Только они прекрасно понимали, что живым Казарина им не вытащить уже ни за какие деньги. Вот так.
Руководство операцией по освобождению Даниила Казарина провело беседу, собрав всех родственников и объяснив им реальность – Даниила никто не отпустит и не собирался делать этого с самого начала. Найти его в Чечне нереально. Готовьтесь к худшему.
Никто поверить не мог, что Казарин сбежал! Фээсбэшники в шоке! С помощью показаний Даниила накрыли пост ментовский и военных, а через них и всю банду.
Дружинина арестовали, судили, дали пять лет колонии строгого режима. Его отец, Андрей Львович, приходил к Казарину и просил за сына прощение. Плакал.
Даниил простил. И жалел про себя этого придурка. Так жизнь собственную испоганить на ровном месте!
Любимая тетка Ритуля на почве страшных переживаний сошлась с Костей Бальдиным, утешавшим и не отходившим от нее все эти страшные дни. И они через эти совместные переживания сроднились уже через три месяца после возвращения Даниила, поженились. И, не побоявшись сорока одного года Ритули, родили доченьку Елизавету. Девчонка классная.
С родителями Даниил много разговаривал и испытал настоящий шок, когда выяснилось, что все эти годы они считали себя виноватыми в том трагическом случае с падением сына и не знали, как себя вести и как загладить свою вину.
А когда его понесло вразнос и он, пьяный, обвинил их в кабинете у бабушки, родные и вовсе поняли, что потеряли сына и теперь он будет ненавидеть их всю жизнь. Решили, что лучше его не трогать, не надо им мальчику мешать жить, с головой погрузились в работу, справляясь с душевной болью единственным известным им образом.
Кто рассудит? Архаровы жили по каким-то иным законам и пониманиям, как правильно выстраивать отношения с детьми. Цирковые дети взрослеют очень рано, и спрос с них, как со взрослых, и ответственность для них наступает слишком рано, и относятся к ним как к взрослым людям. Вот старшие Архаровы и посчитали, что, раз сын решил, что они ему не нужны, – он взрослый человек и имеет право жить так, как решил.
Нет, ну не дураки, а? Ну так-то, между нами! Взрослые люди!
А поговорить с сыном, рассказать, как любите его, как переживаете за него, как гордитесь им, что вините себя! Нет?
Нет – переклинило что-то в мозгах, обвинили себя навсегда и решили держаться на расстоянии, чтобы мальчика не травмировать и своим присутствием не напоминать, что он потерял из-за травмы.
Все непросто.
Больше чем на десять лет Даниил словно вычеркнул их из своей жизни, отрекся от них, а вернуть былую близость и доверие очень сложно. Практически невозможно. Но они стараются.
Теперь дни рождения и праздники проводят вместе. Даниил часто ездит к ним в город, иногда по нескольку дней живет в доме Клео со стариками. И мама все эти годы посматривает на него виноватыми глазами, полными боли и надежды на сближение. Но Казарин пока так и держит некую дистанцию.
Боится, что ли?
И есть еще одна закавыка в нем и в его отношениях с родителями – он так и не вошел в их цирк ни разу за все эти годы. И ни в один другой цирк в мире.
Глашка стояла у окна и смотрела на светящиеся окна банного комплекса. Так ее и нашел Максим Кузьмич – задумчивую, притихшую, глядящую в окно.
– Ты чего, Глашуня? – мягко спросил он и погладил девочку по голове.
– У них, что, дед, роман? – спросила девочка, продолжая, словно завороженная смотреть на окна бани, подсвечивающие желтым уютным светом сквозь стволы деревьев на участке.
– У кого? – усмехнулся Максим Кузьмич.
– Ну зачем ты шутишь! – насупилась она и пояснила: – У мамы и Даниила Антоновича.
– Про роман ничего не знаю, – уверил, улыбаясь, дед.
– Но они же там вдвоем, – посмотрела на него Глаша и, сделав значительное выражение лица, развернула пояснение: – И давно уже, даже ужинать не пришли. И может, останутся там ночевать.
– А может, они просто парятся и отдыхают? – улыбался он.
– Так долго? – выказала большое сомнение Глаша, покрутила головой отрицательно и утвердила: – Нет, у них точно роман.
– А тебе хотелось бы, чтобы он у них был? – посмеивался ее серьезности дед.
– Ну конечно! – с нажимом утвердила внученька. – Он такой классный. Акробатом был и так много знает! И он так на нее смотрит!
– На нее многие мужчины так смотрят, – напомнил Максим Кузьмич.
– Не, не так! – опровергла Глаша. – Он с любовью смотрит, а не по-другому. И он же… – вдруг сбилась, замолчала, смутилась и снова отвернулась к окну.
– Что, Глашунечка? – подошел ближе, спросил и погладил ее по головке своей большой, теплой и надежной рукой Максим Кузьмич.
– Дед, как ты думаешь… – посмотрела на него с робкой надеждой Глаша, – …он мой папа?
– Почему ты так решила? – улыбнулся ей мудро Максим Кузьмич.
– Потому что он говорит, у меня данные хорошие, а он был акробатом, ведь от кого-то у меня должны быть эти данные. И потом, они с мамой, оказывается, давно знакомы. Она же сама за обедом сказала, что они были знакомы еще до моего рождения. И потом, дед, – воинственно заявила Глашка, – я очень умная и, если ты забыл, уже большая. Не так сложно было и догадаться, сопоставив факты.
