— Ну, и вот, я тоже. Я секретарь фабричной организации, здесь в командировке нахожусь. И с Ириной Викторовной мы хотели просто перекусить и, заодно, продолжить обсуждение нашего общего проекта. К нему, между прочим, сейчас особое внимание проявляет ЦК КПСС. Так вот, мы сидели и разговаривали, когда пришёл этот негодяй и начал оскорблять Новицкую. Ну, вы-то понимаете, что значит, когда на тебя ни за что набрасывается мужчина. И тогда я ему сказал, чтобы он убирался иначе будет иметь дело со мной. Такие, как он только силу понимают. Ну, а я человек добрый, если честно. Когда узнал, что с ним беда случилась, приехал к нему в больницу. А он знаете что сказал? Что, если Ирина не будет выполнять его прихоти, он заявит, будто это я его избил. Ну вы подумайте, я семнадцатилетний студент и он, офицер, целый майор. И потом, я видел его рожу, если бы это я его отделал, у меня все руки были бы разбиты, от кулаков бы ничего не осталось. Но вот мои руки, сами посмотрите.
Я демонстрирую свои целые и не израненные руки. Это от того, что бил я этого гада основанием ладони и основанием кулака.
— К тому же, вы можете справиться у дежурной по этажу. Всю ночь и всё утро я находился в гостиничном номере и она меня видела.
Анжела всё аккуратно записывает и от усердия даже кончик языка высовывает. Ей бы в конкурсах красоты участвовать, а не в душном кабинете сидеть, да ещё и выслушивать пошлости рыжего сослуживца.
В общем, по результатам этого допроса, вернее по результатам этой беседы у меня складывается ощущение, что враг в лице Арсения Голубова разбит на голову. Не только в переносном, но и в прямом смысле.
— Анжела…
Она вскидывает на меня глаза.
— Степановна. Пойдём… те в обеденный перерыв в кафе.
— Ой, нет… это никак нельзя… — краснеет она. — Я же ваше дело веду.
— Не моё, а Голубова. Я у вас просто свидетель.
— Так… пока ещё я вас не переквалифицировала…
— Ну ладно. Но имейте в виду, моё предложение остаётся в силе. Подожду, пока дело будет закрыто.
— Да как его закрыть? Висяк очередной. Мне других и не дают, только вот такую безнадёгу.
— Ну, простите, — улыбаюсь я, — что вы на меня это дело не смогли повесить. Вы надеялись, наверное?
— Да ладно, с моим-то везением, — улыбается она. — Я и не надеялась, если честно.
— Тогда, — улыбаюсь я, — дайте мне, пожалуйста, номер телефона.
Выскочив из этого водоворота даже не намочив ног, я возвращаюсь в гостиницу. Ну, возможно, вывод преждевременный, но я надеюсь, что здесь всё разрешится нормально. Если дело рыжему хрену не передадут…
Вернувшись, захожу в телефонную будку и звоню Злобину.
— Егор, ты когда уже уедешь отсюда? — как бы шуткой спрашивает он.
— Ну, когда отпустите, тогда и поеду, Леонид Юрьевич.
— Так, всё, отпускаю, поезжай, дорогой, там девчата фабричные тебя заждались уже.
— Потом сами ворчать будете, что важные дела на вас сбросил, — возражаю я.
— Ну какие ещё важные дела? Когда тебя нет, то и дел важных не бывает, а ты прямо притягиваешь к себе все громы и молнии. Чего опять случилось?
— Получил предложение, от которого нельзя отказаться. От ментов.
— От каких? — чуть слышно напрягается Злобин.
— Из ГУБХСС.
— По поводу?
— По поводу пристрастия к играм, — отвечаю я.
— Чего? Серьёзно? И чего они хотят?
— Может, лучше лично встретиться? Я, конечно, из автомата звоню, но всё-таки…
— Ладно, — говорит он после секундной паузы, — давай, сегодня, в то же время и на том же месте.
— Понял, буду.
Закончив разговор, я иду к себе и набираю Платоныча. Он оказывается в гостинице.
— Дядя Юра, пошли кофе попьём с видом на Кремль, — предлагаю я.
— Пошли, а то я уж волноваться начал. Как ни позвоню тебя нет и нет. Где пропадал?
— Сейчас всё расскажу.
Мы поднимаемся в кафе и я всё подробно рассказываю.
— И что с ним делать, с ментом этим? — трёт лоб Большак.
— Не знаю пока. Пусть Злобин решение принимает. С одной стороны можно было бы поиграть, давая определённую информацию, но видишь, он же ещё и денег хочет. А на это я пойти не могу.
— Да, ну и дела творятся.
— Это точно. Но вот что мне скажи, ты согласился на предложение министра?
— Согласился, — вздыхая, отвечает Платоныч. — Это с января всё закрутится. Пока ещё есть немного времени. Спокойного, так сказать.
— Ну, это как поглядеть. Нужно всё готовить, передавать дела, преемника дрессировать и всё такое. Ты уже определился с персоной.
— Определился, да. Это помощник мой, скромный трудолюбивый. Он многое уже знает, помогает, в общем.
— Надо пробить его через Куренкова, — заявляю я.
— Думаешь? — хмурится Большак.
— Однозначно. Надёжность кадров — это критически важная задача, поверь.
— Ну да, пожалуй.
— Ладно, дядя Юра, пошёл я к Злобину. Посмотрим, что он скажет. И вновь продолжается бой, правильно?
— Правильно, — кивает он. — Но, как говорится, война войной, а еда по расписанию. Ты не забыл, что у нас сегодня товарищеский ужин с Жорой и Даней?
— Ох, точно, — машу я головой. — Почти забыл уже. Во сколько?
