Затем она спрашивает.
– Могу я задать тебе личный вопрос?
Я медлю. Я знаю, что она спросит.
– Конечно.
– Почему ты все время носишь толстовки?
Мне приходится преодолеть немедленное желание забиться в свою раковину.
Спрятаться.
– Это... долгий и сложный ответ.
Она какое-то время молчит, затем делает предположение.
– Ты слишком волосат?
Это так неожиданно, что я смеюсь.
– Нет.
Она еще какое-то мгновение раздумывает.
– Киборг?
Мне нравится, что она легко к этому относится.
– Теперь, когда ты узнала, мне, вероятно, придется тебя убить.
Она улыбается, но ее голос становится серьезным.
– Шрамы?
Я медлю. Это ближе к истине.
– Не совсем.
– Не совсем?
– Ну. – Я делаю паузу, когда напряжение снова сковывает мне плечи. Мысли о моих
шрамах заставляют меня думать о моем отце. Я подтягиваю колени к груди и кладу на них
одну руку. Другой рукой я продолжаю зарываться в шерсть собаки. – Некоторые шрамы. У
меня... было трудное детство. Но я не поэтому их ношу.
Я ожидаю, что она станет расспрашивать, потому что она знает о письме – но она
не настаивает. Она скрещивает ноги и откидывается назад.
– Ладно. Твоя очередь.
Я хмурюсь.
– Моя очередь?
– Для личного вопроса.
Она напоминает мне Деклана. Немного. В хорошем смысле.
– Почему ты плакала?
Она медлит.
– Это... долгий и сложный ответ.
Я этого заслуживаю. Я вздыхаю и вглядываюсь в ночь.
Рядом со мной, она делает то же самое.
– Твоя очередь, – говорю я тихо.
Пару мгновений она молчит.
– Твой отец – причина твоего трудного детства?
– Да.
– Он присылал тебе другие письма?
Я сглатываю.
– Эмейл.
– Э мейл?
– Я написал ему. – Я делаю паузу. – Написал, чтобы он оставил меня в покое. И он
ответил.
– Из-за него ты носишь толстовки?
– Да. – Мое напряжение становится на одну ступень выше, пальцы крепко
стискивают колени.
Но затем она говорит:
– Разве тебе все время не жарко?
Я выдыхаю.
– Иногда.
– А сейчас жарко?
– Немного.
Я бегал, пока ее собака не нашла меня, и это было после того, как я целый час
атаковал тяжелый мешок.
– Можешь снять, – говорит она. – Твоего отца сейчас здесь нет.
Ее голос такой прагматичный. Это не испытание. Это лишь кажется испытанием в
моем сознании.
Под толстовкой на мне надета спортивная футболка с длинными рукавами, так что
проблем не возникнет. Она ничего не увидит.
Я думаю о том чувстве в подвале, когда был уверен, что Мэтью наблюдает за мной.
Прямо сейчас, в этой толстовке, я чувствую себя трусом. Мне кажется, что я
прячусь.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Я действительно прячусь.
– Я не хотела давить на тебя, – тихо говорит Эмма.
– Ты не давила.
Но давила. Вроде бы.
И это нелепо. Мы говорим о свитере.
Я хватаю край толстовки и тяну его через голову.
– Вау. – Резко выдыхает она.
Я замираю. Толстовка падает на землю смятой кучей рядом со мной.
Эмма пялится на меня. Ее глаза с тем же успехом могли бы быть лазерными
лучами, настолько силен их взгляд.
– Рев... я не...
– Перестань, – говорю я. Должно быть, моя футболка задралась вместе с
толстовкой. Должно быть, она увидела парочку отметин, которые оставил мой отец. Это
было такой ошибкой. Я такой тупица.
Я тяну за рукава, но футболка обтягивающая и уже висит у меня на запястьях.
– Пожалуйста. Перестань.
– Прости. – У Эммы прерывистый голос, и она отворачивается в сторону улицы. –
Прости.
Напряжение вцепилось когтями мне в плечи.
–
Что
ты
видела?
– Ничего.
– Ты что-то видела. – Мой голос хриплый, злой и напуганный, и во всем этом нет
ни капли ее вины, но она здесь, а я чувствую себя разоблаченным и все складывается
совсем не так, как я планировал. – Ты сказала «вау».
– Эй, – тихо произносит Эмма. – Рев. Я ничего не видела.
Воспоминания об отце вспыхивают у меня в сознании, так быстро, что я не могу
подавить ни одно из них. Это не имеет значения – ни одно из них не хорошее. Мои пальцы
сжимаются вокруг живота. Я до смерти боюсь, что она дотронется до меня, и я наброшусь
на нее и причиню ей боль.
– Не трогай меня, – выдавливаю я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Не...
тебе лучше вернуться домой.
Эмма ерзает в траве, будто бы отодвигаясь. Хорошо. Я могу вдохнуть.
Затем она говорит, прямо передо мной.
– Эй. Открой глаза. Посмотри на меня.
Не помню, чтобы я закрывал глаза, но, должно быть, закрыл. Я подчиняюсь.
