Женщина словно замерла, прислушиваясь, что происходит вокруг.
— Я знала, что этим кончится. Я чувствовала.
— Что же вы мне ничего не сказали при встрече, Татьяна Ивановна?
— Да нечего мне было говорить! Проходите. — Она махнула рукой в конец коридора. Он потоптался и подозрительно на нее посмотрел, ожидая, что женщина может заплакать и запричитать. Кошкина словно услышала его немой вопрос.
— Я все слезы уже выплакала. Не смотрите на меня жалостливо. Вы же пришли не за этим.
— Я пришел, чтобы прояснить обстоятельства гибели вашего мужа. — Руслан разозлился. Не нравится, что он смотрит жалостливо! Не поймешь этих женщин, радоваться ему, что ли?
— Расскажите, чем занимался ваш муж всю эту неделю.
— Ничем особенным не занимался. Он когда-то был хорошим сварщиком, но получил травму — ожог глаз. Руководство спустило производственную травму на тормозах, уговорило его бумаги подписать, премию выплатили. Он, дурачок, подумал, что они его и дальше держать на работе будут.
— А они и не подумали?
— Конечно, нет. Нынче ведь капитализм, и человек человеку совсем не брат, друг и товарищ. Тем более собственниками треста стали молодые мальчики, которым надо денег, сразу и много.
— Вашего мужа сократили?
— Именно так. Да, собственно, я ему сразу предлагала работу искать — сторожем в нашу школу, например. А он, ну патриот трестовский, говорит, не могу от ребят уйти, у меня там ученики. Я за них отвечаю. Ну а когда о сокращении узнал, почернел весь, целыми днями сначала молча лежал, к стенке отвернувшись, а потом пить начал.
— Сильно начал? — уточнил Аванесов.
— Сильно. Я вам соврала, когда сказала, что он пил последние два дня. Он и раньше любил к бутылке приложиться, а нынче удержу не стало. В школу ухожу — он еще пьяный, с уроков возвращаюсь — уже пьяный. Сколько я его просила, плакала — все без толку. Как подменили человека.
— А на что пил-то?
— На последние, что у него были. А когда деньги закончились, злой стал, грубый, денег у меня требовал, угрожал.
— А как угрожал? — Руслану нужны были детали, чтобы составить полный портрет Кошкина.
— Так и угрожал — шею обещал свернуть.
— И все-таки, Татьяна Ивановна, какие отношения связывали вашего мужа и вашего брата? Мне это очень важно.
— Ну, они всегда находили общий язык, пили вместе, о чем-то мужском говорили.
— Мог ваш брат без вашего ведома встретиться с Петром?
— Да кто же меня спрашивать будет! Если Васька ему позвонил, то он был бы рад-радехонек. От скуки дома изнывал.
— А сотовый телефон вашего супруга где?
— Да пропил он его, продал за копейки. А номер запишите, у меня сохранился. Вы знаете, — она оживилась, — недели две назад я пришла из школы, а он не так сильно пьян, слегка навеселе. Радостный такой был, в приподнятом настроении, говорит, скоро работа у меня будет. Денег много обещали отвалить. Я обрадовалась, начала расспрашивать, что да как, но он ответил, что это не мое дело. Устала я от его пьяных скандалов, честное слово, мне же не восемнадцать, хочу жить спокойно. Вот и поживу.
— То есть он нашел работу?
— Не знаю, он все последующие дни так пьяный на диване и пролежал, только однажды я видела, что кто-то был у нас дома, — стояли два стакана. Спрашивать не стала, чтобы не орал опять, да и какая мне разница, с кем он из дружков пил? А что, это Васька мог быть?
— Не знаю, — честно ответил Аванесов. — Василий Охрин в это время находился в городе, его следы замечены около места преступления. Найти мы его пока не можем. Может, вы подумаете все-таки, Татьяна Ивановна, где нам его отыскать?
— Не знаю, я не соврала вам, правда не знаю. Наверное, это Васька был. Он всегда хлебные корочки так надкусывает, разламывает и на столе оставляет — дурацкая привычка. Я надкусанный хлеб видела, но не подумала, что это он мог быть. Как мне это сразу в голову не пришло!
— В общем, однажды вы поняли, что у мужа был собутыльник. А когда он исчез?
— Да вот два дня как ушел.
— Вы не стали его искать?
— Где искать? У собутыльников? Позвонила его бывшему бригадиру — вдруг, думаю, по пьяни в трест поехал отношения выяснять? Но нет, говорит, не было, и слава богу, а то позора не оберешься. Я знала, что неладное случится. А тут вы в школу пришли. Я ведь про Ваську не подумала, но он, если что, мертвого уговорит.
— То есть он мог предложить вашему мужу поучаствовать в каком-то сомнительном дельце?
— Мой брат на все способен. А муж, он за последние месяцы в алкаша превратился. По пьянке и ради бутылки мог на все клюнуть. А что он сделал, скажите? Фотографию его показывали.
— Мы уточняем обстоятельства, ваш муж обвиняется в покушении на убийство. Он подложил взрывное устройство в машину одной женщине, Анне Красновской. Вам эта фамилия говорит о чем-нибудь.
— Нет, фамилия ничего не говорит, но про взрыв по телевизору видела. Да и в городе разговоров много. Как же так получается? — Она устало опустилась на стул.
