После его предупреждения Наташа всегда была готова, а иногда даже сама приставала с «сексуальными домогательствами». Так что и в этом плане семейная жизнь себя оправдала. Их любовные игры не напоминали пресный супружеский секс, может потому, что Димка не жил с ними постоянно, и вся огромная квартира была в их распоряжении?
За этот год Борис еще больше привязался к крестнику, и сам мальчишка все чаще стал называть его папой-Борей. Учась в четвертом классе, Димка уже хорошо играл на пианино и скрипке. В те выходные, когда он был у них, Пахомов старался проводить время с семьей. Вместе выезжали на дачу, или просто гуляли городу. Зачастую заходили в какой-нибудь ресторан – Димке нравились обеды в праздничной обстановке.
С апреля месяца за ними неотлучно следовал охранник Юра. Новоселов настаивал на телохранителе, и пришлось подчиниться. Пахомов сам выбрал этого парня из ребят Шивы. Юра умел быть незаметным, невозмутимо вел машину, не лез с разговорами. Когда семья гуляла, шел в десяти шагах позади. Была от него еще одна польза: Пахомов вновь увлекся карате. Как-то раз на даче, увидев ранним утром, как тренируется охранник, Боря присоединился к нему, и с тех пор стал регулярно заниматься.
«Да, можно сказать, я счастлив, как никогда, – думал Боря, – хорошая жена, хороший дом, что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?»
Не хватает ребенка. Он несколько раз заводил с Наташей шутливые разговоры на эту тему, пока не понял, что, похоже, она просто боится растолстеть и на некоторое время потерять в его глазах привлекательность.
– Ты что, серьезно? Дурочка! – он ласково прижал ее к себе. – Да мне твое кругленькое пузико будет дороже самой тонкой талии. Приходя домой, я буду первым делом прижиматься к твоему животику, и слушать, как наш ребенок бьет ножками, приветствуя папу.
– Дети по заказу не шевелятся, только иногда, и всегда неожиданно, – хмыкнула Наташа.
– Мне уже сорок два…
Боря сказал это так грустно, что Наташа поспешила его утешить.
– Будет тебе ребенок! Сниму спиральку, потерпим несколько месяцев, проверюсь, и можно начинать строгать твою снегурочку.
– Значит, мне нужно поститься и копить силы? – сделал вывод Боря.
– Ну, уж нет! Напротив, нам следует проводить регулярные тренировки, а то вдруг не получится! – рассмеялась она.
– Это у меня-то не получится? – и он тут же набросился на жену, доказывая, что способен на многое…
«Не исключено, что следующий Новый год Наташа будет встречать уже беременная», – подумал Боря и обнял жену покрепче.
– Ты что? – подняла она глаза.
– Я тебя люблю, – прошептал он то, о чем думал.
– И я тебя.
– Поднимемся в спальню?
– Скоро одиннадцать, мальчишки могут со двора вернуться…
– А мы по-быстрому. Андрюха с Людкой, если что, прикроют.
И подмигнув другу, Пахомов потащил жену наверх.
Глава 24
Днем Пахомов собирался в Москву, и Наташа специально задержалась дома, чтобы проводить его.
Они завтракали на кухне. Тихо бубнил телевизор, передавали новости. Кушая, они вполуха прислушивались.
«…Петербург в очередной раз подтвердил звание криминальной столицы России. Двадцатого ноября в городе совершено очередное заказное убийство…»
– Опять кого-то грохнули, – Боря прибавил звук.
«Час назад на улице Седова взорвался автомобиль крупного бизнесмена Андрея Свиридова. Вместе с ним в автомобиле находились жена и сын. Женщина и мальчик погибли на месте. Свиридов, получивший множественные ранения, умер по дороге в больницу».
В ужасе Наташа завопила:
– Нет!!!
Окаменевший Пахомов не отрывал от экрана глаз. Вокруг искореженной машины мельтешили люди, ничего толком не было видно. Вскоре пошел другой сюжет.
Наталья рыдала и била кулаком по столу:
– Людка!.. Людка!.. Она же на седьмом месяце, сегодня с утра как раз в консультацию собиралась…
Боря смотрел на жену невидящими глазами и даже не пытался ее успокоить.
«Андрюха, единственный друг, такого больше не будет… Почему? – метались в голове мысли. – Надо Валере позвонить… Москва отменяется… Какая, к черту, Москва, когда Андрюха…»
Открылась дверь в комнату охранника. Юра стоял на пороге, его телевизор показывал ту же программу.
Пахомов обернулся:
– Слышал?
Тот кивнул.
– Последи за Натальей, мне надо связаться с Новоселовым.
Когда он вернулся из кабинета, жена все так же рыдала. Он подошел, погладил ее по голове, поцеловал в макушку, попытался прижать к себе, но она вырвалась и с ненавистью выкрикнула ему в лицо:
– Это ты! Ты их угробил!.. Все тебе было мало!.. Больше надо было заграбастать! Везде надо было быть первым, во всем добиться успеха!.. Добился?.. Это твой успех?.. Ты Андрюху всю жизнь за собой тащил… ты сам его подставил!
– Прекрати истерику! – кривясь, будто от зубной боли, попросил Пахомов.
– А Людка, Людка-то при чем?.. А Кирюшка?..
И она снова рухнула головой на скрещенные на столе руки и зарыдала. Боря налил в стакан воды, заставил ее выпить и потащил в ванную.
