кому и в голову не могло прийти, что он тонет. Запросом, идет ли «Титаник» ему навстречу, радировал «Олимпик». Никто не понимал, что происходит на самом деле — ведь это уму непостижимо, чтобы «непотопляемый» корабль, самый большой на флоте, шел ко дну. Вернее, почти уже ушел.
Когда Кэт с мужем покинули спортзал, они увидели, что обстановка на палубе существенно изменилась. Уже не слышно было веселых голосов, никто не проявлял показной бодрости, тихими голосами мужья умоляли жен не падать духом и поскорее садиться в шлюпки без них. А если женщины отказывались, матросы подталкивали их туда. По левому борту все еще продолжалась посадка только женщин и детей, а на правом появилась надежда и у мужчин, особенно если они заявляли, что умеют грести. Некоторые пассажиры уже в открытую плакали, и повсюду слышались душераздирающие вопли прощания.
Большинство детей уже покинуло «Титаник», Кэт радовалась, что и ее дети тоже — правда, кроме Филипа, но он уплывет с ней. Краем глаза она заметила маленькую Лоррейн Эллисон, державшуюся за руку матери, и это напомнило ей об Алексис, которая благополучно уплыла с братьями и сестрами в шлюпке номер восемь. Миссис Эллисон, стоявшая с Лоррейн, все еще отказывалась ехать без мужа; своего младшего сына, Тревора, она отправила еще раньше — с няней.
Кэт смотрела, как разделялись семьи и жены с детьми уплывали, надеясь, что мужья позже тоже покинут пароход. Постепенно почти все шлюпки были спущены на воду, а на борту еще оставалось около двух тысяч человек без надежды на спасение. Они уже поняли то, что капитан и хозяин «Уайт стар» знали с самого начала: спасательных шлюпок на всех не хватит. Кто же мог предположить, что «Титанику» придется воспользоваться спасательными шлюпками?
Капитан все еще стоял на мостике; Томас Эндрюс, директор-распорядитель фирмы, построившей огромный пароход, помогал размещать пассажиров, а Брюс Исмей, руководитель «Уайт стар», поплотнее запахнув пальто, занял место в одной из шлюпок, и никто не осмелился сказать ему хоть слово. Он спасался с другими счастливцами, оставив на верную гибель почти две тысячи душ на борту тонущего «Титаника».
— Кэт… — Берт Уинфилд смотрел на жену, пока опускалась следующая шлюпка, — плыви в этой…
Но она медленно покачала головой, твердо взглянув ему в глаза. Обычно она слушалась мужа, но теперь знала, что никакие его доводы ее не переубедят.
— Я не оставлю тебя, — мягко проговорила она, — я хочу, чтобы Филип ехал сейчас. Но я останусь здесь, с тобой. Мы уедем только вместе, когда сможем.
Кэт стояла, выпрямившись, и смотрела ему в глаза. Бертрам понимал, что спорить бесполезно. Она любит его, прожила с ним двадцать два года и не оставит его теперь в такой тяжелый час. Все дети, кроме Филипа, в безопасности, и Кэт не покинет мужа.
— А если не сможем?
С тех пор как дети уплыли, его страх немного поутих, и он смог произнести эти ужасные слова. Берт хотел одного: чтобы спаслись Кэт и Филип, и, если возможно, Чарльз. Сам он готов был к худшему — остались бы только живы его близкие. Берт Уинфилд готов был принести себя в жертву, но он не хотел, чтобы это сделала и его жена. Это несправедливо по отношению к ней и детям. Она нужна им, и Берт чувствовал, что надо торопиться. Тоном, не терпящим возражений, он произнес:
— Я не хочу, чтобы ты оставалась, Кэт.
— Я люблю тебя. — Этим она сказала все.
— И я тебя люблю.
Он обнял жену, вспоминая, как другие мужья просили матросов силой усаживать их жен в шлюпки. Но он не мог поступить так с Кэт, хотя и желал бы. Берт слишком ее любил, и они многое пережили вместе. Он уважал ее волю, хотя сейчас это могло стоить ей жизни. Для него очень много значило, что она готова умереть с ним вместе, ведь это было подтверждением ее страстной и преданной любви.
— Если ты останешься, я тоже, — твердо добавила она, и Берт прижал ее к себе, желая, чтобы она уехала, но не в силах заставить ее делать что-либо против воли. — Ты умрешь, и я с тобой.
— Нельзя, Кэт, я не позволю. Подумай о детях. Она, конечно, подумала, но уже приняла решение. Она их любила всем сердцем, но мужа тоже любила и принадлежала ему. А Эдвина достаточно взрослая, чтобы позаботиться о братьях и сестрах, если она погибнет. Кроме того, в глубине души она надеялась, что опасность сильно преувеличили, их всех посадят в шлюпки или вскоре на помощь подоспеет какой-нибудь корабль и возьмет их на борт. Она попыталась убедить в этом Берта, но тот лишь покачал головой:
— Не думаю. Мне кажется, что на самом деле все гораздо хуже, чем нам говорят.
Так оно и было. Без двадцати два была выпущена последняя ракета и была заполнена последняя спасательная шлюпка, а внизу, в каюте, Алексис все играла со своей миссис Томас.
— Я думаю, ты чувствуешь ответственность за детей, — продолжал Берт, помолчав. — Ты просто должна уехать отсюда. — Он в последний раз попытался убедить Кэт, но она не желала его слушать.
— Берт Уинфилд, я не оставлю тебя. Ты это понимаешь? — Она сжала его руки и посмотрела ему в глаза долгим взглядом.
