Большие дела — страница 18 из 52

— Юрий Михайлович, — пытаюсь говорить я спокойно, но убедительно. — Мне же ещё даже восемнадцать не исполнилось.

— Паспорт! — приказывает Чурбанов, протягивая руку, и я чувствую лёгкий аромат элитного алкоголя.

Я не мешкая выполняю приказ и протягиваю ему свою паспортину. Смотрите, завидуйте, я гражданин Советского Союза! Или, как вариант, я гражданин, а не какая-нибудь гражданка.

— Брагин? — спрашивает он и смотрит мне в глаза, проникая в самую душу.

Хотя, если честно, глаза-то у него добрые. И вообще, глядя на его фотографии, я всегда думал, что он человек достаточно мягкий.

— Да, — соглашаюсь я. — Брагин.

— Почему фамилия знакомая?

— Вы пару месяцев назад приказ подписывали о награждении меня медалью…

— А! — быстро вспоминает он. — Ты тот юнец, что помог опасных рецидивистов поймать!

— Так точно.

— Но ты не москвич. Зачем приехал? Ещё медаль хочешь?

Я улыбаюсь.

— Кто же не хочет? Но сейчас я прибыл в командировку в ЦК ВЛКСМ, я секретарь фабричной комсомольской организации.

— Комсорг значит… Хм… А с Галиной Леонидовной как познакомился?

— Так через Жорика, — вступает Галя. — Это же тот самый парень, что его от кабана спас на охоте.

— Ты? — хмурится Чурбанов.

— Да ну что вы, — отнекиваюсь я, — это он меня спас. Просто он скромный очень.

— Ладно, — меняет гнев на милость суровый муж. — Иди за мной.

— Юра, куда ты его? Сейчас гости ко мне придут.

Мои парни благоразумно пережидают бурю на кухне.

— Тихо. Пошли.

Мы заходим в гостиную. Надо сказать, что никакого версальского стиля, рококо и обильного на золото «русского барокко» здесь нет. Вполне скромное по меркам века жилище. Квартира большая, но ничего показушного и разнузданно-роскошного. Кроме, может быть, коллекции алкоголя. На низком буфете стоит с полтора десятка бутылок. Коньяк, арманьяк, виски, бурбон. Всё исключительно заморское. Хотя, нет. «Арарату» в этой коллекции место нашлось. Знал бы, что буду такие визиты наносить, привёз бы с собой бутылочку виски и бутылочку коньячку с собственной винокурни.

— Выбирай, — приказывает хозяин дома.

— Юрий Михайлович, я непьющий. Спортсмен. Да ещё и малолетний.

— Отговорки. Выбирай говорю!

— Кхе, — крякаю я. — Ну тогда вот это.

Я показываю на бутылку Луи XIII от Реми Мартан. Никогда не пил, честно говоря, но всегда было интересно, почему эта хрень сто-о-о-лько стоит.

— А-ха-ха! — смеётся Чурбанов. — А ты правда непростой мальчишка. Галя, посмотри, что выбрал твой протеже!

Но Галя, кажется не слышит, орудуя на кухне. Юрий Михайлович достаёт два пузатых коньячных бокала и наливает в них на донышко тёмной янтарной жидкости. Я беру бокал в руку и делаю круговые движения, отдавая тепло руки и высвобождая аромат.

Чурбанов с любопытством наблюдает за моими действиями. Погрев этот жидкий янтарь с полминуты, я подношу бокал к носу и делаю вдох. Мама дорогая… Ну, не зря, наверное, он в нашем мире под двести тысяч за бутылку шёл. Мда…

— Ну, твоё здоровье, — поднимает бокал генерал.

— За вас, Юрий Михайлович, — салютую я в ответ.

Делаю глоток. Я, конечно, тот ещё дегустатор, но вещь знатная, тут ничего не скажешь. Почти так же хорош, как мой узбекский, улучшенный Доком. Шучу.

Входит Галина с блюдом с блинами.

— Юра, ты зачем ребёнка спаиваешь.

— Ты посмотри, что твой ребёнок выбрал.

— Я в этом не разбираюсь, — улыбается Галя и уходит.

На столе появляется икра и закуски из ресторана.

— Брагин, а тебя же вроде даже подстрелили тогда? — спрашивает Чурбанов. — Я не путаю?

— Было дело, — неохотно отвечаю я.

— Куда?

— В грудь. Ну, то есть пуля в грудь вошла и из спины вышла. Ничего не сломала, спасибо ей за это.

— Показывай.

— Юрий Михайлович, неудобно.

— Показывай, говорю.

Эх, да вы нарезались, ваше благородие. Я расстёгиваю рубашку и показываю маленькую дырочку с выпуклыми краями, как у лунного кратера.

— Спину!

— Юрий Михайлович…

— Ничего, по-мужицки, я же не при гостях тебя раздеваю. Давай.

Я приспускаю с плеча рубашку и он присвистывает.

— Юра, не свисти дома! — говорит Галя, внося в комнату новое блюдо и ахает. — Это что такое?!

— Бандитская пуля, — улыбаюсь я. — Простите за стриптиз, но это по воле товарища генерала.

Товарищ генерал щедрой рукой плещет драгоценного Луи по бокалам и делает хороший глоток. А в прихожей раздаётся звонок. Начинают приходить Галины гости и, к счастью, меня не превращают в «говорящую собачку», а просто знакомят с друзьями и приятелями.

Люди приходят разные, но, в основном, известные. Компания весёлая и жизнерадостная. В принципе, так всегда бывает, когда на буфете в изобилии представлены напитки, и икра мажется по блинам бескомпромиссно толстым слоем. Где будут эти люди, когда Юрий Михайлович окажется в колонии, а его жена полностью будет дезориентирована?