– А ты хотела бы, чтобы Даниил Антонович был твоим отцом? – осторожно поинтересовался он.
– Конечно! – сверкнула она глазами. – Он замечательный!
– С чего ты взяла? – остудил восторги дед. – С того, что он тебя похвалил и показал парочку упражнений?
– Нет. Не поэтому. Он классный, я просто точно знаю! – твердо заявила Глафира и добавила тише: – И мне кажется, что он все-таки мой папа. Иначе, что они там делают?
– Еще когда вовсю шло следствие, я попросил одного из следователей найти тебя, – рассказывал Даниил. – Уже через два дня он передал мне официальную справку, в которой говорилось, что Надежда Петрова с твоей датой рождения не учится ни в одном высшем учебном заведении Москвы и Подмосковья.
– Я в то время как раз ушла в академку, – пояснила Надежда.
– Да. И я подумал, может, ты институт бросила или уехала домой и перевелась в какой-нибудь местный институт. Снова обратился к этому следователю, но в тот момент им всем было не до моих просьб. Я нанял частного сыщика и поставил перед ним задачу. Через неделю он тебя нашел. Точнее, не тебя, а твое личное дело, которое ему, понятно, не дали, но он смог его посмотреть в присутствии секретаря и выяснил, что ты выписалась из города Благовещенска, а где прописана, теперь неизвестно. Он полетел в Благовещенск искать твоих родственников и знакомых. Нашел. И соседи ваши бывшие рассказали про вас с Максимом Кузьмичом, и бабушка твоя. Он и друзей вашей семьи нашел. Но оказалось, что никто из них понятия не имеет, куда вы переехали. Что ты учиться в Москву уехала, знали все, а вот куда Максим Кузьмич делся, нет. И выяснился интересный факт, что с бабушкой ты вообще никаких контактов не поддерживаешь, а друзьям вашим твой дед звонит всегда сам, но редко, а они даже его нового номера телефона не знают.
– Папа сказал тогда: еще рано, вот обустроимся, обживемся, тогда и пригласим в гости всех. А сейчас и принять-то по-человечески не сможем. Да и не определился он до конца в тот момент, еще присматривался к другим местам и думал, может, и совсем уйти из сельского хозяйства, – пояснила Надюша. – Почему-то он так решил.
– Понятно. Наверное, тяжко ему приходилось, не до гостей и праздных разговоров. Хотя, если честно, странное решение, – заметил Казарин.
– Может, – пожала плечами Надя. – Я об этом не задумывалась. Наверное, ему так было проще и удобней. Не знаю. Какая разница?
– Такая, что на этом и закончились мои поиски. Сыщик оставил вашим друзьям номера телефонов мои и свои для связи, записки Максиму Кузьмичу позвонить по этим номерам и улетел. Передал ли кто-нибудь ему записки, можно спросить у твоего деда. Но он так и не позвонил. Потом, когда закончилось следствие и суд над Мишкой и накрыли всю банду, следователь предложил мне помочь в твоих розысках. Но к тому моменту я уже решил отказаться от них. Подумал, что я так настойчив, потому что это нужно мне, а нужно ли это тебе, вопрос. И что ты почувствуешь, когда я все-таки тебя найду? Обрадуешься? И почему-то подумал, что вряд ли. Если бы это было нужно тебе, ты бы объявилась. И отказался от дальнейших поисков. – Он посмотрел на нее и грустно усмехнулся. – Но я держал в голове, что с сентября ты должна вернуться в институт, и, знаешь, пару раз приезжал к этой вашей Высшей школе, и стоял там, когда студенты вываливались с занятий, все выглядывал тебя. А потом подумал, что если б ты немного интересовалась мной, то хотя бы позвонила Ольге Павловне, ну хотя бы узнать, как у меня дела или у нее.
– А она все еще работает у тебя? – радостно удивилась Надя.
– Она все еще работает у меня, – улыбнулся в ответ на такую искреннюю радость Даниил.
– Все там же? В том же офисе?
– Да нет, – задумчиво протянул он.
– Но ты занимаешься тем же, чем и тогда? – уловив в этой его задумчивости интригу, спросила она.
– Нет, – откинулся на подушки Даниил и посмотрел в окно на потемневшее небо. – Сидение в яме, знаешь, сильно прочищает мозги по многим, многим аспектам.
Любая трагедия прочищает мозги, отбрасывая шелуху амбиций и слепого, нездорового потребительства, если, разумеется, в человеке есть еще что-то, кроме этого.
В нем вот обнаружилось. Вопросы, которые Даниил задавал себе, сидя в каменном мешке, никуда не делись. И самый главный из них, самый важный мучительно стучался в виски каждую бессонную ночь, которые начались после возвращения в Москву.
Что мое? В чем мое призвание и реализация в этой жизни? Что мне так интересно делать, чтобы захватывало всего целиком, чтобы чувствовать процесс творчества, радость от работы?
А тут еще под шум и тарарам его резонансного дела все фискальные органы решили проверить финансы Казарина – и началось! И налоговая, и органы власти – со всех сторон. А Даниил отчего-то чувствовал, что ему почти безразлично. Однажды ночью сидел за столом в кухне, потягивал остывший и ставший совсем невкусным чай и поймал себя на мысли – жаль, что Дружинину не удалось обобрать его подчистую, пришлось бы начинать все с нуля, вот тогда бы азарт пробил по полной и вернулся тот импульс, заставлявший крутиться и чувствовать себя живым, загораться новым делом, идеей.