Беспокойство все больше овладевало мной. Я мысленно вернулся к тому моменту, когда мы с Моник вышли из ночного клуба «Лос Туркос». Если Моник поверила мне и теперь мы действительно едем на базу Кулебры, то почему она взяла такси? Я почувствовал, как в моей голове зашевелились мозги. Ведь местонахождение центра строжайше засекречено, и любой из подпольщиков, отправляясь туда, вряд ли бы рискнул взять такси, как, впрочем, и другую машину. Я вспомнил, что девушка помахала рукой черно-зеленому «плимуту», который проезжал мимо входа в клуб как раз в тот момент, когда мы появились на его пороге. Моник сразу побежала к этому такси, а я — за ней.
Я посмотрел вперед, и мой взгляд упал на зеркало заднего вида в салоне автомобиля. В нем я увидел широко раскрытые глаза водителя, настороженно наблюдавшие за мной, и тут же от его взгляда по моей спине пробежал легкий холодок.
В небе, на расстоянии всего каких-то ста ярдов от нас, сверкнула молния, которая затем рассыпалась на миллионы ярких змеек. В это время я успел бросить взгляд на Моник. После огненной вспышки грянул гром такой силы, что уши мои мгновенно заложило. Меня подбросило, а когда я снова оказался на сиденье, то испуганно поежился. Такси сбавило скорость, так как дальше дорога шла под уклон. Меня зазнобило, нервы мои напряглись до предела. Я чувствовал, что скоро наступит развязка, и теперь боялся ее. Мысли одна за другой, словно бешеные, проносились в голове. Я не мог ни сосредоточиться, ни успокоить себя. Несмотря на все усилия, мною все больше овладевал страх. Я не узнавал себя, и это еще больше пугало меня. Но я не сдавался и, собрав волю в кулак, делал все, чтобы не поддаться панике.
Вдали вновь полыхнула молния, и спустя несколько секунд раздались гулкие раскаты грома. Преодолев невысокий подъем, машина вновь покатила под гору. Краем глаза я уловил справа размытый серый силуэт какого-то жилища. Оно стояло в миле от дороги и всего на какую-то долю секунды посветило сквозь струи дождя и туман своим крохотным оконцем. Сумерки все больше сгущались, а напряжение во мне настолько возросло, что в желудке стало покалывать. Я сунул руку в карман плаща и, нащупав пистолет, просунул указательный палец в скобу спускового крючка.
— Шелл, угости сигаретой, — вдруг попросила меня Моник.
Это было настолько неожиданно для меня, долгое время сидевшего как на иголках, что я дернулся и резко повернул в ее сторону голову. Она, явно догадавшись, в каком состоянии я нахожусь, скривила в улыбке свои ярко накрашенные губы.
Держись, расслабься и не паникуй, приказал я себе и тут же почувствовал, как мои руки и ноги сделались ватными. Моник продолжала ехидно улыбаться.
— Конечно, Моник, минуту, — стараясь говорить как можно беззаботнее, ответил я.
Сейчас что-то произойдет, подумал я. Это даже не было догадкой или предположением. Я чувствовал, я был уверен в том, что момент развязки приближается, что Моник и водитель против меня вот-вот что-то предпримут. Я снова посмотрел в зеркало заднего вида. Водитель за мной не наблюдал, а только вглядывался в лобовое стекло машины, по которому с ритмичностью метронома скользили «дворники». Мне вспомнилась девочка, покачивающая головкой в такт музыке, которую я видел во сне.
Я полез в карман за сигаретами и нащупал револьвер. Даже если сейчас Моник ничего не собирается предпринять, мне все равно надо держать ухо востро. Тряхнув головой, я выпустил из руки кольт, достал сигареты, переложил пачку в левую руку, а правую вновь стал опускать в карман. Девушка с натянутой улыбкой на устах наблюдала за моими действиями.
И тут произошло то, чего я так напряженно ждал и побаивался: Моник неожиданно положила руку на плечо водителя, и тот резко нажал на тормоза. Взвизгнули шины, сбросившую скорость машину занесло и боком протащило по дороге. Меня кинуло к спинке переднего сиденья. Правая рука, так и не дотянувшись до револьвера, выскочила из кармана, и в этот момент Моник набросилась на меня. Она, приоткрыв от напряжения рот, словно кошка, вцепилась ногтями в мое лицо, пытаясь выцарапать мне глаза.
Удар моего кулака пришелся ей в челюсть и отбросил Моник к двери. Машина остановилась, и водитель, резко развернувшись, направил на меня пистолет. Врезав ему в скулу, я выхватил у него пистолет. Девушка, вцепившись в меня, всей тяжестью своего тела повисла на моей руке. «Таксист» поднялся с сиденья и, перекинувшись через спинку, попытался схватить меня, но я вновь отбросил его назад. Он ударился спиной о баранку руля, и тут же раздался громкий гудок. Пистолет водителя вылетел из моей руки и упал под приборный щиток.
Собрав все силы, я ударил Моник согнутым локтем в живот. Она вскрикнула и согнулась пополам. Водитель наклонился, чтобы подобрать с пола пистолет, но я, перегнувшись через спинку сиденья, вцепился в его плащ и дернул на себя. Он сделал попытку развернуться, но я ребром ладони нанес ему по челюсти скользящий удар. Потянув мексиканца за воротник, я слегка развернул его и перевалил через спинку переднего сиденья. Кровь ударила мне в голову. Водитель вытянул обе руки вперед, пытаясь схватить меня за горло, но в этот момент я ребром правой ладони вновь ударил его по лицу. Я, видимо, сломал ему носовую кость, потому что из его ноздрей тут же хлынула кровь. Из-за малого пространства в салоне машины мне было трудно нанести ему последний, решающий удар. Он вскинул голову, и его незащищенное лицо оказалось от меня всего в футе. Следующий мой удар оказался смертельным — водитель, испустив дух, завалился на переднее сиденье.
