— Физику. Есть такая наука. Вот сегодня изучали законы механики Архимеда, Ньютона, Гука.
— Наверное, мои вопросы далеки от законов тяготения, но к кому в нашем городе мог прийти Василий Иванович? Может, вы знаете его друзей, знакомых? Где-то ведь он жил!
— Какая-то женщина одно время была, то ли Оля, то ли Поля, какое-то русское имя, не помню, да и не интересовалась я особо его личной жизнью. По-моему, он жил в высотке у базара. Но это давно было.
— Адрес помните?
— Нет, но показать могу.
— А где работает ваш муж? — Он вдруг почувствовал, что она испугалась вопроса.
— А при чем тут муж?
— Да может, он что-нибудь знает о вашем брате.
— С какой стати? — Она казалась взволнованной.
— Да мне сейчас важна любая информация. Мужчины иногда общаются с мужчинами, или у них был конфликт?
— Да нормальные у них были отношения. Без работы мой муж пока. В монтажном тресте попал под сокращение, собственно, и сокращаться там нечему — зарплату давно не платят, предприятие — банкрот.
— Так он сейчас дома? Я могу с ним поговорить?
— Нет, не можете. Он сегодня не ночевал дома.
— А что случилось?
Женщина еле сдерживала слезы.
— Не знаю, пил два дня, а потом исчез.
— У него раньше такие проблемы были?
— У него всегда проблемы.
— Тогда просьба: если он появится, дайте мне, пожалуйста, знать. — И Руслан продиктовал телефон.
Уже собравшись уходить, он вспомнил про фоторобот и решил показать его Татьяне. Кто знает, вдруг ему случайно повезет, а случайность — это частый спутник закономерности.
— Вы ненароком не знаете этого человека?
— Откуда у вас это фото?! Знаю, и не случайно. Это мой муж.
Глава 28. Особый свидетель — телезвезда по имени Таня
Все, что журналист Юля Сорнева собиралась предпринять, было похоже на большую авантюру. Но в это рискованное приключение она отправлялась ради того, чтобы сдержать данное обещание и помочь Тане найти родных. Почти годовое скитание ребенка на удивление не испортило маленького человечка — девочка была позитивна по отношению к себе и окружающему миру. У нее не возникало мысли, что она хуже, несчастней, чем другие дети.
— А что я должна говорить?
— Веди себя как обычно в жизни. Расскажи про маму и бабушку, как жила с ними, как ходила в художественную школу, как сначала умерла мама, а потом бабушка.
— И мы с тобой сейчас ищем моих родных? — спросила смышленая девочка. — А фотографию показать можно?
— Какую фотографию?
— Вот эту. — И Таня движением фокусника достала откуда-то из-за пазухи старое затертое фото. — Это моя мама. — Она говорила с гордостью и несколько раз поцеловала фотокарточку.
Юлька вгляделась в старое фото: молодая девушка в кремово-розовом платье заразительно смеялась. Она стояла между двумя юношами, которые тоже улыбались. Дополняла всю эту юную идиллию огромная цветущая яблоня. Было в этой фотографии столько неподдельного счастья, света и радости, нежности и любви к миру!
— Красивая у тебя мама, — восхищенно сказала Юля.
— Красивая, — согласилась девочка. — Только это раньше было, а потом она все время грустная была.
— Фотографию обязательно надо показать. Может, кто-то из ребят себя узнает. Знакомых мамы найдем, а они что-нибудь про твоих родственников знают. Ты умничка, что фотографию сохранила.
На местной телестудии Танька вела себя непринужденно, вертела головой по сторонам и все время задавала вопросы:
— А сколько человек работает на студии? А где будет стоять камера? А кто мне скажет, куда смотреть? А я телегеничная?
— Ты откуда такие слова знаешь? — удивлялась Юля, но ее беспокоило другое: она, как журналист, знала, что записывать интервью с детьми, получить от них какие-либо сведения очень непросто. Среди журналистов даже такая присказка есть: никогда не работай с детьми и животными. Вызвать детей на откровенность сложно. Можно наткнуться на ледяное молчание, скрытую враждебность или смущенное хихиканье. Взрослые зачастую заглушают, корректируют голоса детей. Юлька, конечно, не будет лезть со своим газетным уставом к телевизионщикам, но она чувствовала, что рискует. У нее не было уверенности, что сюжет о Таньке в новостях «сработает», а она на это очень надеялась.
— Кто тут у нас Юля Сорнева? Меня зовут Алиса. А наша героиня — Танечка?
Юля мгновенно успокоилась. Журналистка по имени Алиса была не только спокойна, уверена, но еще в ее глазах плясали веселые искорки — такая не подведет.
— Ну, давай, Танюшка, вперед. Про фотографию не забудь. Я тебя здесь подожду.
В коридоре студии было шумно, под крики: «Съемочная группа на выезд!» — сновали операторы с камерой, журналисты с микрофонами, редакторы с папками. Конечно, это тебе не телецентр «Останкино» с выставкой подарков капитал-шоу «Поле чудес», но жизнь тут тоже била ключом. Юлька вздохнула, телевидение — это, конечно, круто, но газета роднее и ближе.