— В восемь будь готов. Жора заедет за Скударновым и за мной в управление, а оттуда мы подскочим к тебе. Так что в половину восьмого будь, как штык. А может, даже чуть раньше, чтобы тебя ждать не пришлось. А то он сердиться будет.
— Ладно, не будем его сердить. Уже знаем, куда двинем?
— В «Прагу». Жорик заказал.
— Отлично, — киваю я. — Только, насколько мне известно, там всех без исключения слушают. Поэтому народ надо предупредить, чтобы лишнего не говорили. В том числе, о казино. Да и вообще, никаких чувствительных тем, только мир, дружба, жвачка. А лучше и без жвачки, только мир и дружба.
— Да, это правильно. А ещё Жора просил передать, что его сестра от тебя без ума осталась и требует, чтобы ты ей срочно позвонил.
— Во как, надеюсь она не воспылала ко мне любовью? Мы хоть и ровесники, но это было бы немного странно, правда?
— Не знаю, — усмехается дядя Юра. — Тебе виднее. Но позвонить, думаю надо.
— Ладно позвоню, когда вернусь, мне уже нужно на Лубянку бежать.
— Ну беги… на Лубянку, — качает он головой.
И я бегу. Мы снова гуляем в сторону пельменной и снова едим фабричные пельмешки со сметаной. Игорь и Паша, как и вчера, стоят за соседним столиком.
— Не знаю, Егор, — говорит Де Ниро, глядя в пустоту прямо перед собой. — Не знаю, что делать. Можно дёрнуть этого Плешивцева сюда и вправить ему мозги. А можно попробовать завербовать. Или поводить его за нос через тебя.
— Так он двадцать пять процентов моей доли хочет. Я и так делюсь с хреновой тучей народа, если честно, себе почти ничего не оставляю, а расходы у меня огромные. Так что его алчный и голодный рот меня не интересует.
— Но просто так его не дёрнуть, — размышляет Злобин, не слушая меня. — Нужно железное обоснование, железобетонное, иначе такой ор поднимется, что никому мало не покажется. Весь союз содрогнётся. Значит, нужно неофициально… Тебе когда нужно ответ давать?
— Завтра по идее. Но я не думаю, что он завтра прямо будет ждать и бабки, и инфу.
— Завтра-завтра-завтра… — бормочет он. — Ладно, Егор, озадачил ты меня. Озадачил. Хорошо, сейчас пока не знаю, как лучше поступить. Позвони завтра ближе к обеду, хорошо? Надеюсь, уже что-то решу, и тогда тебе скажу, как мы будем действовать.
Мы прощаемся и расходимся в разные стороны. Вернувшись в гостиницу, мы с парнями поднимаемся наверх, в казино. Эх, надо ведь было в переговорный пункт зайти, хотел же Наташке позвонить. Ладно, чуть позже позвоню. Сначала нужно с Абрамом переговорить, узнать, что у нас с обстановкой.
Как только я вхожу в зал, меня едва не сносит вихрем. Это идут братки Мамуки. Впереди вышагивает лысый с рябым лицом, тот что присутствовал на вчерашнем совете в Филях.
— Здорово, Бро, — бросает он, останавливаясь. — Ты-то нам и нужен.
— Зачем? — хмурюсь я. — Где Абрам?
— Абрам? — переспрашивает рябой и обводит взглядом своих соратников.
— Погнали, Пёстрый, — торопится один из них.
— Ты хлебало прикрой, — ощеривается на него лысый, и повернувшись ко мне, добавляет. — А мы как раз к нему и едем.
— К Абраму? — уточняю я. — А где он? Почему сам не приехал?
— Велел, чтобы мы к нему, — криво улыбается Пёстрый. — Пошли, не ссы.
Я выхожу из здания вместе со своей шумной ватагой. К гостинице тут же подкатывают «Рафик» и «буханка».
— Куда это мы такой толпой? — спрашиваю я.
— К Абраму, сказал же тебе. Чё ты как маленький? — подмигивает лысый. — Он велел, чтобы тебя тоже привезли.
— Херня какая-то, — качаю я головой. — Я пойду ему позвоню.
— Вот же ты червь въедливый, — сердится рябой. — Садись давай.
Машина рвёт с места и меня опрокидывает назад.
— Давай, поясняй, Пёстрый, — требую я, а то ты совсем что-то базар свой не фильтруешь. Где Абрам?
— Бляха-муха, Бро! — рычит лысый. — Вальнули Абрама. Прямо перед домом. Так что сейчас будем справедливость восстанавливать. Держи.
Он достаёт из-под сиденья ствол и передаёт мне…
9. Гимн завтрашнему дню
Я смотрю на ПМ на его ладони. Хороший такой пистолетик, хоть и побитый весь. Милицейский, небось, с огромным таким шлейфом, побольше, чем хвост кометы Галлея.
— Эт что? — поднимаю я глаза на лысого, рябого и Пёстрого.
— Ты чё не видишь? Ствол, ёпта! Хватай, давай!
— Нет, — спокойно отвечаю я и качаю головой. — Это не по моей части, товарищ.
— Чё?! Ты охерел что ли? Там на Абрама напали! Бери, сказал! Я тебе чё тут шутки шучу?!
— Так, ты успокойся-ка для начала, — отвечаю я. — И волыной своей в меня не тычь, пожалуйста. А то действительно клоуна начинаешь напоминать. Лучше уточни-ка, Абрама вальнули или на него наехали? Сдаётся мне, это две огромные разницы.
— Ты чё, баклан, в натуре?! — нависает надо мной Пёстрый. — Зассал, фраерок? Как до дела дошло, так зассал сразу? Обгадился, чмо?