Олимпиадой колец на моём столе
Образ стальной твой выложен.
Вязкое и живое время-желе
Еле-еле ползёт тёмными жилами.
Закрываю глаза и проваливаюсь в себя,
Замираю синкопами и переливами
В междумирье душащем, то ли огнём горя,
То ли плача под гибкими ивами.
Розовый мрамор под ладонью холоден,
Узор колец руша, пальцы парят в выси.
На правую руку за твою любовь золото,
На левую, за мою нежность, бисер.
«Помолчим на горном крутом краю…»
Помолчим на горном крутом краю –
Сверху видно лихую жизнь мою…
Пóлон мир высоты покоем.
Пусть тепло твоё пеленой, волной,
Заполняя всю пустоту собой,
Убаюкает нас, укроет.
Я почувствую радость и силу вновь,
И готовность принять вот такой любовь,
И возможность расправить спину.
Говорят, это редкость – похожий взгляд,
Несмотря на различия, ты и я
Под крылом у небес едины.
«Эта странная грусть прозвучит, растворяясь…»
Эта странная грусть прозвучит, растворяясь в окрестностях,
Как рефрен тихих струн перельётся в ночном мираже.
Я сегодня не буду её упрекать в бесполезности –
Она ищет и ищет оркестр себе по душе…
Может, в этом оркестре окажутся звонкие трубы
И оденут волнение сердца в грозóвый раскат,
Может, нежные скрипки споют со мной с радостью друга,
Кантилену мелодии тонкой усилив в сто крат.
Я сегодня не буду противиться этому чардашу,
Пусть цыганщина льётся, звеня, опьяняя тишь!
И фантазия пусть в упоенье танцует на клавишах, –
Отпусти голос свой и тогда, наконец, зазвучишь!
Разговоры о погоде
Осеннее
Дорогая подруга моя,
Ваши длинные тонкие пальцы
в хмéльном сумраке осени снятся,
и так хочется с якоря сняться,
отойдя
от проблем бытия.
Эти сны, будь я склада иного,
заливал бы вином и виною,
чтоб навек растворилось былое
в душной тени вчерашнего дня.
Дорогая моя… Догорайте
сбоку памяти.
Выжжены в край те
пути.
Только тонкие пальцы
навсегда стали частью меня.
Первый снег
Девчонка с толстою косицей
Смешливо ловит первый снег.
Открыв окно,
Так заводнóСвой высунув язык, лисица,
Прореживает по крупице
Снежинок-колобков набег.
Она болела две недели,
Бродила, маялась, ждала.
Уже сосед
Преклонных лет
Пришёл сказать, как надоело,
Что от скакалки то и дело
Он поправляет зеркала.
Теперь же, зная, что всё ближе
На волю выход, где свежо,
Дав радости
В душе цвести,
Взволнованно смотря на крыши,
Она сказала: «Мама, слышишь,
Как пахнет снегом? хо-ро-шооо!..»
И мать, следя за нею взглядом,
Болезнь, как страшное кино,
Забыла враз,
Светясь, смеясь,
Себе, судьбе и снегу рада.
И вот уж две лисицы рядом
Восторженно глядят в окно.
«Серо-голубое небо…»
Серо-голубое небо.
Бело-серый грязный дом.
«Мерседес» блестяще-серый.
Цвет лица мужчины в нём
Тоже в чём-то сероватый –
Не проснулся он пока.
А на небе серой ватой
Проплывают облака.
Три оттенка у асфальта,
Металлический забор
Тусклым заскрипел контральто.
Осень. С серым перебор.
Устоявшимся шаблонам
Объявляю я бойкот!
Надеваю я зелёный
С красным! Пусть наоборот
Станет всё в унылом мире,
Пусть цвета слепят глаза!
Поддаваться этой силе
Серой осени нельзя.
«В пудре сахарной холмы…»
В пудре сахарной холмы
В парке.
Я иду, закутавшись
В парку.
Клён коралловый ещё.
Стойкий.
Переход времён вокруг.
Стройка.
И ни осень, ни зима.
Стыло.
Сок травы снегами смерть
Скрыла.
И ни радость, ни печаль
Душам.
И не мир, и не война.
Душно.
По воде круги утиной
Дрожи.