– Умойся, я сейчас валерьянки тебе накапаю.
Он вернулся через пару минут с рюмкой и сигаретой. Наташа сидела на ванне, скрючившись, зареванная, бледная.
– На, выпей, покури.
Она отвела его руку.
– Я в туалет.
Боря механически закурил и присел. Сердце будто сдавило ледяной рукой, а в голове крутилась всего одна мысль: кто заказал? Неужели из-за того, что они влезли в лесной бизнес? Кому именно перешли дорогу?..
Он и не заметил, как выкурил вторую сигарету. Наташа все не выходила. Он подошел к туалету, постучал.
– Наташ, как ты там? Выходи.
Дверь открылась, и она, бледная, как бумага, держась за косяк, еле слышно прошептала:
– У меня выкидыш…
Пахомов замер, но уже через пару секунд подхватил ее на руки и побежал в спальню, крикнув по пути:
– Юра, машину, срочно! Нашу не бери, такси, или кого-нибудь поймай!
Он лихорадочно оделся, схватил дубленку жены, прямо в кровати натянул ей сапоги.
– Ты почему молчала?
– Второй месяц всего…
– О господи! Ну, за что?..
Когда, с Наташей на руках, Пахомов выходил из квартиры, в глазах у него стояли слезы.
Она пролежала в Снегиревке чуть больше недели.
Борис приходил каждый день, приносил фрукты, соки. Садился рядом и молчал. Она тоже молчала. Истерик больше не было.
Врач говорил, что лишь дважды видел ее заплаканной. Принесенный в палату телевизор она не смотрела, ничего не читала, целыми днями лежала, молча уставившись в потолок или в стену.
Ольга Павловна навещала ее ежедневно, один раз привезла Димку, но и с ними Наташа не разговаривала.
Хоронили Свиридовых на пятый день после гибели. У Пахомова не было сил заниматься подготовкой траурной церемонии, все организовал Новоселов. Маленькая церковь на Серафимовском кладбище еле вместила всех желающих присутствовать на отпевании.
Единственной близкой родственницей погибших оказалась мать Людмилы, Раиса Семеновна. Родители Андрея умерли один за другим несколько лет назад, его первая жена с новым мужем и матерью полгода как эмигрировали в Америку. Боря едва нашел в себе силы выразить соболезнование стоящей у гроба Людмилы безутешной женщине. Она кивала сквозь слезы всем, кто подходил и, кажется, не узнала Пахомова. Сам он с каменным лицом принимал соболезнования от многих знакомых, пришедших проводить Андрея в последний путь.
Когда два больших гроба и один маленький опустили в могилы и начали засыпать землей, он не выдержал, отошел на несколько шагов от собравшихся, и заплакал.
Рядом послышался голос тещи:
– Горе-то какое, Боренька! Все трое в одной могиле, даже тринадцатилетний мальчик…
Она осторожно погладила его по руке. Он резко обернулся и, глядя в пространство мутными от горя глазами, отчетливо выговорил:
– На его месте должен был быть я…
– Боренька, ну что вы! – испугалась Ольга Павловна.
Он стоял, как каменный. Немного подождав, теща протянула ему платок.
– Пойдемте, Боря, надо попрощаться, неудобно…
Выписавшись из больницы, Наташа сразу попросила отвезти ее на кладбище.
Шел снег. Они купили у притоптывающей от холода старушки все ее цветы и двинулись по центральной аллее. Наташа уцепилась за локоть мужа, шаги ее становились все медленнее.
– Тебе плохо? – с тревогой спросил он.
– Мне страшно. Страшно увидеть ее могилу…
Свежие обложенные еловыми ветками холмики уже припорошило снегом. Возле трех деревянных крестов стояли фотографии, обернутые в целлофан, громоздились венки.
– Мы сделаем один большой памятник, как только земля осядет, – сказал Борис, собирая замерзшие цветы и кладя свежие.
– А им-то не все равно? – устало спросила Наташа, вытирая слезы и присаживаясь на простую деревянную скамью.
– Родная, не заводись снова.
Они посидели молча несколько минут, затем Наталья встала, смахнула снег с фотографии подруги, прошептала: «Прощай, Людка» и направилась к выходу с кладбища.
Дома она сразу прошла на кухню. Борис хмуро смотрел, как жена достает из холодильника водку и режет хлеб.
– Поминать будешь? – спросила она. – Я еще не поминала.
Боря наполнил рюмки, они выпили, не чокаясь и ничего не говоря. Пахомов закусил хлебом, Наташа не закусывала. Выкурив сигарету, сама налила по второй.
– Земля им пухом…
Она опрокинула водку в рот, отломила корочку хлеба, пожевала.
– Напиться решила? Давай вместе.
Они опустошили бутылку за каких-нибудь двадцать минут. Вместо закуски курили. Пахомова водка не брала, только глаза кровью налились, а Наташа быстро опьянела. Слезы катились по щекам, изредка всхлипывая, она смахивала их ладошкой.
– Мы с Людкой двадцать лет вместе, с пятого класса, у меня подруг больше нет, одна она!..
– У меня тоже только Андрей был, остальные так, приятели.
– Милиция выяснила, кто машину взорвал?
– Исполнителей вряд ли найдут, а вот кто заказчик, мы и без ментов вычислили. Некому просто больше, но ведь не докажешь!