Спустя два часа голова болеть перестала, зато начали гудеть ноги. Я стала обладательницей нескольких довольно дорогостоящих, но не слишком нужных мне безделушек: зеркальца в серебряной оправе, инкрустированной бирюзой, забавной чернильницы в форме бутона лилии и браслета из перламутровых пластин с бриллиантовой крошкой. На глаза мне весьма удачно попалась вывеска очередной кофейни, и я решила побаловать себя еще одной чашечкой кофе. Охранник зашел за мной и занял место у входа. Я устроилась за столиком, расположенным в затемненном углу так, что мне хорошо было видно посетителей, а вот им меня было непросто разглядеть. Отхлебнула ароматный напиток и чуть не поперхнулась, потому как входная дверь приветливо распахнулась, пропуская внутрь милую парочку: Маргариту Крейн и Марка Грена.
Они устроились за столиком у окна, Марк – спиной ко мне, Маргарита – лицом. Она то и дело улыбалась, что-то говорила и пыталась дотронуться до руки собеседника. Марк отодвигался от нее все дальше, так, что вскоре его поведение стало выглядеть почти что неприличным. Дышать мне стало легче, и боль, сжавшая сердце, начала отступать. Похоже, Марк вовсе не жаждал общаться с Маргаритой. Но почему тогда он оказался с ней здесь, в этой кофейне?
Парочке принесли заказ – кофейник, сливочник, две чашки и тарелку с пирожными для Маргариты. Она аккуратно отламывала кусочки и отправляла их в рот, а потом внезапно протянула один Марку. Я испытала нестерпимое желание поступить с нахальной особой так, как это было принято в лагере: подойти и нахлобучить чашку с горьким напитком прямо на безупречную прическу Маргариты. На мой пристрастный взгляд, подобные изменения во внешности, несомненно, пошли бы ей на пользу. Но я сдержалась, и поступила, как подтвердили дальнейшие события, абсолютно правильно.
Марк твердо, но решительно отвел руку бывшей пассии. А колокольчик у входа вновь прозвенел, возвещая о прибытии очередных посетителей. Тех, чье появление определенно стало сюрпризом как для меня, так и для Марка. И только Маргарита явно наслаждалась происходящим.
Впереди небольшой компании вышагивала долговязая мужеподобная дама с неровно обрезанными ниже подбородка темно-русыми волосами. Ярко-красная губная помада и лихорадочный румянец на впалых щеках придавали ей сходство с персонажем из страшных сказок о пьющих кровь чудищах. Шея ее была прямо-таки увешана многочисленными нитками самых разнообразных бус: жемчужных, стеклянных, грубо сработанных из полудрагоценных камней. Все это богатство раскачивалось и побрякивало в такт ее шагам. За дамой низенький пухлый мужчина средних лет катил, тяжело отдуваясь, огромный ящик на колесах. И замыкал шествие худенький остроносый парнишка.
– О! Господин Грен! Какая неожиданность! – фальшиво изумилась дама. – И госпожа Крейн тоже здесь! Дружеский обед?
Марк медленно поднялся из-за стола. Одновременно с ним покинула свое место и я, поскольку узнала вошедшую. Это была та самая журналистка, о которой гордо упоминал дядюшка Вильгельм. Довольно популярная в определенных кругах особа, она писала под псевдонимом Фифа Правдолюбка и снискала себе славу острой на язык и неподкупной акулы пера. Впрочем, я не сомневалась, что Марк способен заткнуть рот и Фифе, и ее свите, равно как и вовсе прикрыть "Еженедельный вестник", но вот допускать этого не собиралась. По чьей наводке корреспонденты внезапно оказались в ничем не примечательной кофейне, у меня тоже никаких сомнений не было. Ладно, право разбираться с Маргаритой я оставила за Марком, а сама же попыталась исправить ситуацию. Я скользнула к столику, за которым сидела уже в открытую ухмыляющаяся бывшая любовница моего жениха, и опустилась на свободный стул.
– А вот и я! Марк, дорогой, закажи мне еще кофе и булочку с заварным кремом.
Лицо Маргариты при моем появлении прямо-таки перекосилось. Сначала на нем проступило недоумение, потом – разочарование, а следом – настоящее бешенство. Присутствие журналистов сдерживало ее, не то, подозреваю, я бы услышала немало нелестных слов в свой адрес. Зато Марк справился с изумлением довольно быстро и теперь усиленно улыбался Фифе и ее приспешникам.
– Мы с невестой договорились перекусить вместе, – доверительно сообщил он госпоже Правдолюбке. – А уже возле кофейни случайно столкнулись с госпожой Крейн. Она столь бурно выражала радость по поводу нашей скорой свадьбы, что было бы просто неуместным не пригласить ее выпить чашечку кофе. Не так ли?
Последние слова его, обращенные к Маргарите, были произнесены столь зловещим тоном, что она побледнела и пролепетала:
– Да, я так рада, что господин Грен и госпожа Торн обрели свое счастье. Они – прекрасная пара, поистине прекрасная. Желаю им долгих лет семейной жизни и скорейшего появления наследников.
Марк довольно скалился, Фифа разочарованно поводила носом, чутким на всякого рода скандалы. Она мгновенно осознала, что сегодня порадовать читателей сенсацией у нее не выйдет. Толстячок принялся стягивать со своего ящика плотный темный чехол.
– Давайте сделаем снимок жениха с невестой, раз уж мы здесь.
