакль. Обычно хожу в воскресенье, когда начинается сезон, и если я, конечно, в городе. Однако если я хочу услышать свою любимую музыку, то вполне способен на подвиги.
— И какая же ваша любимая?..
— Ну, например, Девятая соната Бетховена, фортепианные концерты Брамса. Особенно номер два, — сказал он после паузы.
Я прикусила губу. Он назвал то, что и мне очень нравилось. Я сказала ему об этом. Бетховен — мое давнишнее пристрастие, а в последнее время я стала часто слушать Брамса и, надо признаться, очень полюбила его музыку. О да, я знала, что такое Концерт номер два. Изящество, страсть, волшебство! Я поймала себя на мысли, что слишком красноречиво говорю о музыке с этим мужчиной, которого совершенно не знаю. Такого со мной не случалось раньше.
Он слушал меня внимательно и, я бы сказала, с интересом. Потом мы стали обсуждать то, что нам больше всего нравилось в музыке этих двух великих композиторов. Мужчина вдруг заговорил с энтузиазмом, почти не спорил, больше соглашался. Удивительно, но наши вкусы, пристрастия в музыке, ощущения, вызываемые ею, оказались очень похожими.
Прозвенел звонок. Мой спутник погасил сигарету, и мы вернулись в зал. Я вдруг почувствовала, что мужчина смотрит на меня с интересом, в его взгляде чувствовалось нечто сродни любопытству.
— Похоже, мы одинаково смотрим на эти вещи. Очень вдохновляет. Не позволите ли вы узнать, как вас зовут?
— Браун, — ответила я. — Розалинда Браун.
Он осторожно скосил взгляд на мою левую руку, но я заметила это и засмеялась:
— Мисс Браун.
— Очень приятно, мисс Браун, — торжественно сказал он. — Позвольте и мне представиться. Меня зовут Ричард Коррингтон-Эш.
Когда мы вернулись на свои места, мне вдруг стало неожиданно легко, казалось, мы старые друзья и можем с легкостью обмениваться впечатлениями от музыки, танца, изучать вместе программку… И еще меня вдруг посетило непонятное, незнакомое раньше, но в то же время очень приятное чувство внутренней свободы. Я могла быть сама собой, не нужно было притворяться, можно было говорить все, что испытываешь на самом деле, и знать, что твои ощущения поймут. Никогда еще я не получала большего удовольствия от «Лебединого озера».
И еще меня теперь не покидало странное, почти физическое ощущение близости с этим мужчиной.
В «Лебедином озере» есть место, которое невольно, сколько бы раз я это ни смотрела, вызывает у меня на глазах слезы, к горлу подступает комок. Это когда Одетта смотрит в окно и видит, как Принц танцует с ведьмой, принявшей облик Одетты. Я смотрела на сцену и ощущала, что это у меня самой бьются мои белые крылья о стекло. Это я звала моего Принца оглянуться, узнать меня.
Ричард посмотрел на меня в этот момент и увидел слезы на ресницах, на коленях — крепко сжатые руки, на лице — такое молчаливое горе, словно это я сама потеряла своего любимого, сама сошла с ума. Он был потрясен и позже сказал, что на меня в ту минуту было невозможно смотреть. Тогда же он взял и накрыл своей ладонью мои руки, чуть сжал, словно хотел сказать, что понимает мои эмоции, что так же чувствует, как и я.
— Я, честно говоря, был потрясен, — говорил он уже потом, когда мы вспоминали тот вечер в театре. — Я тогда понял, как ты сильно можешь чувствовать… какое у тебя нежное сердце… как ты не похожа на Марион, которая зевает рядом со мной. Я почувствовал, что меня так сильно тянет к тебе, как ни к одной женщине в моей жизни. И как бы то ни было, я просто не мог не дотронуться до твоей руки в тот момент.
Когда я почувствовала его сильные, нервные пальцы на своей кисти, то вдруг поняла, что не могу шевелиться. Мое сердце как-то странно редко и глухо стучало в груди, непонятные, незнакомые эмоции переполняли все мое существо. Слезинки высохли. Чувство острой боли отступило, но ком в горле стоял по-прежнему. Мои губы чуть приоткрылись, казалось, мне просто не хватает воздуха, чтобы дышать. Это было похоже на транс, магию, гипноз.
