— Ну вот, теперь лучше, — сказал он просветленно.
Со своим ростом и кудрями на голове Тимоти немного походил на Байрона… но Байрона, который много кутил. Он один из последних потомков ирландской аристократии, а фамилия его рода упоминается в Барке. Этого было достаточно, чтобы он позволил себе не работать, но не хватало для роскошной жизни. Бедолаге достались все те несчастья, которые сваливаются на всех ирландцев, начиная от любви к бутылке и кончая таким дорогим удовольствием, как игра. Тем не менее, мы вместе ходили в школу и, к несчастью, ни тот ни другой не привыкли носить галстук, символ принадлежности к старым кланам.
Воспоминания о совместно пережитых неудачах установили между нами своего рода дружеские узы. Наши друзья, если их возможно таковыми называть, принадлежали к другому кругу, но его я особенно любил и находил забавным. Вернее я любил его настолько, что позволял себе предложить ему недорогую выпивку или положить на зуб что-то несущественное.
— Итак, мой несмышленый ирландец, что новенького в вашем квартале великой столицы?
Он любезно принял предложенную ему сигарету, будто я был обязан это сделать, и прикурил её с легкостью, соответствовавшей потертости его брюк.
— Что ты думаешь о ящичке скотча?
Когда Риордан начинает говорить о делах, самое время осмотреться вокруг и убедиться, что поблизости нет шпиков в гражданском, одновременно наняв несколько агентов прикрытия.
— И так, чтобы было побольше кубиков льда?
Он попробовал было рисоваться, но вспомнил, что разговаривает с тем, кто его хорошо знает.
— Он, правда, дороговат. Но это не ворованный, отборный товар, но несколько дороговатый. Двадцать пять шиллингов бутылка.
— За подобную цену оно должно переливаться через край. Нет, спасибо.
Он потряс своими длинными локонами под Дилана, будто находил, что со мной очень трудно договориться.
— Тогда немного наркоты отличного качества? У меня прекрасная партия, практически неограниченная.
Несколько минут я прокручивал подобную мысль.
— Это подходяще, подходяще. Сколько?
Он посмотрел на меня испытующим взглядом, взвешивая, до каких пор можно со мной торговаться, сколько можно содрать со своего старинного однокашника. Я говорю вам, у этих суховатых ирландцев в венах еврейская кровь.
— Семь фунтов унция.
Подумав немного, я отрицательно покачал головой. Одной из причин была работа на Квина: он считал, что я подвергся очистке и таким образом одна из форм воздействия на меня отпала. Была и ещё одна причина.
— Нет, пожалуй я откажусь, но признателен тебе за весьма соблазнительное предложение. Однако с теперешними шпиками, стучащими по ночам в вашу дверь, и торговлей наркотиками, ведущей в Тауэр… нет. Игра не стоит свеч по эту сторону Ла Манша. Будь я за рубежом, тотчас бы согласился. Но подобное не проходит в Лондоне, где орудует Бригада по борьбе с наркотиками с их ищейками, слоняющимися по улицам в поисках малейшего намека на гашишевое облачко.
— Жаль, — вздохнул он, — наступают тяжелые времена для человека, только и мечтающего покурить одному или с друзьями.
Я предложил Стеф принести ещё стаканчик для поднятия его морального духа.
— Ну что тогда я могу сделать для тебя, Филип, золотце мое?
— Поставить мне информацию.
В его голубых глазах зажглись огоньки. Каким-то образом замкнулась цепь в устройстве, которое он называл мозгом.
— Ах да. Ты работаешь в министерстве, не так ли? Я совсем забыл. В таком случае у меня есть для тебя кое-что. Свежачок, и стоит тысячу фунтов.
Я сплюнул в стакан и хладнокровно спросил себя, где это такая голь, подобная Тиму Риордану, могла подобрать информацию, стоящую подобную сумму.
— Ты шутишь.
— Вовсе нет. Тысяча фунтов. И наличными, пожалуйста.
Шпионаж подобен плесени, — сказал я мысленно. Вскоре у меня не будет друга, который не участвовал бы в деле. В прошлом году со мной случился шок, когда я понял, что лорд Килмэрри, мой друг и титулованный сводник, работает на тех же людей, что и я. И теперь вот Тимоти, с видом персонажа Ле Карре, пытается всучить мне телефонный номер Косыгина, или что-то в этом роде.
— Я не могу дать подобной суммы за сплетни, так же как осуществлять подобные операции от имени моих работодателей. Я уже достаточно кормил их пустышками. Если у тебя есть возможность намекнуть на источники, я смогу может быть влить в тебя немного наличности.
Тот угрюмо рассмеялся и поглубже завернулся в дряхлую дубленку стиля Великой Битвы за Англию, которую носил в холода.
— Речь идет не о сплетне, и если ты считаешь, что я раскрою свои источники, то тебя пора упечь в одиночную палату в психушке. Но на твоем месте, золотце, я бы серьезно подумал об этом.
Риордан — вещий ворон — новая грань его личности, которую я позже постараюсь изучить. Мы сменили тему.
— Сегодня вечеринка на Кингс-роуд. Напротив «Ауджи». Ты идешь туда? — спросил я.
— О, да. Я слышал об этом. Куколка отмечает свою первую большую роль. Она сразу перешла на водевили. Боюсь только, что она слишком торопит события. Она никогда не продвинется дальше монтажной и кровати ассистента оператора. Да, может быть я заскочу.
