— Мою шляпу, пожалуйста. А также плащ и трость, — произнес он самым непринужденным тоном.
Пожалуй, стоит внести ясность в этот вопрос. Майор был человеком крайне низких моральных качеств, но притом весьма высоких материальных запросов, и как раз удовлетворению этих запросов должна была послужить его балтиморская авантюра. Однако, застав Хэпа Дж. Моррисона уже вспахивающим сию тучную ниву, майор понял, что ему тут особо не поживиться.
Хотя нет — ведь еще оставалась девчонка! На обратном пути он всесторонне рассмотрел связанные с этим возможности. А когда он вылез из такси, на крыльце дома его взору предстала зябко трясущаяся фигурка в черной накидке и с таким толстым слоем пудры на лице, что он не сразу узнал в ней свою напарницу.
Открыв ключом дверь, он грубо впихнул мисс Уилли внутрь:
— Что еще за фокусы? Где ты была?
— Гляди! — объявила она, доставая из кармана браслет с изумрудами.
За ним последовали извлеченные из чулка платиновые ручные часы с бриллиантами.
— Только взгляни на это! — гордо пропела она.
— Где ты их стянула?
— На вечеринке в доме неподалеку. Больше я ничего не взяла — клянусь! Из тамошних финтифлюшек только эти две вещи стоили риска.
— Горбатого только могила исправит, — сказал майор. — А теперь слушай. Мы покидаем город немедленно. На том балу нарисовался Хэп Моррисон, так что нам здесь делать уже нечего, лучше попробуем прошерстить Атланту. Где Долли?
— Все еще гуляет со своей компанией. Они так и не догадались, кто подтянул эти вещички.
Майор снял белый шарф, аккуратно сложил его и спрятал в боковой карман.
— Значит, так: быстро собираемся, потом находим девчонку, берем ее и валим отсюда. Найдется чем промочить горло?
— В «комнате дяди Чарли» был джин.
Засим майор Редферн и мисс Уилли устремились наверх.
Долли оставила в этом жутком доме свой чемодан с вещами и весь следующий день в школе терзалась по этому поводу. Еще сильнее ее встревожил вызов в кабинет мисс Терхьюн сразу после первого урока.
— Присаживайся, Долли, — сказала классная дама и наклонилась к ней через письменный стол. — Расскажи, что вчера вечером произошло в доме твоего дяди? Мой племянник молчит как рыба.
— Все, чего я хочу, — это забрать свой чемодан, мисс Терхьюн. Он остался в том доме. А потом я вернусь к Эплтонам. И конечно же, я очень вам признательна за то, что приютили меня прошлой ночью.
Мисс Терхьюн откинулась на спинку кресла:
— Долли, мы только что получили телеграмму от твоего папы. Он скоро прибудет в Балтимор. А до его приезда тебе будет лучше оставаться в моем доме. После уроков я пошлю с тобой Кларка, чтобы забрать из дома твои вещи. И если твой дядя окажется там, передай, что я хотела бы с ним повидаться.
Когда они вдвоем подошли к дому номер 2008, дверь была распахнута настежь, а шторы на окнах фасада подняты. Долли осторожно заглянула в дверной проем и обернулась к Кларку.
— Там внутри трое мужчин. Ну как, заходим?
В ту же минуту к ним по тротуару подкатила тележка, которую толкал посыльный из транспортной конторы.
— Что вы тут высматриваете? — строго спросил он.
— В доме остался мой чемоданчик, — сказала Долли.
— Тогда обратитесь к хозяину.
Они было замялись у дверей, но посыльный буквально впихнул их в холл своей тележкой. Едва они пересекли порог, как один из мужчин сцапал Кларка за шиворот и поволок в направлении двух других — седовласого человека лет пятидесяти, неторопливо снимавшего покров с картины на стене, и мрачнолицего здоровяка с блокнотом в руке.
— Это явно не та парочка, — сказал седовласый. — Да они же просто дети… Что вам здесь нужно?
— Однако они могут работать на тех двоих… — начал здоровяк-детектив, но седовласый уже его не слушал, пристально глядя на Долли.
— Откройте-ка еще одно окно, — сказал он.
Долли встретила его взгляд без опаски, сразу почувствовав, что имеет дело с настоящим джентльменом. А когда в комнате стало светлее, он уверенно произнес:
— Ты — дочь Мортона Хейнса.
— А вы — мой дядя Чарли? — откликнулась Долли.
Мужчина с блокнотом также смотрел на нее изучающе.
— Будьте осторожны, мистер Крейг, — предупредил он, понизив голос.
— Все в порядке, — сказал Чарльз Крейг. — Это моя племянница.
И тут Долли приняла одно из тех молниеносных решений, которые порой втягивали ее в неприятности, но могли сослужить и добрую службу. Она твердо решила никому не рассказывать всю правду о случившемся — никому и никогда.
Заметив, как она отрицательно качнула головой, тем самым сигнализируя о своем решении дяде Чарли, детектив нахмурился.
Однако Чарли Крейг продолжил как ни в чем не бывало:
— Все в порядке. Я готов за нее поручиться — глаза и нос у девчонки отцовские.
— Ну, если вы так уверены, сэр…
— Конечно уверен. Свою родню я ни с кем не спутаю. — Он повернулся к Долли: — Представь нам своего друга.