– И непременно снимок нашей подруги госпожи Крейн, – распорядилась я. – Вашим читателям будет приятно видеть, что наши друзья искренне радуются предстоящему событию.
И я склонилась к опешившей Маргарите и обняла ее за плечи. Искушение ущипнуть ее посильнее мне удалось успешно побороть.
– Ну хорошо, – кисло процедила Фифа, сообразившая, что заметка о счастливых женихе и невесте хуже, чем скандальная статья об измене оного жениха, но все же лучше, чем совсем ничего. – Значит, делаем снимки. Первый: господин Грен и госпожа Торн вместе пьют кофе. Второй: госпожа Крейн поздравляет своих друзей и дарит им букет орхидей.
– Почему орхидей? – растерянно спросила Маргарита. – И где я их возьму?
– Орхидеи в тренде! – уверенно провозгласила госпожа Правдолюбка. – В двух шагах отсюда есть прекрасная цветочная лавка, сейчас я напишу ее владельцу записку. Он с удовольствием предоставит нам букет.
А самой Фифе, надо понимать, подкинет определенную сумму за упоминание его лавки в статье о Марке Грене. Молодец Правдолюбка, что и говорить!
– Я предлагаю вам эксклюзивный кадр, – внезапно сказал Марк. – Страстный поцелуй жениха и невесты.
– И чего вы хотите взамен? – тут же деловым тоном осведомилась Фифа.
– От вас? А разве вам есть что мне предложить?
Журналистское трио потупилось. Они прекрасно понимали, что Марку нет нужды торговаться с представителями "Вестника". Если бы ему что-либо понадобилось, то достаточно было бы просто отдать приказ.
– Начинаем! – хлопнула в ладоши Фифа, призывая к порядку смутившихся коллег. – Эмиль, бегом в цветочную лавку за букетом. На записку времени нет, покажешь ему визитку и скажешь, я послала. Так, на госпоже Торн платье цвета слоновой кости, на госпоже Крейн – кремовое. К одежде светлых тонов хорошо подошли бы пурпурные цветы, но они не соответствуют поводу. Эмиль! Возьмешь тигровые орхидеи. Я знаю, скряга-лавочник будет ворчать, но ты ему шепни, в репортаже о каком событии мы упомянем его жалкое заведение.
– А какая разница, желтые, белые, пурпурные? – не поняла пришедшая в себя Маргарита. – Снимки в газете все равно будут черно-белые.
Фифа смерила ее презрительным взглядом.
– Мы – профессионалы, – сквозь зубы процедила она. – Нам надо, чтобы все было безупречно. Неважно, что там увидят читатели, в данный момент для нас главным является та картинка, что предстает перед нашими глазами. Понятно?
– Нет, – честно призналась Маргарита.
Марк взирал на поднятую Правдолюбкой суматоху с насмешливым любопытством, а я не могла дождаться, пока сеанс съемки и интервью закончатся. Мне очень хотелось домой, забраться в горячую ванну с пеной, закрыть глаза и ни о чем не думать.
– Не забивайте себе голову, госпожа Крейн, – отмахнулась от Маргариты Фифа. – Так, вы пока нам не нужны, постойте где-нибудь в сторонке. А мы займемся женихом и невестой.
Все попытки поставить его в наиболее выгодную для снимка позу Марк решительно пресек. Он просто притянул меня к себе, обнял за талию и поцеловал.
Первоначальная неловкость быстро растворилась в привычном тепле. Я обвила руками шею Марка и ответила на поцелуй. Прервали нас возгласы:
– Чудесно! Замечательно! Еще раз! Только голову чуть сильнее наклоните вправо!
– Достаточно, – возразил Марк, не выпуская, тем не менее, меня из объятий.
Фифа быстро сообразила, что настаивать не стоит. Они с толстячком стали готовить сцену для следующего кадра. Подозвали официантов, велели подвинуть столик поближе к окну, затем отодвинуть подальше от окна, принести новые чашки, еще кофейник, пирожные, вазочки с мороженным, положить на столик свежий номер "Ежедневного вестника", убрать лишний кофейник, унести успевшее растаять мороженное… Вернулся Эмиль со слегка несвежим букетом – видимо, цветочник решил, что отдавать даром качественный товар слишком накладно. Фифа рассмотрела орхидеи, скривив узкие губы, и процедила:
– После съемки сходишь и обменяешь на белые. Они больше подойдут к обоям в моей гостиной.
Суета в кофейне привлекала любопытных прохожих. Они заглядывали в окна, а самые смелые пытались проникнуть внутрь, но журналисты быстро выставляли их за дверь. Хозяин попытался было заикнуться об утерянном доходе, но Правдолюбка вполне резонно заметила, что после выхода статьи посетители будут ломиться в его заведение и выручка вырастет многократно. Она даже намекнула на вознаграждение, но не на того напала – владельца заведения при ее словах поразила внезапная глухота.
Обозленной донельзя Маргарите сунули в руки букет и велели вручить его мне. Вот эту сцену выстраивали долго и со вкусом. Бедолаге Крейн пришлось поворачиваться так и эдак, наклоняться, приседать, а толстячок с камерой все был недоволен. Когда же он наконец-то сделал удовлетворившие его кадры, Маргарита со стоном рухнула на стул.
– Моя спина! Поясница будто вот-вот разломится.
– Освободите стул! – рявкнула Фифа. – Нам надо снять жениха с невестой вдвоем, вы мешаете!