Таня вернулась раскрасневшаяся, держась за руку с Алисой.
— Пожалуйста, возвращаю вам Татьяну в целости и сохранности.
— Что-нибудь получилось? — обеспокоенно спросила Юля.
— Не волнуйтесь, коллега, мы не зря хлеб едим. Таня все хорошо рассказала, обратилась к телезрителям. Она сообщила, в каком районе жила. Мы подснимем его обязательно. Сюжет выйдет в эфир сегодня, мы подстрочкой дадим телефоны студии и будем ждать звонков. Ваши координаты в редакции есть. Вы молодчина, Юля, что обратились к нам. Вдруг и правда родные найдутся!
— Ну что, телезвезда, теперь обедать — и по делам! Понравилось сниматься?
— Да, понравилось! Я, когда вырасту, буду тут работать.
— Я так и подумала.
В кабинет к следователю Аванесову они зашли довольные и радостные, словно побывали на празднике. У Аванесова уже сидел психолог.
— Мирослава Алексеевна, — представил ее следователь.
Юля пристроилась в уголке. Она подумала о том, что сегодня психика девочки подвергается сильным стрессам: недавно закончилось интервью, и сейчас тоже интервью — со следователем, а оно для ребенка может быть сложнее и опасней.
Тем временем психолог заговорила с Юлей — о том, интересно ли ей работать в газете, где они сегодня с Таней были, как им погода на улице, какое время года Тане нравится, и о прочих несущественных вещах.
Юлька как человек, работающий в коммуникациях, поняла, что именно так начинают работать с детьми: говорить о предметах и событиях, которые хорошо известны ребенку, что и позволяет специалистам проверить умение ребенка рассказывать, находить средства для описания зрительных впечатлений. Девочка держалась свободно и спокойно, а значит, первое испытание с телекамерой было сложнее, эмоциональнее, а здесь все проще, понятней, доступней.
— Таня, почему ты обратила внимание на мужчину? Он был каким-то особенным? — вступил в разговор Аванесов.
— Нет, просто он был как будто не из этого двора и все время боялся чего-то, оглядывался по сторонам. А потом подошел к машине, наклонился, что-то поделал и отошел.
— А он видел, как ты за ним наблюдала?
— Не, я маленькая, но хитрая.
— Это уж точно, — рассмеялась Юлька.
— Я между мусорными баками пряталась, а он туда совсем и не смотрел.
— Посмотри, пожалуйста, к какой машине он подходил.
— Вот к этой. — Она безошибочно ткнула в «Форд». — Я и девушку часто видела, у которой машина эта была, но до тех пор, пока ее не взорвали. А мужчину того я уже Юле рисовала. У меня память художника.
Аванесову бы радоваться такому свидетелю, но он точно знал по своему опыту, что дети таких возрастных групп составляют особую категорию свидетелей, и допрашиваются они в условиях крайнего дефицита доказательств. В оценке показаний детей он всегда соблюдал осторожность и не очень на них полагался. В его практике было несколько случаев, когда дети-свидетели уверенно опознавали преступника. Однажды девятилетняя девочка вместе с шестилетней подружкой уверенно опознали грабителя автолавки — водителя КамАЗа. Старшая даже назвала номер машины и направление, в котором она уехала. Подозреваемого задержали, а им оказался знакомый их матери, который раньше часто приезжал к ним домой. Все рассказы девочек об участии водителя КамАЗа в ограблении были фантазией и искажением фактов. Трудно сказать, как бы продвигалось расследование и к чему оно привело, если бы преступник, который оказался совершенно другим человеком, не был задержан с поличным.
— Молодец, Танечка, все подметила, все разглядела! Тебе не трудно будет нарисовать мужчину еще раз, а заодно и хозяйку взорвавшейся машины?
— Мне? Нет, — уверенно ответила девочка. Она взяла карандаш, придвинула к себе чистый лист бумаги и принялась рисовать. Взрослые терпеливо ждали.
— Что скажете? — тихо обратился Руслан к Мирославе Алексеевне.
— Вполне можно доверять. Фантазии есть, но в пределах подростковой нормы.
— В пределах нормы — это хорошо, — заметил Аванесов.
— Ну, вот так. Смотрите. Для меня так они похожи, — объявила Таня, закончив рисунки.
С одного листа бумаги пронзительными глазами смотрела Анна Красновская, с другого — угрюмого вида незнакомый мужчина, как две капли воды похожий на ранее исполненный юной художницей портрет.
— Ну какая ты талантливая, Танюшка! Тебе обязательно надо учиться на художника.
— Знаю, мне мама всегда так говорила.
Психолог ушла, подписав протокол и заметив на прощание:
— Девочка правда талантливая. Не дайте таланту пропасть.
— Ну, вот что, девчонки, приглашаю вас в кафе-мороженое, что напротив, там мы обсудим, как нам быть с явкой в социальную службу. Вас там ждут, ребенка надо определять, — укоризненно заметил он Юле. — Определять и параллельно искать родных — это процесс все равно небыстрый. Идите в кафе, делайте заказ, я вас догоню.
За минуту до выхода из кабинета к Руслану зашел сотрудник с фотороботом того самого мужчины, которого старательно изображала на рисунке девочка.