Алекс сжал бокал с напитком, а другой рукой вцепился в поручни, когда его желудок сжался.
Он ненавидел плавать. Ни самая дорогая система стабилизации, ни пастилки от укачивания не могли спасти его от тошноты. Смешно. Его семья владела многомиллионной яхтой, на которую он за все десять лет ни разу не поднялся.
Уилл и Эдриен организовали ужин на палубе. Он не мог избежать этой поездки, особенно когда увидел восторг на лице Гвен, узнавшей об их планах. Теоретически это была милая романтическая затея.
Алекс проглотил две таблетки против укачивания в надежде, что ужин останется при нем. Свешиваться с перил в приступе рвоты убило бы настроение кому угодно.
На ужин были поданы запеченные моллюски. И Алекс почти забыл, где он находится, наслаждаясь отлично приготовленными морепродуктами и тушеными овощами.
К счастью, ветер стих, и вода была спокойной. На небе светила полная луна. Но каждый раз, когда набегала волна, Алекс сожалел о съеденном на десерт шоколадном пироге.
После ужина они отправились в плавание по заливу, чтобы насладиться фейерверками. Палуба была украшена цветными огнями, и повсюду играла музыка. Казалось, что все счастливы. Его друзья проводили время, смеясь, болтая, потягивая напитки и любуясь водной гладью и береговыми огнями.
Алекс попросил имбирного эля и почти сразу после десерта отделился от толпы. Он нашел себе тихий уголок, где можно было спокойно вздохнуть и подождать, пока внутри уляжется ужин. Если ему станет плохо, никто этого не увидит. Никто не знал, что у него морская болезнь, а Алекс не хотел распространяться об этом.
Ветер трепал его волосы, мгновенное покачивание лодки заставило его желудок сжаться, и Алекс замер в холодном поту.
– Ты ходишь с этим напитком уже час, – сказала Гвен, подходя к нему.
Черт. Когда тебя тошнит, это плохо, но когда при этом рядом Гвен, – еще хуже.
– Мне не очень хочется пить сегодня. Слишком много времени провел на солнце, наверное.
Гвен, прищурившись, с любопытством рассматривала Алекса.
– Ты немного позеленел.
– Я в порядке.
– Алекс, я медсестра, помнишь? Меня не проведешь. Тебя укачивает?
Он сжал зубы и кивнул. Прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, яхту снова качнуло, и его борьба с собой закончилась. Добежав до бортика, где его не могла видеть Гвен, он вернул ужин морю. Когда приступ прошел, он прополоскал рот элем.
Чувствуя себя в сотню раз лучше, он закрыл глаза и прислонился лбом к холодным поручням.
Гвен молчала, но по ее аромату он понял, когда она подошла к нему. К его шее прижалось что-то мягкое и холодное.
– Влажное полотенце должно помочь. И возьми это.
Алекс открыл глаза и увидел мятные конфетки в ее руке. Он развернул одну и, положив в рот, ощутил, как мятный вкус успокаивает его желудок.
– Теперь лучше?
– Да, ты отличная медсестра.
Гвен потрепала его по плечу, а потом оперлась на поручни.
– Луна сегодня очень красивая.
Алекс посмотрел на Гвен: в лунном свете ее кожа будто светилась. Ее темно-бордовое платье было коротким и привлекательным. Поясок над талией подчеркивал ее округлый живот. На ней были туфли на невысоком каблуке, так что мягкие округлости в треугольном вырезе стали еще ближе к нему.
– Ты сегодня тоже красивая.
– Спасибо, – ответила она и чуть сморщилась, будто ей стало неуютно от таких комплиментов.
Алекс никогда не понимал, почему женщины с трудом принимают комплименты. Общаясь с женщинами, он всегда говорил то, что думал. Он любил женщин. Любил смотреть, как они улыбаются, слушать их смех, видеть их румянец… Он делал все возможное, чтобы получить от женщин лучшее, что в них есть. Если это делало его волшебником, значит, остальные мужчины – лентяи.
– Может, ты хочешь что-то другое? Содовой?
– У меня уже есть эль, спасибо. К тому же, если ты пойдешь за напитком для меня, это привлечет внимание. Ты сказала, что я слишком открыто себя веду, а как все воспримут наше исчезновение?
– Не важно. Нас вычислили.
– Эдриен?
– Кажется, мы не годимся в ниндзя и шпионы.
– Рухнули мои планы на пенсию, – вздохнул Алекс, снимая полотенце с шеи и выкидывая его в корзину. Он облокотился на поручни, чтобы стать такого же роста, как и Гвен. – И что она сказала?
– Не так много, как я ожидала. В основном она посоветовала не влюбляться в тебя.
– Мудро. Сложно любить кого-то, кто не хочет отношений.
– Это правда? Что ты не хочешь отношений. Или просто удобное извинение?
Алекс нахмурился и фыркнул:
– И каков ваш диагноз, сестра Райт?
– Сложно сказать, ведь я не знаю ни как ты рос, ни что испытал. Эдриен сказала, что ты будто бежишь от чего-то, и я с этим согласна. Может, от близости? Ты решил, что лучше вести себя так, словно ты слишком крут для отношений, а на самом деле ты пытаешься избежать возможной боли.
– Кажется, это слишком категоричное заявление для того, кто вроде бы и не знает меня.