Она стоит на коленях в траве, протягивая мне толстовку.
– Я ничего не видела, – повторяет она. – Правда.
Я сглатываю.
– Все нормально. Я в порядке.
Все не нормально. И я не в порядке. Я все еще не могу пошевелиться.
– Ладно. Слушай. Не знаю, что, как ты думаешь, я видела, – быстро говорит Эмма.
– И я не могу поверить, что признаю это вслух. Но я сказала «вау», потому что у тебя
потрясающее тело.
Мои мысли замирают.
Мир перестает вращаться.
Она продолжает бормотать.
– Я всегда видела тебя только в широких толстовках. Я не была готова к... – Она
указывает. – Этому.
Я хмурюсь.
– Ты меня оскорбляешь?
– Ты шутишь? Глядя на тебя, я была бы последней идиоткой, чтобы тебя
оскорблять. Ты что, никогда не смотрелся в зеркало?
Я вздрагиваю.
– Перестань.
– Это все равно, что наблюдать, как Кларк Кент превращается в Супермена.
– Эй. – Мои челюсти стиснуты, заставляя мой голос звучать резко. – Перестань.
Она отклоняется назад. Несколько прядей выбились из ее косы и свисают на лицо.
Она нетерпеливо сдувает их.
– Я не смеюсь над тобой, Рев.
Я чувствую себя таким дураком. Я смотрю на смятую толстовку. Не знаю, что
сказать.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Глаза горят, и мне приходится затаить дыхание. Пальцы впиваются в джинсовую
ткань.
Эмма ерзает, пока не садится со скрещенными ногами.
– Моя очередь.
Это возвращает меня на землю. Мой голос – едва слышный шепот.
– Твоя очередь.
– Я тоже получаю сообщения, – говорит она тихо. – Не от моего отца. От какого-то
придурка в компьютерной игре. Он не угрожает мне, но... они не хорошие.
Я замираю.
– Я его не знаю, – продолжает Эмма мягким и глухим голосом. – И знаю, что это
звучит глупо. Но это привычное дело в онлайн – играх. Кажется, девушки всегда
становятся мишенью. Так что он думает, что может присылать мне сообщения, в которых
говорится о...
Ее голос обрывается. Ночь такая тихая, что я могу слышать шум машин вдалеке.
– О чем? – спрашиваю я.
– Я не могу. – Голос Эммы срывается, и я поднимаю голову.
Ее глаза блестят от слез, но она не плачет.
– Можешь мне сказать, – говорю я осторожно. Я возвращаю ее собственные слова.
– Его сейчас здесь нет.
На мгновение, я сомневаюсь, что она ответит, но затем Эмма достает мобильник из
кармана джинс и проводит пальцами по экрану.
Затем разворачивает его, чтобы показать мне.
«Я могу делать это весь день, крошка. Скажи мне, ты готова отсосать?»
Слова бьют меня, словно кулаком под дых, так что не могу представить, как они
влияют на нее. Любые тревоги о себе тут же растворяются в воздухе.
– Эмма... это от кого-то из игры?
– Есть еще. – Она тянется к экрану и пролистывает. – Это вчерашнее.
«Отсоси.
И это то, что я скажу тебе, когда найду тебя и засуну его тебе в ротовое
отверстие.»
Гнев подавляет мой собственный страх.
– Сколько таких сообщений ты получила?
– Это ничего не значит. Это всего лишь какой-то придурок, у которого слишком
много свободного времени.
– Эмма... это угрозы...
– Вовсе нет. Он меня не знает. Он ничего обо мне не знает. Всего лишь тупица с
электронной почтой. – Несмотря на ее слова, в ее глазах блестят слезы. – Глупо, правда?
– Нет, не глупо. – Хотел бы я иметь платок, чтобы дать ей. – Это... ужасно.
– Нет. – Громкий всхлип. – Это обычное дело. Это все время происходит. Он всего
лишь тролль. Я не должна так огорчаться.
– Эмма... это серьезное дело.
– Нет. – Она трет лицо. – Правда. Это ерунда. Ты проходишь через
посттравматический синдром или вроде того, а я реву из-за какого-то тупого тролля.
Я вздрагиваю.
– Это не соревнование.
– Нет! Это не то, что я имела в виду. – Она выпрямляется. – Я не думала, что моя
просьба снять свитер обернется... этим.
– Думаю, тебе можно плакать из-за тупого тролля, если я слетаю с катушек из-за
дурацкого свитера.
Я провожу рукой по волосам. Я чувствую себя вывернутым наизнанку.
Эмма встречается со мной взглядом.
– Это гораздо больше, чем просто свитер.
– Ну. – Я натягиваю толстовку через голову и продеваю руки в рукава. – А я думаю, что это гораздо больше, чем просто игра.
Она сглатывает.
– Ты прав.
– Ты тоже.
Мы сидим в темноте, смотря друг на друга. Испытывая друг друга, ничем не
рискуя.
Мой мобильник гудит, и я выуживаю его из кармана. Кристин.
Мама: Просто проверяю, как ты.
Я опускаю его обратно в карман.
– Моя мама.