– Тебе не жить, стерва.
Брюнетка заметно побледнела, а я прошла дальше, к подругам. Нетка дрожала, в глазах ее стояли слезы. Берта упрямо смотрела в сторону, будто ее внезапно сильно заинтересовал флюгер на административном здании. Я тоже на мгновение бросила туда взгляд – флюгер и флюгер, флажок из потемневшего металла без особой фантазии. Незаметно сжала руку Берты и тут же выпустила, пока не заметили охранники.
Мышка шла спокойно, будто не на порку, а в столовую или в мастерскую. Только губы ее были сжаты в упрямую тонкую линию да яростно сверкали глаза. Когда с подруги сдирали робу, я изо всех сил сжала кулаки, так, что ногти до боли впились в ладонь.
– Пять ударов! – объявил Лютый.
По строю прошел тихий удивленный гул, Берта и Нетка облегченно выдохнули.
– А ну заткнулись! – прикрикнул один из охранников. – Рядом стать захотели?
– Всего пять ударов? – раздался возмущенный голос брюнетки. – Так мало?
– Ой, дура, – тихо пискнул кто-то позади меня.
Ничего не понимающую девицу уже выволакивали из строя и тащили к столбу. Лютый медленно подошел к ней. Мне показалось, будто правая щека у него дергается, но, поскольку я стояла не слишком близко, то уверенности не было.
– Значит, ты полагаешь, что я слишком добрый? – вкрадчиво спросил он. – Излишне мягкий?
Девица, несмотря на всю свою глупость, осознала, что ничего хорошего этот вопрос ей не сулит и промолчала.
– Отвечай!
От хлесткой пощечины голова брюнетки дернулась, на белой коже проступило яркое пятно. Кое-кто из заключенных злорадно заухмылялся – как я уже упоминала, за короткое время новая пассия Лютого многих успела настроить против себя. И теперь те, кто еще недавно заискивал перед ней, неприкрыто наслаждались ее унижением.
– Нет, я не то хотела сказать, я не подумала, – растерянно забормотала брюнетка.
– Чтобы в следующий раз думала, а не вякала, получишь пятнадцать ударов, – равнодушно бросил Лютый и принялся расстегивать меховую доху – предмет зависти ходивших в зимних мундирах подчиненных.
В шубах по лагерю расхаживали только Андерс и Лютый. Док, который за пределами лазарета волен был ходить в чем угодно, как правило, носил неприметное серое пальто.
Брюнетка обвисла на руках державших ее охранников. Ее губы беззвучно шевелились, по лицу катились слезы. Но никакой жалости у меня она не вызвала. Тихо вскрикнула Мышка – кнут оставил на ее спине первую ярко-розовую выступающую полосу, но крови не было. Второй удар, третий, четвертый, пятый.
– Отвязывайте и в лазарет, – небрежно бросил Лютый.
Я кинулась к подруге.
– Куда? – остановил меня громкий окрик охранника.
– Я теперь Доку в лазарете помогаю, пропустите, – выпалила я скороговоркой.
Охранник перевел неуверенный взгляд на Лютого, тот кивнул, разрешая. Подвывавшую от страха брюнетку уже привязывали к столбу, и начальник охраны примеривался кнутом к спине своей любовницы. Первый же удар рассек кожу до крови, девица заорала благим матом. Дальше я уже не смотрела, только слышала ее крики.
– Мышка, сама идти сможешь? Вот так, обопрись на меня, моя хорошая. Пойдем, я тебе спину обезболивающей мазью смажу.
– Дамочка, – удивленно произнесла подруга. – Дамочка, а мне не слишком-то и больно. Жжет, конечно, но терпимо. Чего это Лютый-то сегодня добрый такой?
Я быстро огляделась по сторонам – не услышал ли кто ее слов? – и, оставив вопрос без ответа, потащила Мышку в лазарет.
– А теперь лежи смирно и делай вид, будто тебе очень плохо, – шепнула. – Скоро сюда притащат эту дрянь. Она, само собой, будет без сознания, но впечатлять охранников твоим бодрым видом все равно не стоит.
Понятливая Мышка жалобно застонала. Разбуженная Красотка приподнялась на локтях и уставилась на нас.
– О, тихоня! А ты-то как сюда попала?
– Твоя замена отправила, – огрызнулась Мышка.
– Что, нарвалась-таки?
– Это кто еще нарвался, – вклинилась я. – Скоро ее сюда принесут, полюбуешься.
Красотка присвистнула.
– Да, быстро она Лютому надоела. Я-то почти три месяца продержалась.
– Нашла, чем гордиться, – проворчала Мышка.
Я вытащила из навесного шкафчика баночку с жирной ярко-желтой мазью, пахнущей травами, и принялась осторожно наносить ее на следы от кнута.
– Ну как?
– Холодит. И немеет все.
– Потерпи, сейчас все пройдет, – пообещала я. – Красотка, раз уж ты проснулась, то я и тобой займусь. Вот только с Мышкой закончу.
– Толку-то, – зевнула блондинка. – Чем только вы с Доком мою спину не мазали, результата никакого. Видать, заклеймил меня Лютый навечно.
Я не нашлась с ответом. Все слова утешения казались мне глупыми и напыщенными. А вскоре громко хлопнула дверь и зазвучали голоса. Док что-то сердито выговаривал невидимым пока посетителям, а те виновато оправдывались. Наконец в палату внесли брюнетку. Вместо спины у нее было кровавое месиво. Я злобно усмехнулась, отвернувшись, чтобы никто не заметил моей реакции. И увидела, что на губах Мышки появилась такая же усмешка, а Красотка выглядит откровенно довольной. Похоже, девицу жалел только Док – да и то пока ему не было известно о ее подвигах.