Он молчал. Я тоже. Нам не хотелось разговаривать. Казалось, стоит заговорить, и сразу же исчезнет та загадочная пелена очарования, которая окутала нас обоих.
Наконец последние такты музыки смолкли и занавес опустился. Включили свет, и раздался гром аплодисментов. Я повернула голову и встретилась глазами с Ричардом. Глубокий, теплый, дружеский взгляд. Я не чувствовала ни смущения, ни неловкости за то, что только что плакала, а он держал мои руки в своих. В этот момент я поняла, что с нами случилось нечто особенное, что вспыхнуло пламя, которое уже никогда не погаснет.
Мы оба улыбались. Мое лицо горело. Но я вдруг снова почувствовала себя неловкой и какой-то неуклюжей. Снова заползла в свою старую раковину. Сделалась прежней Розалиндой.
Мы стали медленно спускаться вниз по ступеням. С Ричардом поздоровалась семейная пара, потом еще двое мужчин, он кивнул им в ответ. Выйдя из дверей театра, мы заговорили уже о более прозаических вещах. Наступила ночь, дул пронизывающий насквозь холодом ветер, неся в каждом порыве тяжелые снежные хлопья. Весь тротуар представлял собой грязное месиво. Люди садились кто в такси, кто в собственные машины. Я повернулась к своему спутнику.
— Что ж, — сказала я. — Мне пора, я на автобусную остановку… Прощайте и спокойной вам ночи.
Он жестом остановил меня.
— Где вы живете? — спросил он.
— На Уимпол-стрит, — ответила я.
Ричард задумчиво посмотрел на меня:
— Среди врачей и медсестер? Да? — Его губы сложились в быструю улыбку фавна, которую я так часто видела потом на его лице. В противовес чуть приподнятым уголкам губ его рот по-прежнему хранил печать серьезности и печали.
— Я работаю личным секретарем мистера Диксон-Рода.
— Боже милостивый! — воскликнул Ричард. — Не того ли самого великого окулиста?
Я кивнула. Ричард добавил:
— Как тесен мир. Кажется, моя старая тетя Оливия заказывала у него очки… Совсем недавно мы говорили об этом за столом. Я и сам собирался к нему в ближайшее время, так как у меня начали побаливать глаза. Похоже, и мне пора приобрести очки.
Я снова взглянула в его темные глаза:
— Я помню мисс Эш. Она наш постоянный клиент. Кажется, у нее еще такая трость из черного дерева.
— Да, да, и она очень напоминает ведьму. В старые времена ее, без сомнения, давно бы сожгли на костре, — проговорил Ричард и громко расхохотался. — Это она, тетя Оливия. И палка… Я помню эту палку еще со времен своего детства. Она всегда трясла ею перед своими племянниками и племянницами, если те расходились не на шутку.
Мне хотелось слушать еще и еще про эту старую тетку-ведьму. Мне просто хотелось его слушать. Мне нравился его голос… С ним было так просто, так естественно… Я надела перчатки, становилось холодно.
— Мне нужно домой, — сказала я.
Вдруг Ричард сказал:
— Послушайте, сейчас, конечно, поздно… Но я такой голодный, да, думаю, и вы проголодались. Почему бы нам не заглянуть в «Савой грил»? Это здесь рядом.
Я уже открыла рот, чтобы сказать: «Спасибо, нет, я не голодна». Но не сделала этого. Мне совсем не хотелось расставаться с этим мужчиной Ричардом Коррингтон-Эшем.
Увидев, что я колеблюсь, он еще раз предложил пойти с ним:
— Пожалуйста, пойдемте. Мне это доставит удовольствие.
Я нервно рассмеялась:
— Но, собственно говоря, мы ведь совершенно не знаем друг друга…
— Как это — не знаем! — воскликнул он. — Ведь моя тетя заказывала очки у Диксон-Рода. Это весьма важное обстоятельство.
Я снова рассмеялась и посмотрела в его глаза. В них плясали озорные огоньки.
— Вы очень любезны, но…