Моник с размазанной по щекам помадой, скривив рот и выпучив глаза, пыталась разогнуться. Схватив ее за горло, я в ярости принялся хлестать Моник по щекам, приговаривая:
— Ах ты, сучье отродье. Да за такие дела тебя убить мало.
Наконец я отпустил ее, и она закрыла лицо ладонями. Забрав у нее сумочку, я проверил ее содержимое, но ничего интересного для себя не нашел. Даже пистолета. Вскоре она отняла от лица руки и посмотрела на меня.
Увидев ее глаза, я почувствовал себя морально опустошенным и очень уставшим.
— Боже, Моник, зачем тебе это? — спросил я. — Зачем?
Она с застывшим лицом отрешенно смотрела на меня.
— Зачем ты ввязалась в это дело? — снова спросил ее я. — Ты мне очень нравилась, Моник. Мне было приятно быть с тобой. Ты была для меня... Черт возьми, я даже не знаю, как это выразить словами. Так хорошо было касаться тебя, говорить с тобой, целовать. Вспомни прошлую ночь. Не могу поверить, что ты была неискренней со мной. Неужели в тебе сидят два человека?
— Ты все равно ничего не поймешь, — ответила девушка.
Я немного помолчал, а потом с горечью в голосе сказал:
— Может быть, и не пойму, Моник, но как ты можешь: сегодня любить, быть со мной в постели нежной и пылкой, почти безумной, а на следующий день готовой меня убить?
— Я... мы не собирались тебя убивать, Шелл.
Я рассмеялся:
— Ах, вы даже не собирались? Что ж, может быть. Скорее всего, это планировал сделать кто-то другой. Но вы точно знали, что это должно произойти, — сказал я и посмотрел вокруг.
Небо темнело, дождь стих и теперь только накрапывал.
— А какая разница, кто собирался меня убить, ты или кто-то из ваших?
— Прости, Шелл.
— Похоже, ты сошла с ума. Да я и сам немного того, — сказал я и перевел дух. — Ладно, Моник. Кажется, я где-то допустил прокол. Ты ведь не сомневалась, что я подставная лошадь. Правда?
— Ни минуты, — покачав головой, ответила она.
— И в чем была моя ошибка?
Я не рассчитывал получить ответ на свой вопрос, но девушка с жаром и презрением, удивившим меня, неожиданно выпалила:
— Их было несколько. Первая — в «Лос Туркосе» ты обратился ко мне со словами: «Как давно мы не виделись», а должен был сказать: «Как же долго мы с тобой не встречались». Так что как только ты открыл рот, я сразу поняла, что ты не тот, за кого себя выдаешь. И то, что я тебя раскусила, ты понял, когда мы ехали по улице Хуареса. — Она брезгливо скривила губы и добавила: — Одурачить тебя было не так уж и сложно.
Передо мной теперь сидела совсем другая Моник, и это меня потрясло. В том, что настоящее имя ее было не Моник, я уже не сомневался. Ловко ей удалось меня одурачить. Даже не отличающийся особым интеллектом капитан, и тот сумел меня надуть. Надо же, на пароле — а они всегда казались мне детской и наивной игрой — у меня и вышел прокол.
Волнение и тревога вновь охватили меня. Я понимал, что это продолжение действия ядовитых паров, которыми я надышался в квартире Амадора. Однако даже зная причину своего состояния, я не мог побороть в себе ни страха, ни сомнений. Меня пугала мысль, что, если я совершу еще хоть одну, пусть даже малейшую ошибку, доктору и Бафф ничем помочь будет нельзя. Отныне я не имею права на ошибку, любая будет последней в моей жизни. Моник, сама того не желая, подвела меня к этой мысли.
Мне предстояло многое узнать от нее, и я посмотрел на девушку, пытаясь понять, смогу ли при необходимости применить силу и заставить ее говорить. Испачканное помадой лицо Моник, по которому я совсем недавно наносил пощечины, ее большие глаза и пухлые чувственные губы оставались для меня неотразимо красивыми и притягательными. Мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы сначала снять с водителя пояс, а затем связать им руки и ноги Моник. Столкнув мертвого водителя на пол, я перевалил девушку на переднее сиденье, а сам, перебравшись на место водителя, включил двигатель.
— Он... мертв? — спросила меня Моник, как только машина тронулась с места.
— Этот авангард рабочего класса, который у тебя пол ногами? Да, мертв.
Мы проехали немного, потом я свернул с дороги и остановил машину между деревьями, где нас было бы трудно заметить. Выбравшись наружу, я открыл багажник, достал из него моток тонкой проволоки и водительский инструмент. Перегнув проволоку несколько раз, я оторвал от нее два куска, одним связал Моник за спиной руки, а другим — ее ноги. Девушка не проронила ни слова. Затем я вынес ее из машины и посадил под деревом спиной к машине. Здесь, под раскидистой кроной, было не так сыро. Я снова вернулся к «плимуту», вытащил из него тело водителя, дотащил его до дерева и с