– Это кажется правдой. Ты делаешь все, чтобы женщина не стала для тебя значимой. Короткие или единичные встречи, дорогие, но бессмысленные подарки, постоянные разъезды, каждый раз новые женщины… Мне становится интересно.
– Интересно что?
– Кто так сильно обидел тебя или отказал тебе, что ты отказываешься даже попробовать.
Алекс безуспешно попытался сглотнуть комок в горле и сделал глоток эля. Но это не помогло. Он и не думал, что его так легко раскрыть. Может, это ясно только Гвен? Она видит вещи, которые другие люди даже не замечают.
Только что она сказала ему то, чем никто в его жизни не интересовался.
– Я не верю в любовь.
– Иногда я тоже не верю. Что тебя в этом убедило?
– Я никогда не видел, чтобы любовь длилась дольше, чем желание секса. Когда оно проходит, ты видишь, что наделала глупостей: вышла замуж или забеременела и оказалась с кем-то, кто тебе особо и не нравится.
– Как твои родители?
Уголки его губ дрогнули в улыбке. Догадливая девчонка.
– Они ближайший пример того, как работают отношения. А скорее, как не работают. Они всегда были несчастливы, но делали вид, что все в порядке. Они редко спят вместе. Мой отец погрузился в работу. В детстве я видел его лишь тогда, когда он мне что-нибудь покупал. Мать использовала меня, чтобы получить то, что, как ей казалось, она хочет, а потом стыдила меня, что я поломал ей жизнь. Они улыбаются в камеру на семейных праздниках – и только. Это не вызывает желание заводить семью.
– Мои родители не женились. Отец сбежал еще до того, как беременность мамы стала очевидной. С тех пор она любыми силами пыталась заполучить мужчину. Это было ей важнее, чем я. Она окончательно запуталась в жизни. И мне совсем не хотелось быть похожей на нее. Я всегда встречалась с парнями, которые недолго задерживались возле меня. Я даже не успевала привязаться к ним. – Гвен криво ухмыльнулась и посмотрела на океан. – Но последнее время мне кажется, что я что-то упускаю в жизни. Будто я единственная девочка в школе, которая не верит в Санту и поэтому не получает подарки. Может, ради Фасолинки я должна верить. Я хочу, чтобы счастливые семьи и любовь существовали. Потому что я хочу этого для нее. Неужели это странно?
– Нет. Люди хотят лучшего для своих детей. По крайней мере, должны. Другое дело, когда детей заводят для чего-то. Хотя моя мать не признается в этом, но отец рассказал мне: она забеременела специально, чтобы он женился на ней. Конечно, это пошло ей на пользу. – В голосе Алекса проскользнул горький сарказм.
– Ты боишься, что кто-то поступит так с тобой? Поймает тебя в ловушку с ребенком? Хорошая причина, чтобы быть фанатом презервативов.
Алекс слышал много вещей, но так его называли впервые.
– Думаю, можно и так сказать. Людям сложно это понять, но, когда о твоих деньгах говорят на страницах журналов и газет, чувствуешь себя мишенью. Для конкурентов, мошенников и жадных до денег людей. Я не верю, что женщины искренны со мной. Они все чего-то от меня хотят. Кроме, пожалуй, тебя.
Гвен смущенно повернулась к нему:
– Я должна чувствовать себя польщенной или нет?
– Должна. Это ставит тебя на первое место среди миллионов женщин в Нью-Йорке. – Алекс замолчал и прислушался. – Слышишь? Это наша песня.
Гвен сморщила нос.
– У нас есть песня?
– Я оскорблен. – Алекс оторвался от перил и обнял Гвен. – Это песня, под которую мы танцевали на церемонии.
Алекс не делал резких движений, чтобы не пробудить тошноту, но нежно держал Гвен и кружил ее по тихой палубе.
Она легко скользила в его объятиях под медленную медитативную музыку. Сначала он подумал, что их разговор окончен, но услышал тихие слова Гвен:
– Так, значит, ты не веришь в любовь или в то, что кто-то полюбит тебя таким, какой ты есть?
– Какая разница. Я не могу изменить себя. Поэтому есть оно или нет, но любовь и семья не для меня.
– Значит, ты совсем не хочешь детей?
В ее глазах читалось разочарование. Алекс не был удивлен. Гвен сказала, что не верит в любовь или брак, но, даже пока они были здесь, он заметил в ней изменения. В ее взгляде была грусть, когда она смотрела на Уилла и Эдриен. И та же грусть была в ней, когда в бистро их приняли за пару.
Ей хотелось этого. Не только ради Фасолинки. Судя по тому, как она смотрела на него, часть Гвен мечтала быть с ним. Кудрявые детишки снова ворвались в его мысли. Неожиданно он почувствовал себя виноватым.
– Не совсем так. Дети не пугают меня. Я лишь думаю, что им не место в семье без любви. А раз я не верю в любовь, дети отпадают сами собой.
– Поэтому ты чуть не проглотил язык, когда увидел, что я беременна?
Алекс клялся себе, что никогда не скажет этого вслух, но слова рвались из его груди. Может, произнеси он их, эмоции поутихнут, а не будут отравлять его изнутри.
– Наоборот. То есть это была дикая смесь удивления, страха и гнева, потому что я думал, что ты скрыла это от меня. Но часть меня…
Гвен прижалась к нему, и ее глаза расширились от ожидания.