Красновская — продолжал оставаться недосягаемым.
— Что за город у вас, Таня! — в сердцах воскликнула Юлька. — Людей по голове бьют, машины взрывают, на звонки не отвечают! Как ты тут живешь?!
— Взрывают, — согласилась девочка. — Сначала следят за красивой хозяйкой, а потом — раз, что-то прикрепляют к машине, и бабах — взрыв, как в кино. Хорошо, что она убежала.
«Значит, это та девочка», — сказала себе Юлька.
Тимка продолжал молча жевать.
— А ты откуда про это знаешь? Про взрыв, — осторожно спросила Юля.
— Видела я — и дядьку, что машину взорвал, и тетку красивую, которая со двора сбежала. Машина как жахнет, а она как побежит! Кино просто, дым, огонь, — невозмутимо рассказывала Таня.
— А когда это случилось?
— Да сегодня утром, в центре.
— Ты там, рядом была? — не веря своим ушам, спросила Юля.
— Во дворе я была, где же мне еще быть? Там скамейка большая, удобная, и мусорный бак большой, за ним спрятаться можно.
При чем тут скамейка, мусорка — Юлька не поняла, но боялась лишний раз пошевелиться, чтобы не спугнуть нечаянную свидетельницу того самого взрыва, от которого пострадала Красновская. Не каждый же день по утрам в городе взрывают машины! Она себя одернула.
«Может, это просто дурацкое совпадение? Сон наяву? Я думаю про этот взрыв, начинаю вслух об этом говорить. И девочка… Не может быть. А может, она все придумывает, ведь дети в ее возрасте большие фантазеры?
Юлька не сразу заметила, что за столом на одного человека стало меньше, Тимка словно испарился.
— А мальчик где? — испуганно спросила Сорнева.
— Да не волнуйся, не пропадет он. Поел и пошел по своим делам. У него родная бабка на базаре торгует, ему есть куда идти.
— Таня, только ты не уходи, пожалуйста. Мне еще поговорить с тобой надо.
— Говори. — Девочка пожала плечами.
— А где твои родители?
Девочка тут же насупилась и как отрезала:
— Нет у меня родителей.
— Ребенок не может быть без родителей.
— Я взрослая и самостоятельная. Я сама по себе.
Юлька на мгновение даже растерялась — она раньше не встречала таких маленьких девочек, которые были «сами по себе».
— Но должны ведь быть у тебя папа и мама?
— Мама умерла, бабушка тоже. Больше у меня никого не было. Не было у меня папы.
— Ну где-то же он должен быть.
— Не знаю. — Таня пожала плечами.
— А где ты живешь?
— Днем гуляю, ночью — в колодце молокозавода. Я привыкла.
Чувство жалости к ребенку накатило на Юльку так, что защипало в носу и в глазах.
— Знаешь, — доверительно сказала она девочке, — у меня тоже мама умерла, поэтому я тебя хорошо понимаю. Давай пока пойдем ко мне в гостиницу, я ведь приехала в ваш город на несколько дней и живу в гостинице, а там посмотрим, что дальше делать.
— А ты меня в полицию не сдашь?
— Нет, не сдам.
— Хорошо, пошли. — И Танька протянула ей маленькую, всю в цыпках, ладошку.
В вестибюле гостиницы дежурная даже не обратила внимания на то, что Юля пришла не одна. В номере было тихо и уютно, Юля взяла с тумбочки коробку конфет.
— Давай будем сейчас чай пить.
— Да у меня уже места нету! — Танька постучала кулаком по животу. — А у тебя правда мама умерла?
— Правда. Я выросла с папой. Ты мне расскажи о себе, Таня. Я журналист, может, помогу тебе чем, найдем твоих родных.
— Я в детский дом не пойду. Лучше в колодце жить.
— Я про детский дом тебе ничего не говорила. Может, у нас получится найти сестру какую-нибудь мамы, родственников много бывает — дяди, тети, троюродные братья и сестры.
— Не знаю, я не думала.
— А ты подумай. Это лучше, чем по колодцам скитаться. Давай-ка сначала рассказывай все.
Юлька слушала девочку внимательно и думала о том, почему маленькому человечку выпало столько испытаний и как она может помочь Тане обрести родных или приемную семью. Оставлять девочку одну никак нельзя. Когда Танька дошла до происшествия во дворе со взрывом машины и пересказала все в деталях, Юля не выдержала.
— Таня, ты точно видела мужчину, который подходил к машине и что-то подложил туда?
— Точно, я его хорошо видела. Лицо у него злое. И девушку видела, которая после взрыва убежала. Вскрикнула и убежала.
— А мужчина?
— А он на дальней скамеечке сидел и смотрел, как машина горит.
— То есть ты его запомнила?!
— Ну, как тебя! — Танька на секунду задумалась. — Хочешь, я его нарисую?
— Как нарисуешь? — не поняла Сорнева. Девочка ставила ее в тупик.
— Карандашом на бумаге.
— Давай! — Юлька протянула ей бумагу и карандаш.
Таня рисовала долго, и ее язычок от усердия высовывался изо рта.
— Ну вот, вроде похож.
— Ну, ты даешь! — присвистнула Юлька. — Ты рисуешь, как настоящий художник!
— Я немного в художке училась, когда мама жива была. Она мне говорила, что я могу художником стать.
На бумаге был изображен мужчина с крупным носом и прищуренными глазами, причем прорисованы были не только большие глаза, но и мелкие морщинки вокруг глаз.