— Это Кларк Кресуэлл, племянник мисс Грейс Терхьюн.
— В таком случае сомнений больше нет, — сказал мистер Крейг детективу. — Я знаю мисс Терхьюн с той поры, когда в ней было от силы фут росту. Юная леди, здесь вы моя гостья. Я писал твоему отцу, что с радостью приму тебя под свой кров. А где же твой багаж?
— Сейчас прибудет, — не моргнув глазом, солгала она.
Дядя приблизился и взял ее за руку.
— Хотелось бы узнать тебя поближе, — сказал он.
— Вот что мы выяснили, — говорил детектив, обращаясь к мистеру Крейгу. — Этот тип известен как Додо Гилберт, но иногда именует себя лордом Дана, или Джорджем Уиломвилем, или майором Редферном. А его сообщница, известная под прозвищем Птичка, она же Уилли Лукас, не раз попадалась на магазинных кражах.
— Но из моих вещей, кажется, ничего не пропало. Как бы то ни было, я очень рад, что моя племянница не очутилась в этом доме тремя днями ранее!
Их беседу прервал телефонный звонок в глубине холла, а затем послышался голос Долли, снявшей трубку.
— Одну минуту, — сказала она. — Сейчас я позову своего дядю… Вас к телефону, дядя Чарли!
А секунду спустя раздалось:
— Что?! Папа, это ты?! Когда ты приехал?
Повесив трубку после разговора с отцом, она оглядела холл, теперь залитый светом из открытых окон. Кларк не мог знать, что означало это новое сияние, вдруг появившееся во взгляде Долли, хотя все объяснялось просто — наконец-то она была у себя дома.
Согласно расписанию[36]
I
Рене был особенно по душе сентябрьский облик этого старого дома — в оправе из пламенеющих кленов и серебристых берез, с деловито снующими по лужайке запасливыми белками. Громоздкое каркасное строение на окраине университетского городка в 1880-х являлось частным жильем, в 1900-х здесь устроили окружную богадельню, а теперь оно вновь перешло в частное владение. Не многие современные семьи захотели бы жить в таком доме, под стоны допотопного водопровода и без жизнерадостного телефонного треньканья, но Рене — с первого же взгляда на просторную веранду, обращенную к давно одичавшему пятиакровому парку, — сразу полюбил это место, так похожее на дом его детства в Нормандии. Наблюдая за беличьей суетой, Рене вспомнил, что и ему следует завершить кое-какие приготовления к зимнему сезону. Посему, отложив в сторону рабочие чертежи, он взял большой разграфленный лист и еще раз пробежал глазами по пунктам, а затем вышел в холл и крикнул, задрав голову к лестнице на второй этаж:
— Ноэль!
— Да, папа.
— Спустись сюда, cherie.[37]
— Я убираю солдатиков, как ты сказал.
— Это можно сделать потом. А сейчас сбегай к Слокумам и позови сюда мисс Бекки Снайдер. У меня есть разговор к вам обеим.
— А Бекки и так уже здесь, папа. Она принимает ванну.
Рене вздрогнул от неожиданности:
— Принимает ванну?!
Многочисленные трещины и полости в стенах здания создавали превосходную акустику, и теперь к их разговору подключился еще один голос, уже не детский:
— У Слокумов вода течет еле-еле, надо ждать целый день, пока ванна наберется. Вот я и подумала… это же такой пустяк, Рене.
— Пустяк?! — воскликнул он вполголоса.
Ситуация и без того была достаточно пикантной. «Ничего себе пустяк!» Да любой случайный визитер, узнав, что Бекки принимает здесь ванны, неминуемо сделает вывод, что она здесь и ночует. Он представил себе, как путано объясняет миссис Макинтош, супруге декана своего факультета, почему на втором этаже его дома плещется в ванне мисс Бекки Снайдер.
И если здесь, в Америке, его объяснения еще как-то могли сработать, то во Франции он не стал бы даже и пытаться.
Его дочь, Ноэль, спустилась вниз. В свои двенадцать, светловолосая и хрупкая, она очень походила на его покойную жену, и это сходство прежде вызывало у него тревогу. Но со временем она физически окрепла, теперь не уступая в этом плане своим американским сверстницам; после чего отцовские заботы сосредоточились на ее образовании, которое, как он решил, должно быть не хуже, чем у французских девочек.
— Ты не забыла, что завтра начинается учебный год?
— Угу.
— Что это значит?
— Это значит «да, папа».
— Я теперь буду занят больше, чем когда-либо прежде.
— Все из-за этой воды?
— Да, из-за этой воды — только представь, на сколько ванн для Бекки ее хватило бы. У меня даже будет своя маленькая электростанция, построенная Фондом. Вот поэтому я составил особое расписание и попросил секретаршу сделать три копии — для тебя, для меня и для Бекки. Мы приклеим кармашек к обложке твоей математики, чтобы ты хранила в нем свою копию. Будь внимательна, потому что, если ты ее потеряешь, весь день у нас может пойти наперекосяк.
Ноэль нетерпеливо заерзала на стуле.
— Я вот чего не пойму, — сказала она, — почему мне нельзя быть такой, как другие девочки? Почему я должна сверх школьных занятий еще забивать голову всякой дребеденью?