– Ко мне только и попадают, что после порки, – сердился Питерс. – За полгода вон одна Дамочка сама по себе в обморок завалилась. Вы что же, считаете, что нам достался на редкость здоровый контингент и надо бы это дело поправить? У меня в палате трое – трое! – искалеченных вашим Лютым. Ждете, что я напишу рапорт о переводе в другое место?
Я вцепилась в спинку Мышкиной койки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Док был едва ли не единственным нормальным человеком в этом позабытом всеми богами месте. Меньше всего мне хотелось терять этого неожиданного друга.
– Да ладно вам, Док, – пробубнил один из охранников. – Сами знаете, к Лютому под горячую руку лучше не лезть – огребешь.
– Так, укладывайте ее на койку. Обувь сними, чурбан, или сам мне простыни стирать будешь? А ты не стой столбом, а притащи горячей воды. Ведро в санузле за дверью. Дамочка, ты первой пострадавшей помогла?
– Да, Док, – отрапортовала я. – Промыла раны и смазала обезболивающей мазью.
– Хорошо, только обеззараживающим раствором еще полей. Флакон с фиолетовой наклейкой. А потом займись Красоткой, пока я уделю внимание этой особе. Чего застыли? – гаркнул он на охранников. – Здесь вам не цирк. Выметайтесь!
Тех будто ветром сдуло. Питерс устало опустился на стул возле койки брюнетки.
– Давай, Дамочка, обработаем наших страдалиц, дадим им сонного зелья и пойдем чай пить. Расскажешь мне, что произошло.
– Я не хочу спать, – попробовала возразить любопытная Красотка.
Док вперил в нее взгляд льдисто-голубых глаз.
– Пока ты здесь, будешь делать то, что я сказал, – отчеканил он. – Спать, есть и справлять нужду по моему слову. Поняла?
Испуганная его непривычно жестким тоном Красотка кивнула.
Мышке я тоже дала сонного зелья. Хотелось, конечно, усадить ее с нами за стол и протянуть кружку с чаем и самый большой пирожок, но я рассудила, что время еще будет. Пока Док хлопотал вокруг брюнетки, я успела принять душ.
– Пожалуй, это самая большая выгода от работы здесь. Возможность ежедневно мыться горячей водой, – пояснила я. – Да половина барака за такое счастье на что угодно пойдет.
Вода в общих душевых была ржавая, едва теплая и лилась тонкой струйкой. Да и походы в душ по расписанию тоже не способствовали радостному настроению. И мыло в лазарете пахло луговой травой, а не воняло чем-то нестерпимо кислым.
– У вас половина барака, а то и больше – отъявленные рецидивистки, – сухо произнес Док. – Мало кто попадает по дурости, как твои подружки. Большинство оказалось здесь вполне заслуженно.
Я кивнула. За пару месяцев я успела наслушаться леденящих кровь историй.
– Взять вот сегодняшнюю девицу, – продолжал Док. – Проститутка, грабившая клиентов. Подливала им сонное зелье и обчищала карманы. С последним вот не повезло – он учуял, что дело нечисто, и вылил незаметно вино. А здесь она считай что принялась за старое. Что они с Лютым не поделили, не знаешь случаем? Вроде бы она ему надерзила перед всеми.
Вздохнув, я рассказала ему историю с наказанием Мышки, не умолчав и о своем участии.
– Зря ты ему деньги предложила, – осуждающе покачал головой Питерс. – Хватило бы и угроз. Лютый из тех людей, которым сколько ни дай – все мало. Зато трус, потому и отыгрывается на слабых. Бабенок его у меня перебывало столько, что я давно уже со счета сбился. Надоедают они ему быстро, а просто так бросить он, видимо, не может, обязательно искалечить надо. Кого хлыстом, как этих дурочек, кого в постели. Там он их даже сильнее истязал, чем у столба. Я бы тебе порассказал, Дамочка, только этакие подробности не для твоих ушей. Грязны уж больно.
– В таком месте сложно оставаться чистой, – вздохнула я. – От прежней Тиали Торн мало что осталось. Раньше я и представить себе не могла, что буду притворяться любовницей Марка Грена, да еще и радоваться, что он подтвердит несуществующую связь. Будь он в действительности моим любовником, Док, никаких денег бы Лютый не увидел. Но я даже не уверена, что Марк приедет еще раз.
– Приедет, – заявил Питерс. – Отношения у вас двоих, конечно, странные, простому человеку вроде меня и запутаться недолго. Но что-то мне подсказывает, что Марк Грен не прочь еще разок проверить, так ли противны твои поцелуи.
Я вспыхнула. Ну к чему напоминать мне о том, что я так старательно выбрасывала из головы? Все-таки поцелуи, как и случившееся после них, были исключительно по моей инициативе. И это не могло не смущать.
– Я все-таки женщина, Док. Мне надо, чтобы меня добивались, а не проверяли, смогут пережить мои поцелуи или нет.
– Женщина, говоришь? Хорошо, что ты об этом вспомнила, Дамочка.
И не поясняя значения своей фразы, отвернулся, чтобы набрать воды в чайник и поставить его на огонь.
– Док, – тихо позвала я. – Док, вы ведь не уйдете? Я здесь без вас совсем рехнусь. У меня только вы есть да еще вот Мышка. Берта и Нетка – они хорошие, только с ними мне говорить совсем не о чем. Я не понимаю их, а они – меня. И с Мышкой-то не всегда получается, а уж с ними…