— Не надо, чтобы в институте об этом знали, по крайней мере, пока, — попросил он.
Она заискивающе согласилась, потому что поверить не могла, что у нее появился молодой муж, которого она готова холить и лелеять.
У Иланы Наумовны было достаточно связей и денег, чтобы устроить его в престижную авиакомпанию и заняться его карьерой. Она любила мужа так нежно и так беззаветно, преданно, что его порой это раздражало. Вместе они практически нигде не появлялись, домой к себе никого не приглашали, и когда через три года Илана родила двойняшек-дочерей, знакомые только руками разводили:
— Вот что значит молодая кровь! Даже эту еврейку заставил родить.
Илана Гранц ушла с работы, забросила системный анализ и всецело посвятила себя любимому мужу и дочерям. Адольфу нравилось, когда женщина подчинялась правилу трех «К» — «Kinder, Küche, Kirche»: «Дети, Кухня, Церковь». Привыкший к постоянным лишениям и ограничениям, он чувствовал себя центром вселенной. Усики по настоянию мужа Илана давно удалила.
Гранц не отказывал себе в роскоши, купил дорогую машину, мог позволить дорогих женщин и изрядно опустошил денежные запасы умершего профессора. Но удивительно: приобретя статус женатого мужчины, он внешне начал быстро стареть, для Иланы же время словно остановилось. Казалось — она забрала его молодость и с удовольствием поделилась с ним своим опытом.
По карьерной лестнице он продвигался хорошо, благо всегда помогали связи жены и ее удивительное национальное чутье. Илана давала советы редко, но каждый из них был на вес золота. Про заветный конверт он никогда не забывал и однажды, прилетев в Германию, начал искать в Кёльне Мартина Гранца. Адрес, который он хранил, был недалеко от его гостиницы. В серый дом он звонил долго, и когда ему открыли, так же долго объяснялся на дурном немецком. Как потом Адольф понял, Мартин Гранц здесь действительно жил, но сейчас «Er ruht auf dem Friedhof» — покоится на кладбище. Родственников у него не осталось. Адольф Гранц не предполагал, что это известие будет иметь для него такой разрушающий эффект: он плакал, как мальчишка. У него исчезла мечта, другая реальность, и он был зол на весь мир. Спокойный и взвешенный прежде, он стал нервным и напряженным. Ему не помогали многочисленные встречи с женщинами, коньяк и другие увеселения, его душа хотела драйва, накала и простора. Откуда-то вылезла застарелая генетическая обида «на них», которые согнали представителей лучшей нации — немцев — на эту холодную территорию. У него был единственный шанс, тайно взращенный и глубоко спрятанный, изменить бесстрастную нынешнюю жизнь на настоящую. Теперь этого шанса не осталось.
То ли от охватившего его отчаяния, то ли от приступа ненависти ко всему, что его окружает, он ввязался в одну аферу, которая вначале казалась беспроигрышной, а потом затрещала по всем швам. Об этом этапе своей жизни Гранц не любил вспоминать, он вычеркнул те годы из своей биографии. Как всегда, его спасли Илана и девочки. Он давно уже — благочестивый и важный отец семейства, обожаемый муж, любящий отец и любимый дедушка.
Нет, он не восторгался выбором дочерей, сами близнецы и выбрали близнецов. Оно того стоило? Ради такого счастья они с женой недосыпали ночей и мечтали, как удачно выйдут их дочери замуж? А тут еще Фрида, чертова кукла, яростная и неукротимая, придумала любовь к Марку, мужу сестры. Он не позволит выносить «сор из избы», никто не должен знать ни о попытке самоубийства, ни о страданиях его дочери по чужому мужу! Если надо, он найдет хороших психиатров и поместит дочь в клинику. Лев недавно звонил, и они с Иланой сейчас поедут к Фриде, где предстоит серьезный разговор, и если он поймет, что девочка не сделала никаких выводов, — дорога одна: в психиатрическую лечебницу. Свое негодование по поводу зятька, находящегося в больнице, он еле сдерживал. Мальчик, вероятно, решил, что можно облапошить старого Гранца, и перевел его же деньги в офшоры. Гранц умеет ждать, Марк должен прийти в себя и все рассказать. А еще Соня, ее истерика по поводу беременной любовницы мужа… Илана об этом еще не знает. Он не позволит делать из своей семьи посмешище! Только вот времени у Адольфа Гранца совсем нет.
Глава 34. Анна и Лиза Красновские
Анна застыла, как восковая фигура. Зря она послушалась Лизу, да и свое сердце тоже, — не надо было идти в больницу! Его жена права, это дело их семьи. Лиза вопросительно посмотрела на сестру.
— Она просто презирает меня. Зря мы сюда пришли, — печально сказала Аня.
— Ничего, ей тоже жизнь медом не покажется!
— Ты что-нибудь ей сказала?
— Ничего особенного!
— Лиза, ты что-нибудь ей про меня лишнее сказала?!
— Ничего особенного, пусть не выделывается! А то «раскудрявилась, распушилась», мы да мы… Надо было за своим мужем лучше смотреть!
— Лиза, я делаю глупость за глупостью. Наверное, мне надо, во-первых, уволиться из компании, а во-вторых, уехать из города. Зачем тут Санта-Барбару разводить?
— Ты уже развела, поздно! — раздраженно возразила сестра.