— Какая ты умничка, Таня! Ты его так хорошо запомнила?
— У меня память как у художника. Только я давно не рисовала.
— Ты не представляешь, как ты мне помогла! Я как раз ищу женщину, у которой взорвали машину, пишу об этом и твой рисунок обязательно использую в материале. Давай мы договоримся, что ты идешь в ванну, а потом ложишься спать.
— Я люблю ванну, — задумчиво сказала девочка, — только я давно там не мылась.
— Таня, Танечка, сейчас мы это все исправим. А завтра я куплю тебе новую одежду, и будем думать, как тебе помочь.
— Как ты мне поможешь, если мама и бабушка умерли? Назад они не вернутся.
— Мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем!
Юля сама верила в то, о чем говорила. Но всеми вопросами девочки она будет заниматься завтра, а сегодня еще надо поработать.
— Ты опять вляпалась, — подытожила она сегодняшний день.
Условия, в которых оказалась Юля, конечно, отличались от спокойного, нормального течения жизни.
— Экстремалка! Пожарные и пилоты могут отдыхать! — ласково сказала она своему отражению в зеркале. Читатели ее любимой газеты, утомленные повседневными проблемами, с удовольствием узнают о ее приключениях, но ей-то что-то нужно делать дальше! Девочку она оставить не может, да и уехать просто так, не получив ответа, кто покушался на Бельстона, — тоже нельзя.
Телефон Красновской по-прежнему молчал, теперь у Юли остался только запасной вариант, который казался единственно верным. Она набрала телефон сестры потерпевшей, Елизаветы Красновской.
— Здравствуйте, это из пресс-службы «Грин-авиа». Мы не можем дозвониться до вашей сестры, она на крайний случай оставляла ваш номер. Можно пригласить ее к телефону?
— Здравствуйте, Анна взяла отпуск на неделю. Удивительно, что вы не в курсе. Ее нет в городе, извините.
Это был полный отлуп, как говаривал шолоховский дедушка Щукарь. А то, что ей пришлось солгать, Юльку не беспокоило. Когда журналист искажает факты — это уже не журналистика, а политтехнология. В ее же ситуации все средства хороши. Следующий звонок был Оле Виноградовой.
— Оля! Ты единственная, кто мне может в этом городе помочь! Оль, как хочешь, выручай меня!
— Сорнева!
— А когда ты у меня курсовую по расследовательской журналистике списывала, я тебе была Юлечка! — обиделась Юлька. — Я дозвонилась до Лизы, она говорит, что Аня уехала, думаю, что врет. Лиза знает, где Аня, у меня сомнений нет. Журналистская интуиция, если хочешь. Ты ведь знаешь подруг своей одноклассницы, окружение Лизы. Они должны где-то прятаться, в каком-нибудь тихом месте. Подумай, где мне Красновскую искать.
— Ой, навязалась ты на мою голову! И про курсовую вспомнила, а когда это было!
— Оля, ты попробуй. Я понимаю, что почти нереальное прошу, но ты попробуй, и если ничего не получится — пошли меня на фиг, и я успокоюсь.
Через пять минут Ольга Виноградова перезвонила.
— Ой, Сорнева! Надеюсь, что больше курсовой попрекать меня не будешь. Записывай адрес. Но только если скажешь, что это я…
— Никогда, Оля! Никогда! Клянусь родной газетой. Могила!
Глава 16. Если за дело берется экстрасенс
Когда Марк год назад пришел к нему в кабинет с человеком, который ничем на первый взгляд не выделялся, таких на пассажирских сиденьях во время полета сидят сотни, Лева не удивился. Его брат все время с кем-то общался, легко заводил знакомства, разговаривал, обменивался информацией. Но когда Лев присмотрелся к мужчине повнимательнее, то понял, что он не из обычных просителей — что-то в его остром взгляде цепляло.
Это были глаза — глаза пронизывающие, необычные, сфокусированные на переносице человека, на которого они смотрели. Его взгляд, как будто колющий, приковывал внимание.
Выражение глаз незнакомца можно было расценить как дерзкое или даже провоцирующее, бесцеремонное, выдержать этот взгляд было непросто.
— Надо показать ему наш парк самолетов, — сказал Марк.
Главный инженер «Грин-авиа» Лев Бельстон молча кивнул — его напрягал и Марк, и незнакомец, но в данной ситуации с ним разговаривал не столько брат, сколько прежде всего генеральный директор компании, и точка зрения главного инженера его не волновала.
— Пройдемте.
Флот, парк авиакомпании Лев Бельстон любил особой любовью. Он даже давал самолетам имена: самый старший — Аэробус А320 — был назван Мудрецом, а самый младший — Сухой Суперджет 100 полугодовалого возраста — Малышом. В самолетах Леве нравилось все: тонкий, дразнящий ноздри запах авиационного керосина и масла, смешанного с запахом травы, гудение и потрескивание мотора. Все это заполняло его необъяснимым чувством детского, далекого счастья. Он любил молча постоять у самолета, провести рукой по поверхности крыла стальной птицы, отливающего блеском серебристой краски, впитать его энергетику. Льву нравилось наблюдать, как самолеты с шумом взлетают и заходят на посадку, как рассыпаются по летному полю, словно божьи коровки, люди в оранжевых сигнальных жилетах, и даже от воздуха, пропитанного авиационным керосином, у него поднималось настроение.