Мы ещё поболтали о том, о сем, потом он ушел и, ласково распрощавшись со Стеф, я последовал его примеру и вышел на улицу. Я направился к реке и перегнулся через парапет, рассматривая обломки ящиков из-под апельсинов, использованные презервативы, мертвых чаек и все прочее, что несет наша грязная Темза. В действительности у меня создалось впечатление, что Риордан меня предупреждал. В этом, может быть, заключалась его техника продажи, но кто мог ему сообщить, что я занимаюсь сбором сведений? Сам я никогда не говорил ему об этом, а единственными нашими общими знакомыми были Вероника и Рикки Килмэрри, уехавшие к чужим берегам. К тому же они были связаны клятвой молчания, даваемой в нашем заведении. Документ, можно сказать, подписывался кровью. Я не любил всего этого. Я начинал чувствовать, что не могу переварить подобное, признак, говорящий о том, что в моем теле не все в порядке.
Я думаю, что не существует на земле более слабого типа, об этом я мог узнать, если бы занялся астрологией или расшифровкой каббалистических знаков. Что-то каким-то образом принимало странной поворот. А чувство несварения я унаследовал от своего предка, неуемного монарха. Самое время подумать о причинах провала.
Так как я знал, что мне нечего делать в конторе, то у меня было время для размышлений. Я решил вернуться домой, расслабиться и немного пораскинуть мозгами. Я сел в такси и указал шоферу адрес, велев воспользоваться дорогой, которая проходит не ближе километра от бастионов VI Пи-Эн. (Для любопытных: эта криптограмма означает Нейтральные страны и Страны неприсоединившиеся, создавшие тайную сферу операций. Идея Руперта Генри Квина). Это было несколько дороговато, но стоило затрат, ибо я избегал яростных пиканий моего холерического шефа.
Моя квартира была в Хэмпстеде, в четырехэтажном доме, с одной квартирой на этаже. Моя — на самом верху, иначе говоря, у меня из квартиры самый прекрасный вид, но и самый долгий путь за почтой или молоком. Типично лондонский дом, открытый всем ветрам. Наша улочка не из тех, что печатаются на брошюрах о Лондоне, а из типичных для Хэмстеда. Ветхий дом викторианского стиля, с портиком, поддерживаемым двумя псевдокоринфскими колоннами. Владелец дома выкрасил его двери в зеленовато-оливковый цвет с кремовым обрамлением, пытаясь таким образом привлечь новых и богатых жильцов.
Со стола в вестибюле я взял письмо и начал долгий подъем, ведущий к нескольким квадратным метрам по баснословной цене, числящимся моим жильем. Послание было из министерства социальной защиты и, естественно, в нем был вопрос о моих доходах. Я весь был поглощен расчетами — я им должен, или, может быть, они мне, когда слегка запыхавшись оказался перед дверью своей квартиры.
Мне не потребовалось много времени, чтобы выбрать нужный ключ в огромной связке и открыть сверхсложный замок, способный задержать незадачливого грабителя на пару минут. Я вошел в гостиную, продолжая взвешивать свои шансы на получение пособия. Там, куда меня посылали, я научился осторожно входить в комнату. Предупреждали, что за вами не должно быть света, нельзя резко открывать дверь, нужно входить согнувшись пополам и таким образом не превращать себя в крупную мишень, быстро перемещаться, не зажигая света. Но все это невозможно выполнить одновременно, тем более чувствуя себя идиотом, если действовать подобным образом в пустой квартире. Вот почему я был уже посредине комнаты, продолжая читать, характерный мелкий министерский шрифт и расшифровывать неясный жаргон, когда услышал команду:
— Руки вверх.
Письмо выпало из рук, когда я оборачивался. В кожаном отделанном кнопками кресле развалился загорелый крестьянского вида мускулистый блондин с облегченным револьвером «Смит-энд-Вессон», направленным прямо мне в живот. По тому, как он фамильярно обращался с оружием, я понял, что он знает, что делает. Мой живот свело судорогой, я почувствовал, что у меня затряслись колени, что из моего давнего опыта означало все нарастающий страх. Такой долгожданный палач наконец-то пришел.
— Успокойтесь, — сказал человек, но черная дыра его пистолета продолжала глядеть мне в сердце. Он отпил глоток коньяка из стаканчика, ему хватило ума налить его туда. Может быть, это всего лишь грабитель, застуканный на месте? Будь это так, он собрал бы все то, что смог унести, включая и его ужасный револьвер. У этого здоровяка-убийцы была внешность фермерского сына, а старая спортивная твидовая куртка на нем усиливала это впечатление.
Он походил на игрока в регби по субботам, напевающего похабные песенки под душем. Здоровый румянец говорил о том, что бо́льшую часть времени он проводит на свежем воздухе. На нем были большие коричневые ботинки, обычно используемые во время охоты и военного типа галстук. На вид ему было лет тридцать пять, светлые волосы зачесаны назад и зафиксированы бриллиантином. Если его встретить на улице, то можно подумать, что это безобидный деревенский парень, саксонских кровей, стопроцентный англичанин с голубыми наивными глазами. Изрядное количество выпитого пива уже начало сказываться на его талии, но его похожие на сосиски большие пальцы, небрежно сжимающие оружие, полностью разрушали это выражение простака. Его глаза следили за мной с микрометрической