И сама из двух частей я
Тоже.
«Жаркого июля…»
Жаркого июля
Сон забрался в лес.
Я иду тропинкой
Голубых небес.
Великаны-сосны
И подлесок спят,
Лишь ветвей верхушки
Золотом блестят.
Слева на опушке,
Все в истоме грёз,
Замерли монетки
Тоненьких берёз.
Жизни сладкой тайной
Переполнен лес.
Заглянув случайно,
Сердцем я воскрес.
«Отчаешься отчаиваться ли»
Отчаешься отчаиваться ли?
Возненавидишь ненавидеть вскоре?
И как изменятся, рассеявшись вдали,
Вина и стыд, презрение и горе?
Грядущему, и миру, и себе
Как быстро ужаснёшься ужасаться?
Мгновенью в неизбывном волшебстве
Позволишь нежной лёгкостью касаться?
Страдать желание благодари
И отправляй его в бессрочный отпуск.
В преддверии жизни, счастья и любви
Читай зиме сердечной тихий óтпуст.
Весна пришла без стука. Зазвучало
В душе и в мире новое начало.
Разговоры о путешествиях
«Я не люблю чужие города…»
Я не люблю чужие города,
Где сиротливой суеты сюжеты,
И в незнакомую взаимосвязь одета
Лиц череда.
Куда милей мне тёплый дух живой
Родного N, где у киоска танго
Оркестр по пятницам играет горожанкам
Чуть вразнобой.
Но знаю, новые места – души
Твоей свободной движущая сила.
Бери с собой и то, что сердце полюбило,
Мне покажи.
«Гранитный променад у океана…»
Гранитный променад у океана
Привык к разноголосой суете.
Устало засыпают рестораны,
А пары двигаются в густоте
Седого пара. Пляж похож на баню.
Клубится пеной тёмная вода.
Она кипит, клокочет и дурманит
Туманом влажным. Будто налита
В горячий чан. И волны, ослепляя
Прохожих взор, белёсою грядой,
Спешат из чана выбраться, играя,
Таранят пляж одна вослед другой.
Пар оседает на одежде влажно,
Влетает в лёгкие, вплетая в ткань
Немого океана – вечности вальяжной –
Гостей французских «сандуновских бань».
Когда-то здесь в толпе неторопливо
Гуляли Чехов, Блок. Всех не сочтёшь.
Сегодня на песке с бутылкой пива
Ведёт весёлую беседу молодёжь.
Меняются века, контекст и лица,
Однако неизменен местный крест:
Прогуливаться в банях Биаррица
Живущим здесь навряд ли надоест.
«Отливы Атлантики…»
Отливы Атлантики.
Прохладный ветер
Рвёт воду на фантики
В закатном свете.
И музыкой баров,
И криками чáек,
И рёвом спорткаров
Вечер встречает.
И жёсткими гребнями,
И мягкими волнами,
И мхом и течениями
Ползёт вероломными,
Чарует, баюкает
То брызгов сапфирами,
То ритмами хрупкими
Король края мира.
Замри… Став напевом,
Дыханием ветра ты,
Рассыпься под небом,
Застынь в зеркалах воды…
И тихо опустится призрачный свет,
И есть ты и тут же как будто и нет…
«Всё тот же песок, и на пене качаются доски…»
Всё тот же песок, и на пене качаются доски,
Всё та же палатка для сёрферов с жёлтой полоской,
И будто бы та же девчонка с длиннющей косой по волнам
Плывёт, рассыпая смешинки и радуясь быстрым гребкам.
Привет, дежавю! словно лет мне не сорок, а тридцать,
Как будто я первый, волнующий раз в Биаррице.
И столько всего ещё в будущем может случиться,
И столько желаний и грёз ещё только планируют сбыться…
Выходит девчонка, упрямя тяжёлую доску за лиш,
И я просыпаюсь: да это не старший, а средний малыш.
А рядом и младшая девочка тянет ручонки к волнам,
Крича от восторга: «И я буду сёрфером, мам!»
И может быть лет через десять, и двадцать, и тридцать,
Я так же зайду навестить этот пляж в Биаррице…
Чтоб так же смотреть на девчонку с тугою косицей,
И солнце в кудряшках волос её будет искриться.