Миссис Страус, стоявшая поблизости, приняла такое же решение, но она была старше Кэт, и у нее не было маленьких детей. Но они были у миссис Эллисон, а она тоже решила остаться с мужем и маленькой дочкой и утонуть с ними, если пароход пойдет ко дну.
— А Филип? — Берт решил не спорить пока с Кэт, но все еще надеялся, что она передумает.
— Ты же собирался договориться, чтобы его взяли в шлюпку.
На шлюпочной палубе заполняли последнюю шлюпку, и оставалась еще одна, номер четыре, висящая за стеклянными перегородками на прогулочной палубе. Пока Лайтоллер был занят наверху, матросы открывали окна на прогулочной палубе, чтобы женщины смогли через них влезть в эту последнюю спасательную шлюпку, уходящую с «Титаника».
Берт подошел к Лайтоллеру и заговорил с ним. Кэт увидела, как второй помощник капитана решительно замотал головой, взглянув на Филипа, который стоял с Тейером и его отцом.
— Он категорически против: на корабле еще остались женщины и дети, — сказал, возвратившись, Берт.
Во втором классе сейчас усаживали в шлюпку нескольких детей, в первом их уже не было, за исключением малышки Лоррейн Эллисон, стоящей с куклой в руках рядом с мамой. Кэт посмотрела на нее и тут же отвернулась, будто увидев что-то слишком деликатное, слишком личное, чтобы на это смотрели посторонние.
Филип, Чарльз, Бертрам и Кэт обсуждали, как бы в обход Лайтоллера отправить мальчиков и, если возможно, спастись самим.
— Боюсь, нам придется немного подождать, — спокойно сказал Чарльз. Он до конца оставался джентльменом, не теряя хороших манер и не выказывая паники. — Но я думаю, что вам, миссис Уинфилд, следует все же поехать сейчас. Не нужно медлить. — Он тепло улыбнулся ей и снова отметил, как же они похожи с Эдвиной! — С нами будет все в порядке, но вам удобнее ехать теперь, а не толкаться потом с нами. Вы же знаете, какие бывают ужасные люди. На вашем месте я бы попробовал забрать и нашего юного друга.
Но как?! Один мальчик такого же возраста, как Филип, попытался сесть в шлюпку, переодевшись в женское платье, так ему даже пригрозили оружием, хотя в конце концов решили оставить в шлюпке, потому что не было времени возиться с ним.
Паника нарастала, и Берту не хотелось снова идти к Лайтоллеру — тот не пожелает и слушать его. Между тем на правом борту места в шлюпке уже занимали все желающие. Но пароход был слишком велик, и Уинфилды не могли знать, что творится на другой его стороне. Кэт продолжала упорствовать, что останется с Бертом, Филип опять отошел к Джеку Тейеру. Чарльз присел на стул и закурил. Ему было недосуг вмешиваться в споры Уинфилдов, он сидел, с тоской думая об Эдвине. У него больше не осталось надежды вырваться отсюда.
Каюты были пусты, матросы их все проверили. Вода уже поднялась до палубы С. Алексис играла с куклой, прислушиваясь к звукам музыки. Она то и дело слышала шаги, когда кто-нибудь из команды пробегал мимо или кто-то пробирался из второго класса к шлюпкам первого. Ей уже надоело играть одной, и она соскучилась по мамочке. Но девочке по-прежнему не хотелось садиться в шлюпку, хотя она знала, что ей попадет от родителей. Ее всегда бранили, когда она убегала, особенно доставалось от Эдвины.
Она услышала тяжелые шаги и посмотрела, кто это, решив, что пришел папа или, может, Филип. Но в дверях стоял мужчина, с ужасом глядевший на нее. Это был стюард, который последним покидал палубу и точно знал, что все каюты на палубе Б давно пусты. Однако он решил проверить еще раз и обомлел, увидев малышку с куклой.
— Эй!.. — Стюард шагнул к Алексис, а она стрелой вылетела в соседнюю каюту, захлопнув дверь. Но стюард был проворнее, чем она. — Минутку, юная леди, что вы тут делаете? — Он удивлялся, как эта девочка очутилась здесь, да еще совсем одна? Это было очень странно, и ему хотелось поскорее отнести ее к спасательной шлюпке. — Давай-ка уйдем отсюда… — Но на Алексис не было ни пальто, ни шапки. Она сбросила их, когда играла с миссис Томас.
— Я не хочу! — Она заплакала, и рослый сильный стюард, взяв ее на руки, завернул вместе с куклой в одеяло. — Я буду здесь!.. Я хочу к маме!
— Мы отыщем твою маму, малютка. Но нам нельзя терять время.
Он понесся наверх и почти уже добежал до прогулочной палубы, когда кто-то из команды окликнул его:
— Эй, уже последняя шлюпка ушла. Больше ничего не осталось. И прогулочную загрузили минуту назад. Давай, парень, торопись.
Стюард с Алексис на руках выбежал на палубу, когда Лайтоллер приготовился спускать шлюпку, висящую за раскрытыми окнами.
— Стой! — заорал стюард. — Еще одна! Алексис визжала, вырывалась и звала маму.
— Вот еще ребенок!
Второй помощник взглянул через плечо, но было слишком поздно. Шлюпка уже висела внизу, заполненная последними женщинами, желающими покинуть корабль; среди них были миссис Астор и мать Джека Тейера. Джон Джекоб Астор спросил Лайтоллера, нельзя ли поехать и ему, поскольку жена в «интересном положении», но Лайтоллер остался непреклонен, и Мадлен Астор поехала с горничной, а не с мужем.