— Ну, вот как-то так… А он разбирался во взрывных механизмах? Взрывное устройство было самодельным.
Татьяна Ивановна немного помолчала.
— Да, разбирался. Он в армии в инженерных войсках служил, знает работу минера — они там и минировали, и взрывали. Он мне после армии рассказывал. Я ведь его из армии два года ждала.
Квартира Кошкиных многое могла рассказать о своем хозяине. Он когда-то наклеил здесь новые яркие обои, теперь выцветшие и побледневшие. Створки шкафа висели криво и были перекошены. Не чувствовалось в доме мужской руки. Человек, когда-то любивший свое жилье, выглядел здесь уже чужеродно и неестественно. Он целенаправленно травил водкой свое тело и душу или то, что осталось от души.
— У меня на руках ордер на обыск, Татьяна Ивановна. Возможно, взрывное устройство изготавливалось у вас дома.
— Ищите что хотите, мне уже все равно.
Аванесов лишь подумал, что же надо сделать с любимой женщиной, чтобы услышать после смерти вот такой ответ…
Глава 32. Семейная территория Льва Бельстона
Первый шок у Левы прошел.
«Так не бывает, — дал он себе установку. — Не бывает!»
Зря сам себе начал что-то придумывать. Столько времени прошло, не могло быть у него дочки с Машкой, не могла она скрыть от него такое известие, потому что любила. Он тоже любил, но в какой-то миг, когда мужчина принимает решение, он засомневался, заколебался, подверг сомнению их отношения. Марк все время зудел над ухом:
— Она мешает тебе в достижении нашей цели!!!
А какой цели? Какая у человека может быть главная цель в жизни? Конечно, найти свою любовь и быть счастливым, а потом уже — построить свой дом, посадить дерево, родить детей. Конечно, должно быть у мужчины любимое дело, которым нужно заниматься как можно дольше, и чтобы это дело приносило доход. Но все это теряет смысл, когда нет любви, когда дом постылый и даже работа, которая в удовольствие, не приносит радости. Он посмотрел на Фриду — жена спала. Ее черные разметавшиеся волосы походили на множество тонких змей. Она вдруг напомнила ему мексиканскую художницу Фриду Кало.
Ну конечно! Как он мог сразу этого сходства не заметить! Брови, овал лица и одно и то же имя.
Когда-то в юности он неплохо разбирался в живописи, пытался рисовать портреты. Его интересовало творчество многих художников, только вот картины Кало, насыщенные символами и фетишами, вызывали отторжение. Чего только стоит образ кровоточащей артерии, соединяющей сердца двух Фрид! Почему он об этом вспомнил именно сейчас? Какое отношение имеет женщина со сломанной судьбой, с восемнадцати лет прикованная к койке Фрида Кало, к его сегодняшней жизни? Только то, что его жену тоже так зовут — Фрида? А может, не зря он сегодня вспомнил об этом, а в юности просто не разглядел свой знак в ее сложных и загадочных картинах, потому что его артерии тоже соединяют два сердца — его и Машино, и ничего поделать с этим он не может.
— Ты здесь? — Его жена очнулась. — Что это было?
— Это ты мне скажи, что это было. Тебя нашли в ванне с перерезанными венами.
— Это тебя не касается. — Она была резкой и нервной.
— Тебе надо показаться психиатру. Так сказал врач, и отец настаивал. Я должен позвонить ему.
— Не надо никуда звонить. Это все ты! Ты! Я не могу тебя видеть! Я никогда тебя не любила! — выпалила она. — Никогда!
Ему вдруг стало легче дышать, словно раньше болевшие гланды вдруг успокоились, и кровь перестала идти горлом.
— Я тоже тебя не люблю, Фрида. Но я люблю нашу дочь, и это нас связывает на всю жизнь.
— Меня ничего с тобой не связывает! Ты тюфяк, обычный, простой тюфяк. Все, чего ты добился в жизни, — это удачно женился на мне. Вернее, это я тебя на себе женила. Чтобы всегда быть рядом с Марком, идиот!
— Фрида, успокойся!
— А я и не волнуюсь. Уходи, я не хочу тебя видеть!
Он набрал телефон Гранца.
— Адольф Францевич, Фрида пришла в себя, и у нее опять истерика. Если можно, приезжайте, мне нужно срочно уехать.
Конечно, он идиот, и Марк тут совсем ни при чем. Он не раз ему намекал, что его жена ведет себя иногда как продажная девка, но Лева не хотел этого видеть и знать. Берег так называемое семейное счастье. Вот только сейчас ему никак нельзя опоздать, и он набрал номер телефона, по которому просили позвонить в случае, если кто-то знает родственников девочки Тани.
— А вы кто? — поинтересовался задорный девичий голос.
— Мне кажется, я знал мать девочки, — уверенно сказал Лева.
— Тогда приезжайте в кафе «Мороженое». Мы с Таней здесь. — И девушка продиктовала адрес.
Кафе было рядом, только вот парковаться негде — машина на машине. Лев покружился немного и нашел место. А почему они с дочерью не ходят в кафе просто так, поесть сладкого и поболтать ни о чем? Фрида предпочитает отдыхать за рубежом, а ребенка сплавлять гувернантке.
— Здравствуйте, девушки. — Он узнал Таню, которую показывали по телевизору.