— Я ребенка завела для себя, понимаешь, для себя! Женский век — он так короток, а возрасток у меня уже…
— А куда ты собралась уезжать, Анечка?! Мама здесь, я здесь, кто ребенка будет помогать поднимать? Олигарх твой Стонбель? Или как его, Бельстон! Любимый Марк? Его вон как семья охраняет, как церберы, муха не пролетит! А ты, интересно, ребенка собралась на свою зарплату воспитывать или все-таки на алименты рассчитываешь? Пусть он раскошелится, тогда с его жены-мерзавки собьется спесь!
— Ты все-таки рассказала его жене?
— А чего мне бояться?! Пусть теперь эта Сонька боится, что ее дорогой муженек к другой уйдет, пусть повертится, как уж на сковородке!
— Лиза, я прошу тебя уйти. — Аня расплакалась. — Мне и так плохо, а ты, вместо того чтобы поддержать меня, болтаешь лишнее его жене!
— Ах, это я теперь во всем виновата! Это вместо спасибо, сестренка? Как машину взорвали, так ко мне! Тогда делай как знаешь! Только сестра-то у тебя одна, а эти, — Лиза погрозила кулачком куда-то наверх, — эти пусть знают!
Лиза демонстративно выразительно посмотрела на сестру.
— Все! На меня можешь больше не рассчитывать. — Она развернулась и направилась к выходу.
Анна так и осталась стоять около больничных дверей. Ей хотелось сейчас просто побыть одной. Может, действительно собраться и уехать куда глаза глядят? А то слишком много значат мужчины в ее жизни, а она как-то умудряется растворяться в них без остатка. Неправильно это. Нельзя увязать в отношениях, забывать про себя, но никак не получалось у нее оставаться загадкой и тайной для мужчины, она вон всегда на виду. Телефон с восстановленной симкой загудел в сумке. Анна подумала, что это Лиза. — Она обычно отходчива, но голос был другой.
— Аня, это Юля Сорнева, ваша вечерняя гостья. Звоню узнать, как вы.
— Плохо, Юля. — Сама не ожидая, Анна навзрыд заплакала. — Плохо, мне очень плохо!
— Аня, вы где находитесь? Я сейчас приеду.
Через пятнадцать минут около больницы остановилось такси, на котором приехала Юлька. Анна так и стояла у входа в больницу.
— Что случилось, Аня? — спросила Юля.
— Ничего особенного. Мне просто указали мое место.
Лицо у девушки было словно каменным, ни одна мышца не дрогнула, словно маска. Да и в самом обличье присутствовал только серо-белый цвет, как будто вся энергия выплеснулась и растворилась в окружающем пространстве.
«Спасать надо девушку», — сказала себе Юлька, правда, сегодня из нее спасатель никакой. Мало того, она пропустила на фестивале мастер-класс, да еще не могла прийти в себя от встречи со Львом Бельстоном, от его откровенного рассказа. Танечка пока пристроена на ночь опекой — не будет же она ссориться с городскими социальными службами, которые после выхода новостей развернули бурную деятельность! Да и девочка как-то спокойно отнеслась к тому, что пока поживет на нейтральной территории, главное — нашелся отец, который готов пройти все необходимые формальности и забрать дочь к себе.
Юлька не могла не приехать к Анне, потому что совсем недавно по-журналистски бесцеремонно вторглась в ее личную жизнь. Она теперь не может бросить девушку — по крайней мере, поддержать ее обязана. Юле не очень нравились женские истории о любовницах, женатых мужчинах. Лично у нее таких историй не было, но она представила, как неловко чувствовала бы себя на Анином месте. Впрочем, Юлька никому не судья и не прокурор, пусть каждый разбирается со своей жизнью сам. Сейчас ей нужно отвлечь Аню от тяжелых и неприятных мыслей.
— Давай пойдем в соседний супермаркет, там, в кафешке, всегда бывает горячий шоколад. Как ты смотришь на то, чтобы добавить себе калорий за счет поедания шоколада?
Анна кивнула и молча пошла за Юлей. Горячий шоколад для девичьей души — настоящее лекарство. Тут Юльку озарило, и она начала рассказывать о Таниной истории — без фамилий и привязки к местности. Пусть Аня отвлечется от своих грустных мыслей и порадуется за маленькую беглянку, что ее история закончилась хорошо. Вот только про то, что к этому имеет отношение Лев Бельстон, Анне знать не обязательно, слишком болезненна для нее сейчас эта фамилия. Она и так сама не своя.
— Хорошо, что отец нашелся, а так бы непонятно, что дальше с девочкой приключилось, — произнесла Аня. — Столько сегодня всего произошло! Мне надо все обдумать.
— Знаешь, в жизни у каждого бывают периоды, когда нужно остановиться и оглянуться.
— Значит, и у меня время пришло. Мне надо уже домой. — Аня засобиралась.
— Давай уж я тебя провожу.
Они дошли до подъезда молча, и каждая думала о своем: Аня — о том, как жить дальше, а Юлька — о девочке Тане и непредвиденном появлении в ее жизни отца Бельстона. Вот только стоит ли об этом писать?
«Стоит, — ответила она себе, — только вот имена изменю. Нельзя журналисту такими историями пробрасываться».
Юля проводила глазами Аню, которая зашла в подъезд, и тут увидела, что держит в руках чужую сумку.