Наконец приходит время моего выступления. Мне вручают гитару и представляют, как восходящую звезду романса. Бред. У меня, по большому счёту, ни слуха, ни голоса. Я так и говорю.

— Друзья, без малейшего намёка на кокетство заявляю, петь не умею, в ноты не попадаю, аккорды путаю. Берусь выступить перед вами, искушёнными мэтрами исключительно удовлетворяя просьбе нашей прекрасной хозяйки. Ну, ещё в порядке тренировки смирения.

Все смеются. Им-то что. Ладно. Исполняю свою «Эх, Галя-Галя…»

Надо сказать, что старина Луи немного раскрепощает, так что фальши сегодня меньше, но всё равно достаточно, чтобы стать душой компании, не вызывая ненужной зависти и прочих чёрных чувств.

Песня заходит на ура и исполняется ещё трижды, последние два из которых хором и под аккомпанемент настоящего музыканта из театра оперетты. Пётр Налич родится ещё примерно через полгода, а песня его уже пленяет умы богемы.

Игорь с Пашей не сидят на кухне, как прислуга, а тусуются с гостями и Паша даже флиртует с милой девушкой, оказавшейся балериной из Большого. Бориса Буряце на вечеринке нет по вполне понятным причинам. Уж с ним бы Юрий Михайлович дорогие коньяки распивать бы не стал, я думаю. Хотя я совсем не исключаю, что слухи о характере связи между Борисом и Галиной могут быть преувеличены.

Уезжаем мы поздно, найдя прекрасных друзей. Главное верных. Сергей Сергеевич, заснувший в машине, получает щедрые сверхурочные и, кажется, остаётся вполне довольным тем, как прошёл очередной день его пенсии.

Утром, на удивление, мне никуда не нужно идти, и я планирую выспаться, но меня будит Платоныч.

— О, ты спишь? — удивляется он, когда я открываю дверь.

— Угу, — киваю я. — Проходи.

— Нет, не буду. Я на минутку заглянул.

— Как вчера посидели?

— Нормально, — кивает он. — До «Птичьего молока», правда, дело не дошло.

— А вот я попробовал. Неплохо, надо сказать.

Он улыбается и кивает.

— Я попрощаться, Егор. Поехал, в общем, а то уж больно загостился, да?

— Да, уж… Я тоже хочу.

— Так давай, раз хочешь, — усмехается он. — Хотя тебе-то скучать вообще некогда, как я посмотрю, да?

— Скучать некогда, но и носиться здесь, как белка в колесе не слишком-то хочется.

— Ничего, Егор, ничего. Вот сделаем все дела, тогда отдохнём.

— Дядя Юра, ты там тоже не прохлаждайся. Тебе нужно преемника до кондиции доводить. Его, кстати, утвердили на твоё место?

— Нет ещё. Ефим там занимается, но ясности пока нет. Посмотрим, в общем.

— Слушай, а если его не утвердят, некоторые вопросы будет достаточно проблематично решать, тебе не кажется?

— Чего кажется-то, я точно знаю. Ладно, иди сны досматривай. Поехал я в аэропорт.

— Машина нужна? — спрашиваю я, а то я тут обзавёлся.

— Как это? — удивляется Большак.

— Ну, как, в аренду взял вместе с водителем.

— Вот, ты шустряк, — качает он головой. — Тебе бы генсеком стать, такая бы жизнь началась.

— Это мне не светит, — улыбаюсь я. — Тут очередь такая, все успеть хотят. Хоть по чуть-чуть, а постараются свои пять минут славы захапать.

— Ну что же… может потом когда-нибудь.

Мы прощаемся и дядя Юра уходит, а я уже не ложусь. Иду в душ, умываюсь, а потом звоню юной следачке. Её долго-долго разыскивают, и я уже готовлюсь, что кто-нибудь просто возьмёт и повесит трубку на рычаг, но на том конце провода всё-таки раздаётся напряжённое и робкое:

— Шéлюхова.

— Анжела Степановна, привет, — говорю я. — Это Брагин.

— Кто? — удивляется она.

— Бывший подозреваемый, а ныне несовершеннолетний свидетель по делу майора Голубова.

— А, Егор Андреевич, — Анжела немного расслабляется. — Слушаю вас.

— Да я просто хотел узнать, как у вас дела.

— Что?

Она резко смущается и не знает, что говорить дальше.

— Ну, как поживаете, — смеюсь я, — всё ли хорошо. Может, пойдём по чашечке кофе хлопнем?

— Как? — продолжает пребывать в ступоре она.

— Ну, Анжел, ты чего? Я говорю, пошли в кафешку, кофе выпьем.

— С несовершеннолетним? — ужасается Анжела Степановна.

Я начинаю смеяться:

— Ну, а что, вдруг прокатит и паспорт в кафе у меня не спросят?

— Ой, нет, я не то… — она вдруг тоже начинает смеяться. — Ну ладно, я про другое совсем.

— Не бойся, я тебя под статью не буду подводить. Просто поболтаем и…

— Ну, Егор, я не про это… — перебивает меня она. — Но сегодня никак. У меня тут три подозреваемых, так что на кофе, к сожалению времени нет.

— Ну ладно, — легко соглашаюсь я, демонстрируя свой бесконфликтный характер. — Тогда завтра, а то потом улечу в далёкие края и буду тебе серебряным крылом махать с неба.

— А ты что, лётчик? — проявляет заинтересованность она.

— Так, Анжел, ладно, я тебе завтра расскажу всё, что знаю про полёты, хорошо?

— Да это я так просто спросила… Слушай, давай, утром мне позвони и я тебе скажу, смогу или нет, хорошо?

— Хорошо, Анжела, очень хорошо. Но есть ведь ещё и вечер.